НА ЛИТЕРАТУРНОЙ
КОНСТРУКТИВИЗМ и КОНСТРУКТИВИСТЫ
КОНСТРУКТИВИЗМ И ПОЭЗИЯ
ГОСПЛАН ЛИТЕРАТУРЫ
КОНСТРУКТИВИЗМ И СОЦИАЛИЗМ
ЕВРОПЕЯНКА
ПЕРЕХОДНИК
КЕНТАВР РЕВОЛЮЦИИ
ФИЛОСОФИЯ УЛЯЛАЕВЩИНЫ
ИДТИ ЛИ НАМ С МАЯКОВСКИМ?
ВСТРЕЧИ
ВСТРЕЧА НА НЕВСКОМ
«ОЧАРОВАННЫЙ СТРАННИК» РУССКОЙ ПОЭЗИИ
БРЮСОВ. ПОЭЗИЯ И ГРУЗ ВСЕЛЕННОЙ
ЛЕГЕНДЫ О МАЯКОВСКОМ
писатель и ВЛАСТЬ
ОДНА ВСТРЕЧА У М. ГОРЬКОГО
В ИЮНЕ 1954 ГОДА
ПАРАДОКС о КРИТИКЕ
ПАРАДОКС О КРИТИКЕ
КАМО ГРЯДЕШИ?
ЛИТЕРАТУРА И ЧЕЛОВЕК БУДУЩЕГО
notes
1
2
КОРНЕЛИЙ ЗЕЛИНСКИЙ
НА ЛИТЕРАТУРНОЙ ДОРОГЕ
ПОВЕСТЬ ВОСПОМИНАНИЯ ЭССЕ
АКАДЕМИЯ-XXI
2014
ББК 83.3(2)
УДК 82.091
З 49
Зелинский К.Л.
З 49 На литературной дороге. Сборник статей. – Академия-XXI, 2014. – 496 с.
Корнелий Люцианович Зелинский (1896–1970) литературовед и критик, один из основателей и теоретик литературного конструктивизма в СССР. В книге представлены программные статьи и литературные портреты из сборников конструктивистов 1920-х гг., воспоминания о Блоке, Маяковском, Хлебникове, а также не публиковавшиеся при жизни автора записки участника встречи писателей со Сталиным в 1934 г. и свидетельства современника о последних годах жизни Фадеева. Размышлениям о роли литературной критики в общественном сознании посвящены несколько статей 50–60-х гг. Автобиография автора публикуется впервые. Сборник адресован всем интересующимся историей литературы советского периода.
ББК 83.3 (2)
УДК 82.091
ISBN 978-5-91428-050-2
Переплет:
К. Юон. «Новая планета». Фрагмент. 1921
Форзацы:
фрагменты газеты «Известия ЛЦК»
(приложение к книге «Госплан литературы»). 1925
Фронтиспис:
К. Зелинский, 1946
© К.Л. Зелинский, наследники, 2014
© А.К. Зелинский, предисл.,состав, 2014
© Г. Ваншенкина, дизайн, 2014
ISBN 978-5-91428-050-2
© Академия-XXI, 2014
СОДЕРЖАНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ СОСТАВИТЕЛЯ
Должен признаться, мне нелегко было взяться за эту работу. Не раз и не два она откладывалась, хотя я и чувствовал необходимость издания сборника работ моего отца.
Литературная критика всегда была довольно узкой сферой в общественном внимании в сравнении с художественной литературой. Тем более – в наше время, когда она стала уделом специалистов. Но во времена далекого уже начала ХХ века она воспринималась образованным обществом как арена борьбы идей. Так было и в предреволюционные годы, и особенно в бурные двадцатые, когда рождалась советская культура, новая советская эстетика. Конечно, с позиций сегодняшнего дня многое представляется спорным, а то и неверным – что ж, это преимущество потомков – судить, так сказать, с расстояния, зная уже последствия исторических шагов. Но я бы не хотел судить. Хочу понять. Об этой эпохе написано уже немало книг и будет, вероятно, написано еще больше.
Почему значительная часть образованной российской интеллигенции так легко и с готовностью восприняла коммунистические идеи? Почему крупные и талантливые писатели, такие, как Горький и Брюсов, Есенин и Маяковский, например, стали идейными союзниками большевиков? Обожествили и идею, и затем персонально Ленина? Только ли это были мотивы выживания или карьеры?
«И вот случилась дивная вещь: так свершились исторические судьбы, что Россия, минуя все дороги старших, культурных западных сестер своих, первая вышла на всемирную дорогу социализма, дорогу всечеловеческого братства».
(«Конструктивизм и социализм»)
Ленин посулил русской интеллигенции и всему народу воплотить в жизнь великую мечту справедливого общества. Перекроить Россию. Перекроить весь мир.
«Россия сразу оказалась впереди всех самых смелых мечтаний».
(«Кентавр революции»)
Это был Великий Искус – строительство нового мира с чистого листа. Для очень многих из молодого поколения интеллигенции это была любовь, первая любовь – чистая, незапятнанная задними мыслями и расчетом. Вот как это воспринималось тогда:
«Истории было угодно, чтобы социальная революция совершилась впервые именно в России. Среди ее степей и бездорожья, среди ее кромешной тьмы, ее тухлых овчин, перин и блинов, над юродивой, вшивой ее былью разрядилась историческая гроза. Над ее просторами впервые пошли бури и над ней разразилась первая молния, предвестие аккумулированных историей сил, озарив «разумом» ее действительность».
(«Улялаевщина»)
Хотя расчет все же был: никогда еще в мировой истории не представлялось такого шанса немногим избранным перевернуть мировой порядок. Это была невероятно почетная и благородная задача: нести людям счастье, рай на земле.
Коммунистическая муза, одушевлявшая творчество энтузиастов революции, состарилась и одряхлела уже через 10 лет, в 30-е годы, но немало мужей искусства еще смотрело на свою спутницу и видело не ее согбенный и отталкивающий облик, а ту прекрасную, какой она была когда-то. И продолжали любить – несмотря ни на что. Не так просто человеку отречься от своей молодости, признать, что был обманут. Этим, на мой взгляд, объясняются многие судьбы и многие события, происшедшие гораздо позже – в 30-е, 40-е, вплоть до смерти Сталина и ХХ съезда.
Корнелий Зелинский был человеком того поколения интеллигенции, молодость которой пришлась на революционные годы, – мечтателей и зодчих нового мира, сияющего коммунистического будущего. Романтиков, рыцарей и солдат революции. Одухотворенность, подвижничество – вот что вело их сквозь все нищие и голодные 20-е годы.
«Так принимают революцию и так за ней идут люди, которые н е хо -тят или не могут оглядываться. Так пошло за революцией то поколение интеллигенции, – поколение Луговского, – которому мечта о каком-то светлом, социалистическом переустройстве мира передана в наследство Герценом и Чернышевским, передана из рук в руки, как материнский нательный образок».
(«Кентавр революции»)
Литературный конструктивизм в начале двадцатых годов прошлого века возник как орудие строительства новой жизни и задуман был как орудие, наряду с вполне материальными орудиями, – как тачки и лопаты. Мне кажется, Корнелий Зелинский и его соратники по ЛЦК (Литературный центр конструктивистов) – И. Сельвинский, В. Инбер, Вс. Иванов, В. Луговской и другие – именно так это и чувствовали, ощущая себя в ряду других строителей, участников великой стройки. Об этом говорит их творчество того периода. Созидание нового мира ими ощущалось в первую очередь как творческая задача гигантского масштаба. Почему именно конструктивизм? Возможно, от желания помочь общему делу как можно эффективнее, пойти рациональным путем. Привлечь передовую науку, технику, достижения лучших умов человечества, чтобы быстрее и качественнее возвести светлое здание социализма.
«Несомненно, что в ближайшие десятилетия научно-технический мир в самом широком смысле этого слова в несравненно большей и всевозрастающей степени будет входить в наше мирочувствование, входить основной частью и в нашу психологию. Еще никто серьезно не задумывался над этим вопросом, а вместе с тем прогрессивный рост техники с начала нашего столетия – это самое значительное всемирно-историческое явление. Техническое «бытие» будет в гораздо большей степени «определять наше сознание», чем это мы сейчас предполагаем, причем вовсе не своей внешней декоративно-конструктивной частью, а логикой своих проблем, значительностью своих обобщений, вдыхаемых в нас сотнями тысяч машин, автомобилей, аэропланов, физических приборов».
(«Улялаевщина»)
Это шло от души, от искреннего желания помочь как можно лучше делать общее дело. Но помимо этой рациональной логики существовала и другая, на первых порах воспринимавшаяся как иррациональная. В ее рамках передовая техника воспринималась только как знак капиталистического Запада, глубоко враждебный поэтому идее социализма. Это была партийная логика, где идеология стоит выше материи. Она и победила, вопреки Марксовым постулатам.
