Остаток дня она провела, разрываясь между работой и заботой о новом питомце. Личка кипела и клокотала гневными вопросами: «Где фото?» – будто все клиенты, которых Аня снимала в этом году, разом решили вспомнить о ней. Иногда, впрочем, попадались и вопросы, можно ли заказать фотосессию.

Ворон в ванной шуршал и с громким карканьем терзал плюшевое чудовище, которое попалось Ане по дороге домой у мусорных баков. Вообще для дикой птицы, да тем более взрослой, он проявлял чудеса покладистости. Его не пришлось долго подманивать едой, чтобы, укутав полотенцем, обработать ранки на крыле и спине. В ванную комнату он залетел не с первой попытки, тут пришлось попотеть, но потом, когда она приходила проведать нового питомца, не пытался вырваться на свободу. «Больной, наверное, – подумала Аня. – Или на голову ушибленный».

Вечером, ближе к закату, она решила выпустить ворона из заключения и дать немного прогуляться по квартире. Дверь на кухню она предусмотрительно закрыла, спрятала клавиатуру и всякие мелочи в ящик, чтобы не привлекали внимания, попрятала еду. Пустую коробку, чтобы, если что, загнать птицу туда, держала наготове. Аня не очень понимала, что ей делать, как не навредить. В конце концов, у неё никогда не было даже попугайчиков, что уж говорить о воронах!

Поначалу всё шло неплохо. Птица посидела на спинке компьютерного стула, вновь поклевала стойки для дисков, в полёте ляпнула на диван, но в остальном проявляла чудеса благовоспитанности. За окном темнело, Ане казалось, что теперь-то её новый питомец должен начать успокаиваться, готовиться ко сну, и она может пойти привести в порядок ванную. Но не успела она домыть испачканные полы, как из комнаты донёсся истошный птичий вскрик. Аня бросилась на помощь и увидела, что ворон спустился на пол и сидел там, нахохлившись. Он больше не каркал, не бил крыльями, но казался больным и вялым. Надежда, что можно будет обойтись без ветеринара или потратить на него поменьше, рассеялась как дым.

Всё так же внезапно ворон распахнул крылья, наклонил голову и начал трястись и дёргаться, сопровождая эти странные движения новыми воплями. Аня оцепенела.

– Вот только припадков мне не хватало, – пробормотала она себе под нос, и птица вновь, словно поняв её слова, успокоилась, затихла.

Аня стащила с кресла клетчатый флисовый плед, растянула, чтобы было поудобнее, и, приговаривая ласковым голосом, подхватила ворона с двух сторон и усадила в коробку. Она боялась, что в комнате птица ударится обо что-нибудь головой или крыльями.

Птица вновь забилась в загадочном приступе. На этот раз он длился дольше предыдущего, но кончился так же резко и внезапно.

За окном разгорался удивительной красоты закат. Если Аня за что-то и любила свою новую квартиру, так вот за такую возможность наблюдать за разворачивающейся перед ней панорамой: окнами соседних домов, сверкающими на солнце, переливами алого и золотого, синими и фиолетовыми подбрюшьями облаков, лесопарком, чернеющим на горизонте.

Сейчас ей было не до того. Она бросила на небо короткий взгляд и вернулась к компьютеру. С клавиатурой пришлось повозиться, система грузилась слишком долго, а птицу ещё раз скрутил и резко отпустил приступ. Аня в сердцах пнула системник. Он ответил ей злобным гулом.

Аня замерла в ожидании следующей серии вскриков и подёргиваний, но ворон в коробке вдруг успокоился, как будто повеселел и принялся чистить перья. Компьютер всё ещё продолжал загружаться. Аня подумала, что, если она сейчас отойдёт на минуту и сделает себе чаю, чтобы не беспокоиться, ничего страшного не произойдёт.

Она успела залить кипятком чайный пакетик, когда из комнаты донёсся громкий и отчаянный, почти предсмертный вопль. Машинально схватив кружку, она кинулась к дверям.

Птица билась и скреблась в коробке, будто неведомая сила выворачивала ей все суставы, в коротких промежутках вскаркивая, уже не так громко, но всё так же болезненно.

Коробка треснула внезапно и с таким оглушительным звуком, что Аня окаменела, обратилась в соляной столп. Ворон исчез. На полу посреди комнаты стоял на четвереньках худой голый мужчина, белый и абсолютно беззащитный.

Покрепче зажмурившись, Аня быстро и широко распахнула глаза. Незнакомец остался на месте.

За эти дни Андрей так и не понял, когда ему бывает хуже – ранним утром, где-то за полчаса до рассвета, когда все суставы ломит, а внутренности словно бы прокручивают через раскалённую мясорубку, а потом человеческое тело резко сжимается, заламывается и превращается в птичье, или вечером, на закате. Тогда он не ощущает боли или, точнее, не осознаёт её по-настоящему, зато потом, когда к нему возвращается человеческий разум, голова опухает и разламывается от мощной сенсорной перегрузки. Мир теряет яркость, кругозор схлопывается, тяжесть тела наваливается и пригибает к земле, запахи и звуки мешаются, а сознание заполняет поток слов и мыслей.

Сейчас Андрей на четвереньках стоял посреди маленькой, заставленной мебелью комнатки. Ещё минуту назад она казалась ему огромной. Спинка кресла вздымалась высоко над головой – не дотянуться, разве что долететь, а теперь он легко схватился за неё рукой, поднимаясь с пола. Коробка, в которую его запихнула сердобольная тётушка, и до того казавшаяся ему тесной, теперь выглядела пугающе крохотной. Как он только в неё поместился?

Сердобольная тётушка застыла в дверях с кружкой. Она держала её так неловко, что чай тонкой струйкой лился на пол и брызгал во все стороны. Тётушка этого не замечала, она во все глаза смотрела на Андрея. Отчего бы ей не смотреть? Не каждый день подбитый ворон оборачивается человеком вот так, в прямом эфире, без регистрации и эсэмэс. Андрей и сам бы не отказался поглядеть на это со стороны, а не изнутри, так сказать, ситуации.

Человеческий разум вернулся, а следом за ним вернулся и стыд. Неловко прикрывая рукой пах, Андрей шагнул в сторону, за кресло, чтобы незнакомая женщина видела его только по пояс. Надо было сказать ей что-то успокаивающее, ободряющее, чтобы она не испугалась, не набросилась на него, не погнала из дому.

Прошлую ночь, первую с того момента, как Андрей стал вороном, он провёл в подъезде, завернувшись в старый истоптанный ковёр, брошенный у входа. И это ему ещё повезло, что домофон не успели починить и он не остался на улице – абсолютно голый и страшно голодный.

Может быть, удастся выпросить у этой женщины какую-то одежду? Футболку, старые спортивные штаны? А может, получится напроситься на ужин? Или даже… Так далеко надежды Андрея не распространялись. Понятно, что сердобольные тётушки, которые жалеют больных птиц и котиков, не обязаны так же трепетно относиться к незнакомым голым мужикам. А значит, надо действовать осторожно, обходительно, начать с комплимента, очаровать…

– У тебя есть пожрать чо-нибудь? – эти слова вырвались у Андрея как будто помимо воли. Словно крик души (а скорее завывающего, как синий кит, желудка). Вот и очаровал даму…

Женщина, оцепеневшая на пороге комнаты, громко и облегчённо расхохоталась. «А могла бы и кружкой кинуть», – пронеслось в голове у Андрея.

****

– Там плед, – сквозь смех проговорила женщина, показывая куда-то за спину Андрею. – На диване. Можно прикрыться.

Он обернулся. Краем глаза заметил на полу серую ляпку птичьего помёта. И ещё одну – на подлокотнике дивана. В лицо ударила горячая волна крови. Это было невыносимо. Он, взрослый серьёзный человек с высшим образованием, воспитанный, чистоплотный, и вот…

Женщина истолковала его смущение по-своему:

– Ой, да не парься! Чего я там не видела?

Стараясь больше не приглядываться, Андрей схватил плед и накинул себе на плечи. Стыд всё ещё разъедал его изнутри, но, по крайней мере, телу стало уютно и тепло. Простенький флисовый плед был мягким и приятным на ощупь. Точно лучше вчерашнего ковра из подъезда.

– Пойдём на кухню. Я чаю сделаю, а ты мне всё объяснишь, – позвала женщина.

Рассказывать всё Андрею совсем не хотелось. Одна половина его истории полнилась отвратительными физиологическими подробностями, другая неподготовленному слушателю показалась бы жуткой нелепицей. Впрочем, эта женщина застала его в момент превращения и не накинулась с кулаками, не закричала, не завизжала и не погнала прочь. А значит, у неё либо стальные нервы, либо она просто чокнутая и принимает такие вещи как должное. Оба варианта вполне устраивали Андрея.