Печорин сидит за столом, сгорбившись над бумагами с полётным заданием. Я же привычно открываю маршрутную карту на планшете и разъясняю схему захода на Екатеринбург. Андрей тоже опытный, но такова наша обязанность. Печорин хоть и старше меня на несколько лет, в авиацию пришёл позже. Теперь налетал достаточно, и скоро у него будет свой второй пилот. И пусть я ещё на земле, но мыслями уже там, в полёте, будто телепортируюсь через экран гаджета в небо.

После брифинга иду к метеорологу за более точными сводками, вручая стопку нужных документов Андрею. Второй пилот одаривает меня возмущённым взглядом, в котором так и читается кричащее: «у меня своих бумажек мало, что ли?»

Хмыкаю. В бытность вторым пилотом тоже раздражало. Но командиры всегда делали так. Поэтому теперь это делаю я. А скоро будет и сам Печорин.

Добравшись, наконец-то до «Эйрбаса», первым делом дотрагиваюсь до холодного «брюха», проводя ладонью и весь мир перестаёт для меня существовать. Остаётся только железная птица, что скоро загудит тяжёлым, ощутимым на физическом уровне рыком. Мысленно здороваюсь с верным другом. Любой здравомыслящий человек, наверное, скажет, что я – ненормальный. Наверное, так и есть, ведь самолёты я люблю больше, чем людей.

«Эйрбас» под пальцами ощущается так спокойно, но каждый пилот знает, что самолёты тоже рвутся поскорее в небо.

Самостоятельно провожу техническую проверку снаружи, отправляя Андрея в кабину, заполнять документы. Затем и сам иду в кабину, усаживаясь на кресло капитана. Перепроверяю Печорина и откидываюсь на спинку кресла, прикрывая глаза. Остаётся только дождаться отмашки от старшей бортпроводницы о готовности салона, а потом от диспетчеров. А дальше только небо, в котором всё перестаёт иметь значение.

– «Крылья» 6015, «Толмачёво» руление, добрый день экипажу, буксировку разрешаю, запуск по готовности, – слышится приятный женский голос диспетчера.

– Буксировку разрешили, спасибо. И вам доброго дня, «Крылья» 6015, – приветственно отзывается второй пилот.

Пока нас буксуют от стоянки, Андрей зачитывает чек-лист на английском.

– «Крылья» 6015, полоса 06, исполнительный и взлёт разрешаю. Ветер у земли 50 градусов и 5, порывы 13 метров в секунду, хорошего полёта.

– Исполнительный занимаю, взлёт разрешили, полоса 06, «Крылья» 6015. Спасибо, доброй смены, – отвечаю диспетчеру уже я, хватаясь за сайдстик и рычаг.

Начинаю руление, выводя послушный самолёт на рулёжную дорожку. Запускаю двигатели. И вот, мы на взлётно-посадочной. Начинаю разбег, «Эйрбас» набирает скорость, прохожу точку невозврата, и судно отрывается от земли, оставляя на ней все лишние и ненужные мысли.

– «Крылья» 6015, доброго дня, «Толмачёво» круг, – здоровается с нами уже другой диспетчер, мужчина. – По схеме набирайте эшелон 80.

– Принято, эшелон 80, «Крылья» 6015, – буднично чеканю я.

Печорин убирает шасси, а судно продолжает набирать высоту. Наконец-то выходим из облаков, и перед глазами открывается самая любимая картина: высота, на которой всегда светит солнце. Легонько отклоняю сайдстик, делая разворот с небольшим креном.

– И? Примешь новенькую? – любопытничает мой второй пилот.

– Нет.

– Отправишь на растерзание рандома, как и остальных? – хмыкает Андрей. – Мне бы твою власть в «Крыльях», давно бы собрал всех тех юных красоток, которых ты выпер, Север.

– Занимаем эшелон 320, – игнорирую я высказывание Печорина, следуя указаниям диспетчера.

– Есть, эшелон 320.

– Сложно было пересаживаться обратно на «Боинг», когда полетал на «Эйрбасе»?

– Заставляют пройти тренировки на «Боинг»? – даже не удивляюсь я. – Не знаю. Я начинал на них, уже привычно.

– И, конечно, сейчас будешь их защищать? – фыркает Андрей, попутно рассматривая схему полёта на своём планшете. – На «Эйрбас» как минимум имеется гениальное изобретение человечества – столик! А в «Боингах» есть придётся на коленках.

– «Боинг» требует большего от пилота, а «Эйрбас» удобнее в управлении. Но по факту разницы нет. Самолёт имеет душу, если ты её в него вкладываешь. Он становится тебе другом вне зависимости от того, в какой стране или кем был создан, от ширины фюзеляжа, системы навигации, наличия штурвала или сайдстика. Какой бы он ни был, самолёт не может без пилота, а пилот без самолёта.

– Запомню твою пафосную речь, командир, чтобы потом с таким же философским видом вещать её своему второму.

Печорин тихо смеётся, собирая еле заметные морщинки вокруг тёмно-карего цвета глаз. Всё-таки, все мы пилоты, немного не от мира сего. В небе нам гораздо лучше, чем на земле.

Кто-то из бортпроводниц запрашивает разрешение на вход в кабину. Позволяю, не взглянув на монитор, и тут же жалею об этом. Даже боковым зрением замечаю, как взгляд Котёнка бегает по моему лицу, как будто пытаясь зацепиться хоть за одну эмоцию, но получается целое ничего. А она продолжает стоять дальше, не решаясь и рта раскрыть.

– Ваш кофе, – отмирает девчонка, наконец-то подавая голосок.

Диспетчер требует готовиться к занятию другого эшелона, и моё внимание сосредотачивается на переговорах. И всё же не заметить, как Андрей расплывается в улыбке сложно. А она какого-то чёрта улыбается ему в ответ.

– Что, Яночка, привыкла к более оживлённым рейсам?

– Я последнее время летала на чартерах. Сами понимаете, там спокойно не бывает, особенно когда летят обратно из отпуска.

– Может быть, сибиряки спокойнее. Или же их очаровал голос нашего командира, – хлопает меня по плечу второй пилот.

Окатываю его раздражённым взглядом, на что Печорин не реагирует, только одаривает меня очередной хитрой улыбкой.

– Капитан, ваш кофе.

Опять дрожит как осиновый лист, протягивая мне стаканчик. Лишь бы не расплескала на форму.

– Через пять минут встаём на автопилот, – забираю у неё кофе, от греха подальше и ставлю в держатель.

И это опытная стюардесса, не понимающая, что мои руки сейчас заняты? Отличная причина, чтобы распрощаться с ней сегодня же.

– Колесникова, у вас работы в салоне совсем нет, раз вы тут прохлаждаетесь? – цежу сквозь зубы.

– Будь зайкой, принеси нам сочку томатного. Особенно ему, – продолжает распаляться перед Яной второй пилот. – А то Север из тебя всю кровь выпьет ещё до посадки. Мне полдольки лимона и чёрного перца бахни, андерстенд?

Сжимаю кулак на свободной руке, нервно дёргая шеей, разворачиваясь к Андрею лицом, как только Яна из кабины спешно ретируется.

– «Зайкой»? – небрежно выгибаю бровь. – Уверен, что хочешь видеть это недоразумение, правил не знающее, снова в нашей кабине?

Я зол. Нет, не так. Я в ярости. В сжирающей ярости и столь несвойственной мне ревности.

– Прости, капитан, – признаёт ошибку Печорин, на что получает от меня испепеляющий взгляд. – Набираем высоту?

– Набираем.

Через пару минут занимаем 340 эшелон, и я перевожу лайнер в режим автопилота. Теперь можно немного расслабиться, попить соку, принесённого вышколенным Анатолием. Но мне отчего-то хочется накинуть крейсерской скорости вполовину больше узлов и мчаться в Екатеринбург, а потом и обратно так, чтобы пятки сверкали. Только бы это всё поскорее закончилось. Потому что первое правило пилота: «все мысли и чувства оставляй на земле». Но с появлением этой чёртовой девчонки на моём борту, правила почему-то перестают работать.

Остаток полёта проводим в молчании. Разве что при снижении в «Кольцово», Андрей предлагает зайти на посадку по автопилоту, а я оспариваю. Видимость отличная, боковой ветер несильный. Хоть «Эйрбасы» и садятся безукоризненно, плавно и точно в знаки, в отличие от «Боингов», часто ведущих себя на автопилоте при посадке коряво и резко.

Сажаю самолёт мягко. Я почти всегда сажусь мягко. Пусть кто-то думает, что это самоуверенность, но я знаю себе цену и в курсе своих возможностей.

У нас в районе пятидесяти минут, за которые приходится снова мяться с документацией. Терпеть это не могу, потому что бумажки убивают всю романтику, но приходится. Обещал Андрею взять эти обязанности на себя в крайние его рейсы со мной.