Осторожно высвободив руку, Тит осмотрелся. Сваи причала Элеоноры и лодочного домика были как на ладони. В каждой торчало по толстому стальному гвоздю, прихватившему клок красной ткани. Кое-где гвоздь и ткань находились под водой.

– Ну, я вижу, что вы пометили опоры, Андрей Николаевич. И пометили их, уж простите, небрежно. Одни у вас – над водой, другие – нет.

Андрей опять взял Тита за руку. На этот раз они двигались к сваям домика. Вскоре домик навис над их головами черной громадой. Здесь властвовала сырая прохлада.

– Так, теперь посмотри отсюда, Тит. Что ты видишь?

Тит еще раз огляделся и уже было собрался пожать плечами. Правое плечо так и осталось наполовину поднятым.

Волны, набегавшие на грунт под причалом Элеоноры, делали это под углом.

Проходя под досками, вода шла ровной темно-синей гребенкой, но по мере приближения к камешкам, песку и всему, что формировало берег, поднималась. У стыка причала и земли образовывались крупные водяные валики, словно нащупавшие дыру в гравитации. Валики откатывались назад, ползли по доскам, нисколечко не держась за остальную воду, и со шлепками снова возвращались в море.

– Точно шарики ртути, – прошептал Тит осипшим голосом.

Склонив голову, Андрей заметил:

– Да, очень похоже.

– Этот феномен наблюдается только здесь?

Волна принесла потемневшую от влаги щепу, и она завертелась у животов мужчин. Никто не обратил на нее внимания.

– Если ты имеешь в виду причал Элеоноры, то мой ответ – нет. Если ты имеешь в виду сам Гогланд, то мой ответ – и да, и нет.

Глаза Тита вспыхнули ужасом. Он уставился на Андрея так, словно у того на лице тоже катались сверхъестественные валики воды.

– Это происходит где-то еще?

– На Большом Тютерсе, в Усть-Луге и Сосновом Бору, – перечислил Андрей. – Даже набережные Питера не избежали этого. Вообще всюду, где я побывал за последний месяц и где есть настил над водой. Правда, никто не заглядывает в такие места.

– Но почему вы сразу не сказали мне об этом? – В голосе Тита звучала профессиональная обида.

– Ну, сперва я должен был убедиться, что не сплю. И потом, ты мог начать делать здесь селфи.

Тит было надулся, но быстро успокоился, заметив, что Опарин шутит.

– Это не всё, мой дорогой Тит.

– Не всё?

– Глянь-ка сюда.

Повернувшись к ближайшей свае лодочного домика, Андрей едва удержался от того, чтобы постучать по ней. Всё-таки хлопки по опоре с гвоздем не лучшая идея. Закатав рукав рубашки, Андрей погрузил руку в воду. Показал еще три гвоздя с тряпицами, отстававшими от самого верхнего на десять, двадцать и тридцать сантиметров.

– Как тебе такое?

– Вода поднимается? Простите, Андрей Николаевич, но я не вижу в этом ничего предосудительного. Приливы и отливы – неотъемлемая часть жизни.

– Конечно. Конечно же! – Андрей приобнял Тита сухой рукой и повел за собой, словно они прогуливались по проспекту, а не брели по пояс в воде, облаченные в забродные полукомбинезоны. – Только вот сгонно-нагонные колебания зависят от степени связи водоема с океаном. Ты ведь знал это, да? Если нет, мне придется тебя уволить.

– Не уволите, – угрюмо сказал Тит. – Иначе кому вы будете всё это рассказывать?

– Да, не уволю. Так вот, приливно-отливные явления практически незаметны в Балтике. При определенных метеорологических обстоятельствах можно наблюдать подъём моря аж до пяти метров. Но скажи, Тит, разве за последнее время море пыталось задушить сушу?

– Намекаете, что здешний подъём воды столь же аномален?

– А почему я, по-твоему, вколачиваю гвоздики каждые десять сантиметров? Ну, Тит, какие мысли?

Тит с тоской посмотрел на берег:

– Андрей Николаевич, а можно обсудить это в более подходящем месте?

Андрей улыбнулся и первым направился к причалу Элеоноры.

– И вы так и не объяснили, для чего вам кошка, – напомнил Тит.

– Объяснить-то не сложно, но лучше показать.

Помогая друг другу, они выбрались на берег.

4.

Операционный стол освещали мощные светодиодные светильники. Кошка, лежавшая в самом центре, выглядела бедной и несчастной. «И мертвой. А еще она выглядит мертвой», – напомнил себе Андрей.

– Андрей Николаевич, – осторожным шепотом позвал Тит, – а что вы делаете?

Андрей посмотрел на свои руки. Его кисти в латексных перчатках искали у кошки пульс. Словно испугавшись хозяина, они отпрянули от тельца.

– Что не так, Тит?

– Вы ищете признаки жизни у мертвого животного. Только и всего.

– Считай это попыткой быть человечным, – отмахнулся Андрей. – Всё готово?

– Ровно настолько, насколько я владею собственными руками и понял задание.

– Что ж, хороший ответ, Тит. Хороший.

Как только они вернулись и распрощались с забродными полукомбинезонами, Андрей попросил Тита кое-что принести: немного мясной подливки с кухни и всю леску из кладовых помещений. Леску поручил нарезать на отрезки по семь-десять метров. После этого приказал привязать к отрезкам все доступные рыболовные крючки.

Именно этим Тит сейчас и занимался.

Андрей видел, что ассистента снедает любопытство, но не спешил раскрывать карты. По крайней мере, ему не хотелось делать это дважды.

Как и ожидалось, заявилась Мона – в белом лабораторном халате и с пряжей в руках. Она всегда приходила, когда Титу случалось метаться по имению, выполняя загадочные поручения Андрея. Приходила и по вечерам, если стыл ужин. Тогда она садилась в уголке, неподалеку от пустого автожектора, где раньше проводился эксперимент с хомячками, и стучала спицами. Сейчас она вязала Титу перчатки, потому что зимы на Гогланде были довольно холодными.

Заметив ее, Тит еще больше сгорбился над леской и крючками.

– Раз уж все собрались, я, пожалуй, начну. – Андрей взял шприц и вогнал иглу в пузырек с ксиланитом. – Как известно, я занимаюсь изучением функций изолированного мозга. Но я опущу идеи трансгуманизма, чтобы не утомлять вас.

Когда шприц был заполнен, Андрей оттянул красно-рыжую холку кошки и вколол туда весь набранный препарат. Этой дозы хватило бы и корове, сломавшей ноги, но Андрей снова наполнил шприц.

– Месяц тому назад я совершил несколько поездок, результаты которых могут как ошеломить, так и привести в уныние. – Пальцы Андрея заскользили по бедренным мышцам кошки. Последовала еще одна инъекция успокоительного. – Я обнаружил не только всеобщее изменение свойств воды, но и отыскал разум, кардинально отличающийся от человеческого или разума любого другого существа, известного человеку.

Спицы Моны прекратили перестук. Тит тоже едва мог скрыть волнение. Андрей же продолжал накачивать мертвую кошку препаратом.

– Главным недостатком обычного энцефалографа является высокая чувствительность прибора к тремору пациента. Собственно, поэтому и был собран Волнорез – чтобы без проблем считывать колебания электрической активности мозга на расстоянии. – Отложив шприц, Андрей скептически оглядел кошку. – Тит, изволь леску, если она готова. Не запуталась?

– Нет, всё в порядке.

– Отлично.

Еще раз оттянув загривок кошки, Андрей вогнал туда крючок, а леску бережно спустил с другого края операционного стола. Взял вторую снасть.

– Так вот. В недавних путешествиях меня сопровождала уменьшенная версия Волнореза. Создать ее было не так сложно, как может показаться. По крайней мере, для того, кто отличает короткую радиоволну от длинной. – Андрей приладил второй крючок в районе кошачьего позвоночника и потянулся за следующим. – Я измерял электрическую активность мозгов, что меня окружали. И повсюду я считывал ритм неизвестного мне разума.

– Но что это значит, Андрей Николаевич? – Тит передал новый пучок крючков. – Что домашний Волнорез неисправен?

– Почему же? Вполне себе исправен. Более того, наш Волнорез поучаствует в сегодняшней ловле на живца.

Прежде чем Тит успел что-либо сказать, заговорила Мона. Вязание окончательно вышло из круга ее сегодняшних интересов.