Г-н Даниел Мод является манчестерским «stipendiary magistrate», или мировым судьей на жалованьи. Обычно английские мировые судьи назначаются министерством из числа богатых буржуа или землевладельцев, а иногда и священников. Но так как эти «Догберри» ничего не смыслят в законах, то они допускают грубейшие промахи, срамят буржуазию и вредят ей: даже перед лицом рабочего, если его защищает умелый адвокат, они нередко приходят в замешательство и при вынесении приговора, либо пренебрегают законными формами, что влечет за собой успешный исход апелляции, либо вынуждены согласиться на оправдательный приговор. К тому же, богатые фабриканты больших городов и промышленных округов вовсе не имеют времени ежедневно скучать в суде и предпочитают выставлять вместо себя заместителей. Поэтому в таких городах, по их просьбе, большей частью назначаются оплачиваемые мировые судьи, знающие юристы, которые умеют использовать в интересах буржуазии все тонкости и крючкотворства английского права и вносить в него в случае надобности дополнения и поправки. Как они при этом ведут себя, мы увидим по следующему примеру.

Г-н Даниел Мод — один из трех либеральных мировых судей, которые в большом количестве были назначены при министерстве вигов. Из всех его подвигов в манчестерском городском суде и вне его мы упомянем два. Когда в 1842г фабрикантам удалось спровоцировать рабочих южного Ланкашира на восстание, которое вспыхнуло в начале августа в Стейлибридже и Аштоне, около 10000 рабочих во главе с чартистом Ричардом Пиллингом 9 августа направились оттуда в Манчестер,

«чтобы вступить в переговоры с фабрикантами на манчестерской бирже, а также посмотреть, как обстоят дела на местном рынке».

При входе в город их встретил г-п Даниел Мод со всей достопочтенной полицией, отрядом кавалерии и ротой стрелков. Но это было только для проформы, так как фабриканты и либералы были заинтересованы в том, чтобы восстание распространилось и привело к отмене хлебных законов. Г-н Даниел Мод был в этом пункте вполне солидарен со своими почтенными коллегами; он вступил в переговоры с рабочими и разрешил им войти в город при условии, что они будут «соблюдать спокойствие» и пройдут по определенному маршруту. Он прекрасно понимал, что восставшие не выполнят этого условия, да он этого и не хотел: проявив некоторую энергию, он мог в зародыше подавить спровоцированное восстание, по в таком случае он действовал бы не в интересах своих друзей, добивавшихся отмены хлебных законов, а в интересах г-на Пиля; поэтому он распорядился отвести войска и впустил рабочих в город, где они немедленно остановили работу на всех фабриках. Но когда восстание приняло решительный характер, направленный против либеральной буржуазии, и совершенно игнорировало «адские хлебные законы», г-н Даниел Мод вспомнил о своем судейском сане, стал арестовывать рабочих целыми десятками и без пощады отправлять их в тюрьму за «нарушение спокойствия»; таким образом, он сначала спровоцировал нарушение спокойствия, а потом за него наказал.

А вот другая характерная черта из карьеры этого манчестерского Соломона. После того как Лига против хлебных законов не раз оказывалась публично побитой, она стала устраивать в Манчестере закрытые собрания, вход на которые разрешался лишь по билетам, однако резолюции и петиции этих закрытых собраний выдавались перед широкой публикой за постановления публичных собраний, за выражение «общественного мнения» Манчестера. Чтобы положить конец этому лживому бахвальству либеральных фабрикантов, три или четыре чартиста — в числе их мой хороший друг Джемс Лич — раздобыли билеты и отправились на одно из таких собраний. Когда г-н Кобден поднялся, чтобы взять слово, Джемс Лич задал председателю собрания вопрос, является ли собрание публичным. Вместо ответа председатель вызвал полицию и приказал немедленно арестовать Лича! Тот же вопрос повторил второй чартист, за ним третий, четвертый, и все они были схвачены «сырыми раками» (полицейскими), которые в большом количестве стояли у дверей, и отправлены в ратушу. На следующее утро они предстали перед г-ном Даниелом Модом, который уже был обо всем осведомлен. Им предъявили обвинение в нарушении порядка на собрании, едва дали произнести несколько слов, а затем заставили прослушать торжественную речь г-на Даниела Мода, который заявил, что знает их, что они — политические бродяги, только тем и занимаются, что поднимают скандал на всех собраниях, беспокоят порядочных, солидных людей и что этому должен быть положен конец. Г-н Даниел Мод отлично знал, что не имеет права приговорить их к настоящему наказанию, поэтому он присудил их на этот раз к уплате судебных издержек.

Вот перед этим г-ном Даниелом Модом, буржуазные добродетели которого мы только что обрисовали, и предстали непокорные рабочие Полинга и Хенфри. Но они предусмотрительно привели с собой адвоката. Первым предстал перед судьей тот вновь прибывший рабочий из Стаффордшира, который отказался работать там, где другие, в целях самозащиты, прекратили работу. Гг. Полинг и Хенфри имели в руках письменное обязательство прибывших из Стаффордшира рабочих {Содержание этого контракта было следующее: рабочий брал на себя обязательство проработать шесть месяцев для Полинга и Хенфри и довольствоваться платой, которую они ему положат; но Полинг и Хенфри не были обязаны держать его шесть месяцев и могли в любое время уволить, предупредив за неделю. Полинг и Хенфри, правда, оплачивали его путевые расходы от Стаффордшира до Манчестера, но с тем, чтобы они были возмещены путем еженедельных вычетов по 2 шиллинга (20 зильбергрошей) из его заработной платы! — Как вам нравится такой изумительный контракт?}, которое и предъявили мировому судье. Защитник рабочих заметил, что это соглашение подписано в воскресенье, следовательно, оно недействительно. Г-н Даниел Мод с достоинством согласился, что «деловые соглашения», заключенные в воскресенье, не имеют силы; но он-де не может поверить, чтобы гг. Полинг и Хенфри считали эту бумагу «деловым соглашением»! Поэтому он разъяснил бедняге-рабочему, не спросив его, «считает» ли он этот документ «деловым соглашением», что ему придется либо продолжать работу, либо три месяца плясать на ножной мельнице. — О, манчестерский Соломон! — Закончив с этим, гг. Полинг и Хенфри перешли к другому обвиняемому. Его звали Салмоном; это был один из старых рабочих фирмы, прекративших работу. Его обвиняли в том, что он запугивал новых рабочих, подстрекая их тоже прекратить работу. Свидетель — один из числа вновь прибывших — заявил, что Салмон схватил его руку и говорил с ним. Г-н Даниел Мод задал вопрос, не прибегал ли обвиняемый к угрозам, не применял ли насилие? — Нет, ответил свидетель. — Г-н Даниел Мод, обрадовавшийся случаю блеснуть своим беспристрастием — после того, как он уже выполнил свои обязанности по отношению к буржуазии, — объявил, что обвиняемому ничего нельзя инкриминировать. Он-де имеет полное право расхаживать по улицам и разговаривать с другими людьми, пока не уличен в каких-либо угрозах словом или действием, — поэтому он объявляется невиновным. Но гг. Полинг и Хенфри получили по крайней мере удовлетворение от того, что за уплату ими судебных издержек Салмону пришлось одну ночь провести под арестом — а это уже что-то значило. Впрочем, радость Салмона длилась недолго. Освобожденный в четверг 31 октября, он уже во вторник 5 ноября снова предстал перед г-ном Даниелом Модом по обвинению в нападении на улице на гг. Полинга и Хенфри. В тот самый четверг, когда Салмон был оправдан, в Манчестер прибыла партия шотландцев, которых’ заманили под фальшивыми предлогами, будто с раздорами покончено, Полинг и Хенфри не могут найти в своей местности достаточное число рабочих для выполнения более крупных подрядов и т. д. В пятницу к прибывшим явилось несколько шотландских столяров, которые давно работали в Манчестере и намеревались разъяснить своим землякам причины забастовки. Большая толпа их товарищей по профессии — около 400 человек — собралась возле постоялого двора, где разместились шотландцы. Но последних держали там взаперти, поставив у двери в качеетве часового одного из мастеров. Через некоторое время появились гг. Полинг и Хенфри, пожелавшие лично проводить своих новых рабочих к мастерским. Когда все вышли на улицу, собравшиеся там рабочие стали уговаривать шотландцев не соглашаться работать в нарушение правил ремесла, принятых в Манчестере, и не позорить этим своих земляков. Двое из шотландцев действительно несколько отстали, и г-н Полинг сам подбежал к ним, чтобы потащить их вперед. Толпа вела себя спокойно, лишь препятствуя быстрому продвижению шествия и призывала шотландцев не вмешиваться в чужие дела, вернуться домой и т. д. Это, наконец, разозлило г-на Хенфри; он заметил в толпе некоторых своих старых рабочих и среди них Салмона; чтобы положить конец этому делу, он схватил его за руку, г-н Полинг — за другую, и оба они во весь голос стали звать полицию. Подошел полицейский комиссар и спросил, в чем они обвиняют этого человека? Этот вопрос поставил обоих компаньонов в довольно затруднительное положение; но, сказали они, «мы знаем этого человека». О, ответил комиссар, этого уже достаточно, а пока его можно отпустить. Гг. Полинг и Хенфри, вынужденные предъявить хоть какое-то обвинение Салмону, ломали себе голову над этим несколько дней, пока, наконец, по совету своего адвоката, не остановились на вышеуказанном обвинении. Когда были допрошены все свидетели, дававшие показания против Салмона, внезапно поднялся в защиту обвиняемого У. П. Робертс, «генеральный поверенный углекопов», гроза всех мировых судей, и спросил, может ли он привести своих свидетелей, так как против Салмона не выставлено никакого обвинения? Г-н Даниел Мод разрешил ему допросить свидетелей, которые показали, что Салмон держал себя спокойно, пока г-н Хенфри не схватил его за руку. Когда окончились все речи pro и contra {За и против}, Даниел Мод заявил, что приговор он объявит в субботу. Очевидно, присутствие генерального поверенного Робертса заставляло его дважды подумать, прежде чем высказаться.