Йимир поприветствовал валирдала по-новому и поблагодарил свою собеседницу за помощь в этом деле. Она была только рада помочь своему брату, который ступает на путь познания зенте, а после добавила:

- Кстати, Йимир, ты пришёл как раз вовремя. Сейчас я облачу тебя в наши традиционные одеяния, а заодно покажу тебе, Та́ллон, то, чего, возможно, ты не знаешь.

По мановению руки чародейки пески накинулись на Йимира, расползлись по его телу, приняли форму мантии зентеров, а после так вовсе обратились самой настоящей одеждой, как будто бы она была сшита их ткани, а не сотворена из песка. Пока юноша дивился этому чуду, Таллон заговорил:

- Это весьма-весьма интересно, однако совсем нерационально. Я говорил это раньше и не перестану говорить никогда: расширьтесь, сенонцы, впустите в себя новые сферы магии. И тогда вам не будет равных среди других чародеев.

Сказав это, он зачерпнул из эфира жёлтый и красный потоки, смешал их, чтобы получился оранжевый и материализовал сырую энергию в чары, из-за чего на нём поверх мантии образовались ещё и металлические доспехи. Йимир вытаращил глаза, наблюдая за тем, откуда этот чародей взял своё новое облачение. А тот, обращаясь к Алии, стал рассказывать о труктио́мэ – сфере магии, которая могла создавать материальные вещи из нематериального эфира. Йимир всё это внимательно слушал и старался запоминать, чтобы потом попытаться практиковаться в новой для него сфере магии. Однако то, что говорила Алия в ответ человеку, немного удивляло молодого зентера:

- Ты не понимаешь, о чём говоришь, Таллон. Мы были сотворены не просто с уклоном в элементные сферы. Это наша сущность. И попытки менять её могут сломать нас.

- Тогда почему же в истории Сенона были и те, кто практиковали сопна? Стало быть, это не сущность, а всё-таки уклон.

- Сам того не подозревая, ты ответил на свой же вопрос. Все попытки выйти за грань сущности оборачивались провалом. Сопнары не стали частью нашего общества. Они не смогли контролировать саткаров, которых призывали из Хора. Они становились одержимыми, а после начинали разрушать всё, что находилось вокруг них.

- Милая Алия, так бывает со всеми сферами магии, если пытаться практиковать их самостоятельно. Я уверен, ещё на заре величия Сенона зактары, пытаясь покорить свою стихию, похоронили не одного своего сородича. Вот увидишь, пройдёт время, и в Сеноне появится Сопнарис со своим сопна’урином.

Алия не отступила и продолжила говорить против этой сферы магии, а Таллон отвечал ей. Йимир всё это слушал и делал выводы. Но помимо самой темы обсуждения он впитывал ещё кое-что, а именно то, как нужно отстаивать интересы. Таллон был слишком сильно увлечён доказыванием своей правоты, из-за чего Йимиру казалось, что он враждует со своей собеседницей. Алия пропускала его горячность мимо своего сердца и внимала только лишь аргументам. Её выражение лица оставалось всё таким же добрым, а слова – мягкими и дружелюбными. Хорошо, хоть в этой части поселения не было гостей, а иначе бурные слова человека могли бы привлечь внимание какого-нибудь вспыльчивого зактара. Когда же спор немного поутих, Алия обратилась к Йимиру:

- Прости, мой хороший, за то, что мы увлеклись этой беседой. Чем ещё я могу тебе помочь?

Йимир ответил:

- А ты можешь научить меня также создавать одежду?

- О, Йимир, поверь, тебе это не нужно. В уринах наших друзей ты получишь всё необходимое облачение от местных наставников. Но, если ты хочешь, то, конечно, можешь сам научиться делать это после того, как станешь сильным зентером.

- Тогда можешь немного изменить мою одежду?

- Да, мой дорогой, что-то не так?

- В общем-то, всё так, но можешь сделать так, чтобы цвет остался неизменным, а вот форма была как у него?

Йимир имел в виду Таллона. Да, мантия зентера отличалась от мантии валирдала. Алия сотворила традиционное одеяние мага древних времён. Раньше чародеи носили пышные мантии, которые, скорее напоминали халаты или платья. Таллон тоже был облачён в мантию, однако её подол был не таким низким, так что скрывал ноги – он заканчивался на середине бёдер, однако сами ноги пилигрима были облачены в шаровары, как у финтаров. А рукава не расширялись, а, наоборот, сужались к кистям, как сорочки тех же финтаров. В общем, в образе мантии Таллона смешались два стиля: зентеров и финтаров. А, если ещё обратить внимание на доспехи, которые валирдал призвал на себя для демонстрации, то сейчас к его образу добавлялся ещё и стиль зактара. Но Йимир не хотел доспехов, а только лишь мантию. И чародейка немного замешкалась. Нет, для неё не составит труда изменить внешний вид по образцу. Просто она колебалась перед новым обликом мантии. Заметив это, Таллон стал рассказывать, чем ему нравится такой вид мантии:

- Она остаётся такой же лёгкой, так что не мешает производить чары, но при этом повышается удобство. Нигде ничего не болтается и не развеивается по ветру. Я чувствую себя в ней как истинный боевой чародей, который может в случае необходимости и отскочить от опасности, а не какой-то сверхважный профессор, который только и умеет с кафедры демонстрировать какие-то заклинания для новичков. Только без обид, ладно? Я просто сказал, как я себя чувствую.

Она могла бы ему ответить. Она могла бы ему сказать, что это традиционные одеяния магов земли, что в такой свободной одежде зентеры лучше всего ощущают свою магию, что настоящий чародей не должен размахивать руками и ногами, но обязан делать как можно меньше телодвижений и как можно больше магии. Но не стала, потому что понимала, что юный чародей сделал свой выбор не из-за всего этого, а просто потому, что ему понравился внешний вид этого облачения. И он ни за что не изменит своего решения, хоть завали его нескончаемым потоком доводов, почему прежние мантии были лучше нынешних. А потому сделала, как Йимир просил. И под одобрительные слова Таллона юный чародей принялся испытывать удобство и лёгкость новых одеяний. Алия разделяла удовлетворение своего младшего брата, однако своего взгляда на внешний вид менять не стала. И так до сгущения сумерек они втроём стояли и обсуждали всяческие магические темы. И Йимир даже чему-то научился из этого.

Часть 2

Как только восход знаменовал начало нового хавора, Йимир предстал перед входом в зенте’урин, где повстречал уже знакомого ему Валдимера. Тот оглядел новый вид одежды и выразил своё мнение по этому поводу. Зентер признал, что сам он никогда бы не облачился в подобное, однако не стал укрывать, что такой стиль выглядит более гармонично, при том оставаясь всё таким же лёгким и не сковывающим движение. И, конечно же, он не стал внушать юному зентеру свою точку зрения. Выглядело достойно, и это было самым главным. И под эти самые одобрительные слова своего собеседника чародей устремился внутрь, чтобы стать учеником зенте’урина. Йимир признался, что не видел строения более прекрасного, чем урин магии земли.

Утром главный холл почти пустовал. Лишь юная октарка с лентой, повязанной на левой руке, практиковалась в магии земли. Йимир видел, что у неё пока что получалось это не очень. И дело даже не в том, что она плохо знакома с принципами управления земляной стихией. Он видел, что эфирный поток не анудалируется. Так как она зентер не по рождению, то не может использовать свой внутренний резерв для того, чтобы подчинять новую стихию себе. Ей приходится брать зелёный сгусток эфира, формировать из него силу магии земли и пытаться заставить песок под своими ногами слушаться её. Но, пока она доносила эту энергию до себя, та вся разлеталась в разные стороны и возвращалась обратно в эфир, а к себе она подносила лишь незначительные крохи, которые только и могли что поднимать в воздух ничтожные песчинки. Она пыталась снова и снова. Она пыталась зачерпывать ещё больше эфира. Она пыталась быстрее доносить до себя. Она пыталась создать непрерывный поток. Но ничего не помогало. Несмотря на то, что её физические движения были изящны и плавны, духовный взор видел, что в обращении с эфиром она была неуклюжая и неосторожная. Это немного удивило юношу. Ведь он учился повелевать эфиром, пока путешествовал по Зентерису. А потому ещё даже до того, как Йимир решил повстречаться с дулом, он уже освоил все тонкости управления магической энергии. А теперь, глядя на эту девушку, которая была взрослее него, ему казалось, будто бы она – младенец. Рядом с зентером появился его сородич, один из преподавателей урина. Глядя на октарку, он сказал: