Мгебров в своих воспоминаниях пишет, что у них в их артистическом кружке, куда приезжали постоянно многие художники, писатели и поэты – Бальмонт, Леонид Андреев, Андрей Белый, Балтрушайтис, композитор Илья Сац и другие, неизменной хозяйкой была, начинающая актриса Вера Холодная, душа их «по-настоящему вдохновенного горения».

Друзья – актерская молодежь – были убеждены, что ее жизнь будет посвящена театру. Но Вера Холодная вдруг «изменила» театру, уйдя в кино. Это было неожиданностью для других, но не для нее самой.

Она ни с кем не делилась своими мыслями о кино, своими надеждами, своей убежденностью, что ее путь, ее артистическое предназначение – экран.

Она поклонялась великой кинематографической актрисе Асте Нильсен, поняла и приняла как откровение то совершенно новое творческое направление, которое создала Аста Нильсен в немом кино десятых годов двадцатого столетия.

Вместо привычных внешних проявлений чувств, заламывания рук и вращения глазами на экране вдруг появилась героиня почти неподвижная, строго сдержанная. Но зато как выразителен был каждый едва уловимый жест ее тонкой руки, как значителен короткий взгляд, движение чуть дрогнувших ресниц!

Каждая новая картина Асты Нильсен становилась для Веры драгоценным уроком.

То было в годы бурного развития русской кинематографии. Самым сильным стимулом ее развития стало то, что с началом войны 1914 года почти полностью прекратился ввоз новых иностранных картин, а в синематографах России два раза в неделю менялись программы, и это требовало великого количества новых лент.

Быстро возрастало число русских кинофирм.

Осенью 1914 года в фирму «Тиман и Рейнгард», которая выпускала популярные картины, объединенные названием «Русская золотая серия», пришла молодая актриса Вера Холодная.

Через много лет в книге воспоминаний народного артиста СССР Владимира Ростиславовича Гардина появится запись: «В дни съемок „Анны Карениной“ произошло еще одно памятное событие. Сижу я однажды в режиссерском кабинете перед большим зеркальным окном, откуда виден мост возле Александровского (ныне Белорусского) вокзала и все движение по Тверской-Ямской (ныне улица Горького). Мой помощник – администратор, достающий со дна морского птичье молоко, Дмитрий Матвеевич Ворожевский, знаменитый „накладчик“, объясняющий решительно все – опоздание актера, отсутствие нужного на съемке кота или попугая – единственной фразой: „Бреется, сию минуту будет“, поправил на своем легкомысленном носу пенсне и обратил мое внимание на красивую брюнетку, переходящую улицу в направлении, по-видимому, к нам. Брюнеток и блондинок приходило колоссальное количество, все мечтали о „Королевском троне“. Но это явилась ко мне Вера Холодная…»

Владимир Ростиславович Гардин снял ее в «Анне Карениной» в массовой сцене на балу и в роли итальянки-няни, которая приносит Анне Аркадьевне нелюбимую дочь. Обе эти «роли» ни в малейшей степени не выявили ее артистические возможности.

«Мысленно, – пишет Гардин в своих воспоминаниях, – я поставил диагноз из трех слов: „Ничего не выйдет"».

Но, несмотря на столь категорический отрицательный диагноз, Гардин все же спросил владельца фирмы Тимана: не зачислить ли эту красавицу в их постоянную группу?

Посмотрев сцены, в которых Холодная была снята, Тиман, по свидетельству Гардина, сказал: «Нам нужны не красавицы, а актрисы».

Не прошло года, и оба опытнейших кинематографиста – режиссер Гардин и глава фирмы «Тиман и Рейнгард» – поняли, какую непоправимую ошибку они совершили: по всей России неслась слава первой актрисы русского кино Веры Холодной, и много месяцев подряд, с утра до вечера, при битковых сборах, демонстрировалась во всех кинотеатрах страны «Песнь торжествующей любви» – лента, снятая режиссером Бауэром в фирме Ханжонкова с Верой Холодной в главной роли.

Кинорежиссеру Николаю Францевичу Бауэру и принадлежит заслуга «открытия» Веры Холодной.

«Вклад», как принято говорить, Бауэра в русскую кинематографию очень велик. Кроме Холодной, он «открыл» в своих постановках Мозжухина, Полонского, Максимова.

При первом же разговоре с Верой Холодной Бауэр угадал в ней – сквозь скованность и застенчивость – и скрытый артистизм, и человеческую глубину, и неповторимую женственность.

– Я нашел сокровище, – говорил Бауэр друзьям.

Ему не стоило никакого труда убедить главу фирмы Ханжонкова, человека высокой культуры, умного предпринимателя, что молодую актрису нужно пригласить на главную роль в новой картине. И когда эта картина – «Песнь торжествующей любви» – еще только снималась, Ханжонков, посмотрев несколько начерно смонтированных сцен, заключил с Холодной контракт на три года.

Однако после выхода картины на экран сенсационный успех Веры Холодной превзошел все ожидания и Бауэра и Ханжонкова. В русской кинематографической практике не бывало ничего похожего.

Картину ходили смотреть по многу раз, имя Веры Холодной бесконечно повторялось во всех кругах общества – она сразу стала самой популярной в стране актрисой.

Вот когда кинодельцы, владельцы других фирм, бросившиеся к Вере Холодной с предложениями сниматься у них на любых условиях, оценили деловую предусмотрительность Ханжонкова с его трехлетним контрактом!

Названия и содержание картин, которые снимались той или иной кинофирмой, держались в строгом секрете, ибо при быстрых темпах производства немых лент в те годы идея могла быть перехвачена, и конкуренты выпустили бы картину на тот же сюжет раньше.

Так произошло, например, с «Войной и миром». Начали снимать «Войну и мир» у Ханжонкова, но, разузнав об этом, две другие фирмы – Талдыкина и Тимана и Рейнгарда («Русская золотая серия») – стали наперегонки крутить свои экранизации романа.

Первыми закончили картину Тиман и Рейнгард, у которых поставили ее в шесть дней режиссеры Гардин и Протазанов. Картина была тут же, буквально в тот же день, показана в столичных и московских кинотеатрах и сразу прокатилась по провинции.

Ханжонков немного опоздал со своей лентой «Наташа Ростова», и потому коммерческого успеха она не имела.

Третью экранизацию – в фирме Талдыкина – решено было вовсе не выпускать на экран.

А вот картины с участием Веры Холодной рекламировались еще до начала съемок – в этом не было риска, ибо перехват сюжета («срыв», как это тогда именовалось) не представлял бы ровно никакой опасности – ведь главнейшая ценность картины заключалась в участии Веры Холодной.

Зрители шли в кинотеатры «на Веру Холодную», ее имя привлекало их. Ленты с Верой Холодной были вне всякой конкуренции.

Немного осталось первых зрителей картин Веры Холодной.

Я принадлежу к числу этих «ихтиозавров» и хочу рассказать о своем первом впечатлении.

Каждое воскресенье, ранним утром, в наш дачный поселок Пущу-Водицу приезжал из Киева трамвай № 19 с открытым прицепным вагоном.

На скамьях прицепа сидели музыканты духового оркестра и играли марш.

Дачники просыпались под этот праздничный сигнал, означавший, что сегодня в парке на пятой линии весь день будет гулянье, а вечером на открытой эстраде состоится концерт, в закрытом театре – спектакль, а в дощатом здании синематографа, что встроено в розовый забор парка и само выкрашено в тот же веселый розовый цвет, в синематографе – премьера новой киноленты.

Поднимая тучи пыли, мальчишки бежали вслед за трамваем, наперерез ему, и на ходу вскакивали на подножки, которые тянулись вдоль всего прицепного вагона.

Мы облепляли вагон, как рой пчел. Кондуктор даже не пытался потребовать, чтобы мы купили билеты, или согнать нас. И то и другое было одинаково бесполезно, и он отворачивался, делая вид, что ничего не замечает.

Так начиналось в Пуще-Водице каждое воскресенье.

Синематограф действовал обычно только по праздничным дням. Там шли то заграничные, то отечественные ленты. Одни посещались меньше, другие – больше, но, когда объявлялась новая картина с участием Веры Холодной, у входа с утра собиралась за билетами толпа.