Чтобы понять, насколько важны для нас тексты, надо смотреть гораздо шире. Со второй половины XIX века книги, журналы и газеты представляют собой важный способ оповещать мир о новых знаниях. Все результаты измерений и наблюдений, все глубокомысленные рассуждения, все плоды человеческого творчества были занесены в книги и влиты в грандиозную постройку, возводимую человечеством во славу собственного разума. Фундамент этой Вавилонской башни был заложен сразу после возникновения письменности. С изобретением книгопечатания строительство пошло ускоренными темпами, а с XIX века башня стала расти чересчур стремительно. Если до этого взбираться на верхние этажи разрешалось только элите, знавшей грамоту, то теперь туда полезли все. Рост популярности чтения сопровождался безудержным оптимизмом, ведь чтение – ключ к знаниям, а знания делают человека сильным, помогая справиться с непредсказуемыми жизненными ситуациями. Образованность, саморазвитие, эмансипация, движение вперед в области политики, экономики, культуры: грамотность обещала человечеству лучшее будущее.

Из-за возрастающей доступности книг и периодики этот параллельный «мир текстов» вышел из берегов и уже не поддается контролю. После изобретения книгопечатания, а в еще большей мере после распространения грамотности в XIX веке и распространения цифровых носителей в последние десятилетия количество книг и прочих текстов растет с головокружительной скоростью. Школьное образование переживает кризис, ибо по мере роста суммы наших знаний детям все труднее учиться в них ориентироваться и находить себе применение в непрерывно меняющемся обществе. Школьная программа становится все более напряженной.

Представление о важности чтения в наше время кажется чем-то само собой разумеющимся, но так было не всегда. Отнюдь не все были убеждены в том, что распространение грамотности – благое дело. Некоторые открыто сомневались в том, обладают ли «широкие массы» достаточной интеллектуальной и моральной зрелостью, чтобы получить свободный доступ к знаниям. В XIX веке многие интеллектуалы высказывали опасения, что массовая грамотность, массовое среднее образование и, как результат, массовая культура будут не так уж полезны для общества.

Как раз в этот самый критический момент грянула Первая мировая война, принесшая огромное разочарование. Может быть, ваша хваленая образованность, ваше саморазвитие, эмансипация и движение вперед как раз и ввергли человечество в этот ад на земле? Надежда на то, что Первая мировая война была случайным феноменом, издержкой мировой истории, призванной преподать нам урок, улетучилась с началом Второй мировой войны. Оказалось, что как союзники, так и нацисты весьма успешно пользовались плодами всеобщей грамотности, существующей к этому времени во всей Европе. Но грамотность не смогла смягчить ужасы войны ни на йоту, не говоря уже о том, чтобы ее предотвратить.

Вопреки всем сомнениям относительно полезности языка и грамотности джинн был выпущен из бутылки. Письменный текст, а тем самым и чтение оказались вплетены в сложнейшую ткань общественной жизни. Если бы письменных текстов не существовало, общественная жизнь не могла быть столь многообразной. Необходимым условием для функционирования в социуме была и есть грамотность. А чтобы стать грамотным, необходимо учиться в школе, где все обучение базируется на умении читать и писать. Это умение служит основой жизнедеятельности не только для общества, но и для школьного образования. Ведь по всем предметам написаны учебники, которые школьники обязаны читать.

Не менее важно и то, что массовое умение читать и писать создавало условия для невиданной ранее политической и социальной эмансипации. Формирование демократии шло рука об руку с приобщением широких слоев общества к грамотности. Без этого демократия не могла бы расцвести, ведь ее важнейшие институты – высшее образование, суды и наличие управленческого аппарата. Без малейшего преувеличения можно сказать, что современная демократия – прямой продукт всеобщей грамотности, возникшей в конце XIX века.

Между тем другие информационные средства – кино, радио, телевидение – дожидались своего часа. Они идеально подошли для выполнения новостных и развлекательных функций, поэтому быстро завоевали популярность. Письменный текст утратил монополию на распространение знаний и информации. В школах также попробовали экспериментировать с новыми медиа. Уже в 1913 году Томас Эдисон (1847–1931) заявил, что «школьные учебники скоро окажутся вчерашним днем», ибо «стало возможным преподавать все области человеческого знания с помощью кино». В 1960-х годах многие поверили, что в современных школьных классах радиоприемники и телевизоры будут таким же привычным предметом обстановки, как школьная доска. Именно телевизор за короткое время стал пользоваться огромной популярностью. В Американском Самоа, например, было решено использовать телевидение для решения проблемы нехватки учителей. В результате в 1966 году четверо из пяти самоанских школьников занимались просмотром телепередач от трети до четверти времени, проводимого в школе.

Тем не менее оказалось, что учебники играют все же более важную роль, чем думали многие. Несмотря на сомнения насчет экспрессивного потенциала языка, несмотря на разочарование вследствие Первой мировой войны в представлении о грамотности как залоге цивилизованного мира, несмотря на привлекательность новых медиа и попыток использовать их в школе, ядром школьного образования остались учебники. В 1973 году на Самоа также было решено прекратить эксперимент с телевидением.

Все множество человеческих знаний по-прежнему сохраняется в первую очередь в письменной форме. Хотя существуют и другие способы узнать что-то новое, например с помощью движущихся кадров или звука, письменный текст оказался самым надежным средством передачи информации. Значения языковых единиц могут быть зафиксированы письменно, например в учебниках и словарях, к которым может обратиться любой умеющий читать. За счет этого текст способен передавать смыслы достаточно ясно и однозначно. Те, кто утверждают, что одна картинка может сказать больше, чем тысяча слов, подразумевают, скорее всего, описание чего-то словами. Ибо теории, понятия, абстракции и правила, равно как приказы и запреты, либо не могут быть выражены в картинках, либо весьма неотчетливо. Дэвид Олсон (1935) приводит в своей великолепной книге «Бумажный мир» (1994) отличный пример. Как можно выразить рисунком заповедь «не убий»?[10]

Когда общая грамотность достигла критической массы, ничто уже не могло вызвать сомнения в первостепенной важности письменного языка. Эта центральная позиция в наши дни настолько непоколебима, что без письменных текстов и, соответственно, всеобщей грамотности наше бытие уже немыслимо.

Записанная ацтекским пиктографическим письмом пятая (что понятно по числу кружочков) заповедь: не убий.

В этом объявлении, состоящем из четырех «строк», британский губернатор Джордж Артур (1784–1854) постарался с помощью пиктограмм донести до безграмотных аборигенов мысль о равенстве всех людей перед законом. Любой, кто совершит в Земле Ван-Димена (нынешней Тасмании) насильственное преступление, получит наказание, будь это австралийский абориген или европеец-колонист.

Текст позволяет накапливать чрезвычайно сложную информацию, а также ею обмениваться. Поскольку в наши дни считается само собой разумеющимся, что (почти) все люди умеют читать, мы с легкостью забываем, насколько поразительна эта способность нашего мозга. Как хорошо, что наш мозг столь силен, думаем мы, иначе об этом самом чтении мы бы и помыслить не могли. Но правда ли дело обстоит именно так? Действительно ли человек научился выражать свои мысли и чувства с помощью языка в результате какого-то качественного скачка в развитии мозга? Или наоборот: причиной такого прорыва послужили возможности языка? Наука пока не дала ответа, но постепенно накапливается все больше доводов в пользу второго сценария: именно язык вызвал значительное увеличение вместимости человеческого мозга. Так что давайте помнить об этом сценарии, когда будем стараться проследить, насколько сложным процессом является чтение.