Вот интересно, кто-нибудь заткнёт мымре рот, чтобы вонь не разводила. Орёт, да ещё и при глубокой убежденности в собственной моральной правоте.

Или история с русским разведчиком ещё не вышла на экраны? Да нет, недавно в интернете читала, что легендарному фильму 50 лет. А это, включив калькулятор, сразу определила, он уже лет пять, как будоражит умы советского пролетариата.

У Пал Палыча в глазах появилось нечто вроде теории управляемого хаоса, которое мгновенно накрылось практикой абсурда и с полным отсутствием каких-либо конструктивных задач.

Одну всё-таки выудил. Встал из-за стола и, подойдя к шкафу с книгами, протянул мне небольшой томик.

— Открой где-нибудь в середине и читай. На английском.

Я глянула на обложку. Ну, надо же, третий том — «Война и Мир».

Мы, кажется в последнем классе его проходили. Однако — тест. Все ученики в советское время так могли? Открыл книжку и сразу читаешь с переводом? Но вероятно да, иначе бы мне такой экзамен не устроили.

Не знаю как для Бурундуковой, а для Синицыной раз плюнуть. Разделила пальцем приблизительно на две равные части, пробежала глазами по тексту. Читала в прошлом году, чтобы убедиться, для школы — это неправильное произведение. Тем более по меркам 2022 года оно попадает под 18+. Но всё с тем же, тупым упорством заставляют несовершеннолетнюю молодёжь изучать это произведение. Его многие и в сорок лет понять не могут.

Зачитала полстраницы, на мой взгляд, слишком бегло. Но за два года, в принципе, такое вполне возможно. Глянула на Пал Палыча.

— Видите, — опять взъелась очкастая, — сколько ошибок. Я ведь говорила.

— В каком месте? — я аж подпрыгнула.

Мымра буквально выхватила книгу из рук и, тыкая пальцем в текст, стала разглагольствовать. И при этом каждый раз, поднося раскрытый том к лицу Пал Палыча.

— Что за бред, — не выдержала я, — это вопросительное предложение, а вы ставите подлежащее перед сказуемым. Это не я, а вы ошибаетесь.

— А ведь верно, — спохватился Пал Палыч, — Ольга Павловна, как же так?

Она снова сплющила свой рот. Наверное, нужно будет ей сказать, чтобы не поджимала губы, а то и так красотой не блещет, а тут полный Франкенштейн.

— Ну, значит так, — резюмировал пан директор, — Люся, в класс, Тамара Афанасьевна и Ольга Павловна, я вас не задерживаю.

Классная фыркнула и удалилась. За ней вприпрыжку ускакала Люся.

— Бурундуковая, выйди в приёмную, — заявила мымра и когда я удалилась, с силой захлопнула за мной дверь.

Но, вероятно, вместо того, чтобы приблизиться к директору, осталась стоять на месте, и потому каждое её слово было отчётливо слышно.

— Павел Павлович, так нельзя и вы это прекрасно понимаете. В прошлом году на олимпиаду поехало шесть человек, но в десятку вошла только Бурундуковая. И бронзовую медаль школе досталась благодаря ей. А это, как вы помните, премии, бесплатные стенды и путёвки. А у меня радикулит и в Сергеевку мне просто необходимо поехать. Мне нужны грязи, ванночки и массаж. А поэтому, вы просто обязаны настоять на своём. Что это значит, не будет она на французском изъясняться. Мала ещё спорить с взрослыми. А если на английском у неё ничего не получится? Вы хотите лишить коллектив премии? Нет, Павел Павлович, я этого не позволю. Я доведу дело до комсомольской дружины, я напишу в райком комсомола, но её заставят выкинуть дурь из головы.

Я охренела. Я то думала уважаемая Ольга Павловна, мымра недоделанная, за школу ратует, а она, коза драная за свой карман переживает. Радикулит у неё. Точно до 2007 не доживёт.

Сбоку раздался смешок. Я обернулась.

Тория развалившись на стуле и прикрыв рот рукой, смеялась.

— Бурундуковая, я никому не скажу, — шёпотом произнесла она, продолжая хихикать.

Я опять болтаю вслух? Синицына, когда-нибудь это тебя погубит.

Я кивнула в ответ и тоже улыбнулась. Девчонке лет 19–20. Юбочка, расклешённая до середины бёдер. Грудь, поменьше, чем у Евы, но вполне. Красивые карие глаза, одним словом секси. И, наверняка, мымру тоже терпеть не может.

— Ты и вправду сама выучила английский? Слышала, как ты на нём шпарила. Я со школы вообще ничего не помню, хотя по-иностранному имела твёрдую четвёрку.

— Мне нравится языки изучать, — я пожала плечами.

Она покивала.

— Везёт, а у меня нет терпения, даже книжку почитать. Вот только что тебе скажу. Ты давай сейчас не дави на английский, — она приподняла двумя пальцами кипу листов А4, — я уже все списки составила, с характеристиками и личными достижениями. Горюнов завтра должен отвезти в райком и у меня нет никакого желания это перепечатывать. А ты мелькаешь примерно на 15 страницах.

— Чего? — не поняла я, — какие списки?

— Как какие? На XI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. Ты не помнишь? Ну, ты даёшь. Для тебя что, поездка на Кубу, всё равно, что в соседнее село махнуть?

Ага. Значит про Кубу — это всё же остров. И каким боком здесь Бурундуковая? Осторожно поинтересовалась.

— Как каким? В прошлом году делегация из Франции, забыла? В Вадул-луй-Водах было какое-то авиа представление. И среди них присутствовал прославленный француз, граф, — Тория подняла палец в потолок, — участник эскадрильи Нормандия-Неман. Герой Советского Союза. Ты спела песню, написала как раз для французов и растрогала графа до слёз. А на фестивале будут присутствовать ветераны Великой Отечественной войны. И из Франции. Вот граф через посольство попросил, чтобы ты спела эту песню, — девушка наклонилась ко мне и зашептала, — для сопровождения выделили всего три места, так тут химичка с физичкой сцепились. Ходят слухи, что таскали друг друга за волосы. Всем хочется на Кубу, — и она подмигнула, — так что оставь английский в покое.

Мамочка моя родная. В каком покое? Куда эту дуру Бурундуковую занесло? Уж лучше б с пацанами вино с горла трескала, больше пользы было бы. Поэтесса недоделанная.

Прождала Люсю целый час на стадионе, через который, срезая путь мы притопали утром. Разумно рассудила, что и домой моя подружка пойдёт этой дорогой.

Устроилась на двух жёрдочках, вероятно, когда-то служившими полноценной скамейкой и смотрела как детвора, пацаны лет 12–13 гоняют мяч, из которого вышел воздух почти наполовину.

Мяч никуда не катился, взлетал от удара вверх и падал с громким чваканьем, напомнившим детство и соседскую корову, когда та, натужившись, выдала свои лепёшки. С тем же звуком.

Поэтому выбраться с центра поля не удавалось ни одной команде, но это совершенно не расстраивало игроков. Они громко и весело орали, смеялись и продолжали пинать свой мяч, больше похожий на лицо алкоголика, лежащего в сквере, на какой-нибудь лужайке, с которой он так и не смог подняться.

Задумалась и едва не пропустила Люсю, которая чтобы не мешать игрокам уныло брела вдоль края футбольного поля, рассматривая на земле то ли одуванчики, то ли любуясь зелёной травкой.

На мой зов отреагировала мгновенно и радостно побежала навстречу, чуть не получив по голове резиновой полусферой.

— Ева, — она начала разговор, когда между нами было по крайнеё мере шагов десять, — почему ты ушла? В школе такое творится!

Что может твориться в школе, меня Тория предупредила, когда я решила не дожидаться, чем закончиться монолог мымры.

В конце концов, у меня законный больничный и нечего мне делать в этом убогом месте до его окончания. Приду на экзамен и пусть выпендриваются сколь угодно, а экзамен не школа принимает, а комиссия.

Схватив подругу за руку, я потащила её в небольшой, полуразвалившийся павильон, который примыкал к одноэтажному сараю.

— Люся, блин. Как можно было забыть, что я изучала французский, — сделав страшные глаза, я зарычала на девчонку. Рык конечно полноценно не получился, но вкупе с взглядом произвёл впечатление, — хорошо хоть вовремя придумала, что твоя мама меня обучает. Кстати кем работает твоя мама?

Люся, сжавшись до размеров кролика, всхлипнула и едва слышно сказала: