За обедом они обсуждали это женщину и ее скандальное поведение.

– Мне жаль Его Величество, – заявил Томас. – Принц причиняет ему много огорчений.

– Просто он еще молод, – возразила Мария. – Наверняка, повзрослев, принц будет вести себя благоразумней.

– Но когда наследник трона открыто живет с актрисой, это не может не удручать хороших подданных короля, который, как я слышал, провел много бессонных ночей – так его тревожат поступки принца.

– Удивляюсь, как он мог влюбиться в такую женщину?

– Актрисы обычно весьма привлекательны для молодых людей, а эту особу считают красавицей.

– И правильно считают, – согласилась Мария.

– И она это прекрасно знает!.. Знаешь, я думаю, она пробудет в фаворе у принца еще месяца три, не больше. Поговаривают, что Его Высочество уже настроен не так решительно, как раньше…

– Бедняжка! И что же она будет делать?

– Найдет себе другого покровителя! Я в этом нисколько не сомневаюсь! Такая не пропадет.

– Мне ее жаль. Она милая…

– Зря ты жалеешь эту особу, любовь моя… Но хотел бы я знать, какое влияние оказывает принц на английскую политику? Я слышал, его частенько видят в обществе таких людей, как Берк[7] и Чарлз Джеймс Фокс.[8]

– Выходит, – заметила Мария, – что он проводит время не только с актрисой. Должно быть, он интересуется политикой, раз у него такие друзья.

– Что ж, вполне возможно.

– А как ты думаешь, он может оказаться на нашей стороне? Муж улыбнулся.

– Принц всегда занимает сторону оппонентов своего отца. Но король почти два года назад принял наш билль, так что Его Высочество вне всякого сомнения отказался бы его принять, если бы ему предоставили такую возможность… коей он, по счастью, был лишен! Нет, принцу придется подождать, пока ему исполнится двадцать один год. Только тогда он сможет влиять на политику… а до этого еще целых три года!

– Он так молод? – удивилась Мария.

– Да, очень. На шесть лет моложе тебя, Мария.

– На шесть лет…

Она в этом возрасте вышла замуж за Эдварда Уэлда! Тогда ее все считали почти ребенком… Мария помолчала, размышляя о принце, который приносил столько огорчений своему отцу, но, судя по отзывам тех, кто его знал, был очень пылким, веселым и – так, во всяком случае, уверяла молва – необычайно обворожительным и бесспорно красивым юношей.

«Бедная женщина!» – вновь подумала Мария, и перед ее мысленным взором возникла женщина, которую они повстречали на улице Молл: разряженная, с густо напудренными волосами и нарумяненным, набеленным лицом, больше походившим на маску.

Разговор принял крайне неприятный оборот, и Мария поспешила сменить тему.

– Как хорошо, что теперь не существует этого жестокого закона! Помнится, мои родители говорили о нем задолго до того, как я уехала во Францию. Хуже всего в нем было то, что сыну-католику приходилось становиться протестантом, если он хотел унаследовать состояние отца. Ты только представь, что Уолтер, Джон или Чарлз это сделали! Чудовищный закон!

– Все законы, направленные против меньшинств, чудовищны. Но нам повезло с королем, Мария. Он всегда высказывался за веротерпимость, да и вообще он хороший человек. Я знаю, многие над ним потешаются… называют «Георгом-хлебопашцем», потому что он любит землю, и «Пуговичником» – за его интерес к ремеслам. Его считают скучным, потому что он верный муж… однако, по-моему, король – хороший человек.

– Но хороший человек и хороший король не одно и то же. Ты только посмотри, что творится в колониях! Я подозреваю, что король Георг сыграл не последнюю роль в этой печальной истории.

– Тут ты права, моя дорогая, – вынужден был признать Томас. – Но я-то говорил о его веротерпимости! Он защищал методистов и квакеров… и нам, как мне кажется, тоже всегда сочувствовал.

В этот момент вошел слуга, доложивший, что к ним явился сэр Карнаби Хаггерстон.

– Лорд Джордж Гордон возглавляет Протестантскую Ассоциацию, – сообщил Карнаби, – и я слышал, что он подстрекает своих соратников выступить в Лондоне против католиков. Господи, только бы здесь не вспыхнули мятежи… по примеру Шотландии!

– Быть того не может! – воскликнул Томас. – Протестантская Ассоциация – вполне достойная организация. Я в этом уверен.

– Но говорят, что Гордон – безумец, – вздохнул Хаггерстон.

Мария сидела у окна на верхнем этаже дома на Парк-стрит. Лондон был объят ужасом, и она знала, что в любой момент толпа может выбежать на их улицу, остановиться возле их дома, взломать дверь и разгромить или сжечь все, что попадется ей под руку.

Томас просил, чтобы она уехала из столицы, но Мария не могла этого сделать. Ведь Томас заявил, что его долг – оставаться здесь. Дома нескольких его друзей были разграблены, некоторым священникам угрожала опасность.

– Я должен сделать все возможное, чтобы перевезти их в безопасное место, – сказал Томас.

Как он будет считать себя истинным католиком, если убежит в деревню, спасая свою жизнь? Да и потом… кто знает? Может быть, волнения распространятся и на деревню… Однако Томаса очень огорчало то, что Мария оказалась в самой гуще событий.

Мария же в кои-то веки сделала наперекор желанию мужа.

Решительно сжав губы – Мария могла быть весьма решительной, когда считала это необходимым, – она заявила:

– Если ты останешься в Лондоне, Томас, я отсюда тоже не уеду! Тебе может понадобиться моя помощь.

И Томас понял, что переубедить ее нельзя.

Беда подкралась незаметно. Всю эту страшную бучу заварил сумасшедший лорд Джордж Гордон, в общем-то ничем не примечательный молодой аристократ довольно приятной наружности, бонвиван и член Парламента, который никак не мог добиться того, чтобы его воспринимали всерьез.

– В этом-то, – сказала Мария Томасу, – и таится корень зла!

Лорд Джордж решил привлечь к себе внимание, даже если ради этого ему пришлось бы перебить половину жителей Лондона! Он был протестантом, и когда его избрали президентом английской Протестантской Ассоциации, решил, что его час пробил… Лорд Джордж заявил о своем намерении добиться отмены Католического Акта, предоставившего католикам Англии права, которых они так долго были лишены. Он произнес речь в Парламенте, однако там на его словоизлияния не обратили серьезного внимания. Тогда лорд Джордж добился аудиенции у короля, но и она не дала желаемых результатов.

Когда такие люди, как Гордон, получают отпор, это лишь усиливает их решимость. Парламент и король его отвергли? Что ж, прекрасно! Еще есть всякий сброд…

И начался кошмар… Члены Протестантской Ассоциации собрались на Сент-Джоджс-Филдс; они принялись маршировать, распевая гимны и высоко подняв знамена, однако лорду Джорджу нужны были не эти старики, а толпа, которую ему удалось собрать по пути к Парламенту. К шествию присоединились нищие, преступники, проститутки и вообще все, кто жаждал острых ощущений и легкой наживы. И в результате толпа выросла до двадцати тысяч человек.

– Нет католицизму! – вопили они.

Чернь забрасывала грязью экипажи членов Парламента; когда Гордон зашел в здание, они ждали его у входа, однако разговоры их не интересовали, им нужно было действовать! Многие даже не понимали, в чем суть дела, однако кричали, как попугаи: «Нет католицизму!» А потом начался разбой…

Мария вздрогнула. Если выглянуть из окна, то можно увидеть в небе красное зарево… Чернь жгла католические церкви и дома известных католиков. Фитцерберты не входили в число известных… Когда наступит их черед?

К дверям подъехал экипаж, на него выскочила Франсис. Сестра торопливо вошла в дом. Мария сбежала вниз по лестнице.

– Франсис! Как ты могла отважиться на такое?.. Ехать сейчас по улицам…

– Но, Мария! Карнаби ушел… Я не знаю куда… А я не выдержала дома одна. Мне хотелось быть рядом с тобой. Вот я и решила рискнуть. О, Мария, до чего же это ужасно! Я видела, как горят дома… дома наших друзей!.. Боже, что будет дальше?