— Всё готово? — бросил он, замечая Машу.

— Как ваша революция в 1905-м, Фёдор Андреевич, — усмехнулась она. — Готова к подвигу и трагедии.

Делегация во главе с Федором Сергеевым (Артёмом) возле аэровагона

На скорости 85 км/ч пропеллер ревел, поднимая с путей вихри пыли. Маша сидела рядом с Абаковским в кресле с ремнями, которые тут же расстегнула.

— При аварии запутаешься, не дай бог! — крикнула она через гул.

— Вы в бога не верите? — засмеялся инженер.

— Видела слишком много богов. Все умерли.

Под Серпуховом задняя тележка дрогнула. Позже Маша узнает: песок в буксы подсыпали «чехословацкие товарищи». Тогда же она успела схватиться за поручень, увидев, как первая шпала вырывается из-под накренившегося носа локомотива.

— Тормози! — орал Артём, как будто машинист мог его услышать. Аэровагон, словно споткнувшийся конь, перевернулся, швырнув пассажиров в кровавуб карусель из металла и огня.

Очнулась среди обломков, залитых кровью и бензином. Абаковский лежал рядом, его тело прошито стальной балкой. Артём, с перебитым позвоночником, хрипел, сжимая портфель с документами:

— Возьми... в ЦК... Сталину, только Сталину... — он выдохнул, и Маша поняла — этот человек, переживший царские казематы, не боялся смерти. Лишь предательства.

Чехословацкий делегат, с вывернутой ногой, полз к ней, шёпотом умоляя:

— Помоц, пани, помогите...

— Помочь? — она подняла его за галстук, прижимая к горящей обшивке. — Ты знал, что я выживу. Кто ваш куратор?

Он засмеялся, плюя кровью:

— Орден... Вечных. Они раздобудут твой камень...

Маша бросила его в огонь.

***

— Орден Вечных? — я потрогал фото, будто оно всё ещё было горячим. — Те же, что в Калининграде?

— Те же. — Маша раздавила в кулаке вторую гильзу. — Тогда я впервые услышала это название. Думала, бред умирающего. Но в сорок пятом под Кёнигсбергом нашла их символ — спираль с глазом.

Она встала, скидывая с плеч прапрабабушкин платок, тот самый, который согревал не столетие назад:

— В аэровагоне был «стабилизатор» — обломок камня, впаянный в раму. Абаковский не знал, его поставили доверенные рабочие по указанию самого Артёма. Орден хотел его забрать.

Я потянулся к обгоревшему болту из ящика:

— И что случилось с обломком?

— Испарился. Как и они все. — Она швырнула наган в сундук. — Но теперь ясно: Орден охотится не за мной. Они собирают осколки, чтобы выковать своё бессмертие.

Камень в углу подвала вспыхнул багровым, и Маша оскалилась:

— Собирайся. Едем в Серпухов. У них остался грузовой манифест аэровагона. Если Орден и там копает — найдём их лабораторию.

— А если они тебя уже ждут?

— Тем лучше. — Она надела кепку с кокардой в виде пропеллера. — Научилась за столько лет: лучший способ уничтожить вечных — превратить их вечность в адский карнавал.

Перед выездом она положила в сумочку то самое фото аэровагона. На обороте, под пометкой о выжившей «М.К.», мелким почерком теперь было выведено: «Смерть — билет в один конец. Вечность — абонемент с правом передачи. Не завидуйте»

Глава 12

Ледяной ветер выл в расщелинах, словно души замерзших исследователей. Маша, завернутая в меховой плащ с капюшоном из шкуры белого медведя, тыкала ледорубом в снег, будто проверяла, не спрятался ли под ним Наумов-младший с очередной гадостью. Её волосы, теперь цвета полярного сияния, светились в темноте, как маяк для потерявших надежду.

— Ты уверена, что он здесь? — я едва перекрикивал ветер, держа в руках детектор.

— Камень шепчет, — ответила Маша, прикладывая ладонь к скале. — Здесь их логово. И пахнет глупостью, как в НИИ-42 после пятничного корпоратива.

***

НИИ-42, 1956 год.

Лаборатория была завалена чертежами и банками с заспиртованными органами. Маша, в халате с нашивками младшего научного сотрудника, крутила в руках осколок камня, пока начальник сектора, доктор Гроховский, тыкал указкой в стенд с надписью «Проект Феникс»:

— Бессмертие клеток! Армия неуязвимых бойцов!

— Армия скучающих ипохондриков, — пробормотала Маша, подбрасывая осколок. — Представьте, солдат вечно жалуется на прыщ на пятой точке...

Гроховский, словно не слыша, восторженно жестикулировал:

— С вашей помощью, Мария, мы...

— Взорвёте планету? — перебила она. — Знаете, Наполеон тоже мечтал о вечной гвардии. Кончил на острове с геморроем.

Через неделю лаборатория сгорела. В отчёте написали: «Самовозгорание образца №7». Маша тогда впервые получила розовые волосы — как будто в честь феникса.

***

— Нашёл! — я показал на экран детектора, где пульсировала красная точка. — Под нами тоннель.

— Не тоннель, — поправила Маша, закладывая взрывчатку. — Мышиная нора НИИ-42.

Взрыв выбросил в небо фонтан снега, открыв вход в бункер. Лифт, ржавый, как совесть политика, скрипя, повёз нас вглубь.

— Лампочки экономят, — Маша щёлкнула пальцами, и стены засветились синим — камни, вмурованные в бетон, реагировали на её прикосновение. — Красиво, да? Как ёлка для психов.

В центре зала стоял кристалл, вдвое больше прежнего. Вокруг водили хоровод голограммы Наумова-младшего, повторявшие в унисон:

— Сеть восстановлена. Вечность будет систематизирована.

— Без меня? — Маша достала из-за пазухи шестерёнку от аэровагона. — Это тебе от Абаковского.

Она швырнула шестерёнку в кристалл. Металл, резонируя с камнем, засвистел, заставив голограммы зависнуть.

— Ты… не понимаешь… — запищал из скрытых динамиков Наумов.

— Понимаю, — перебила Маша. — Вы хотите владеть вечностью, как дворник метлой. А она — как ветер. Ловят только дураки.

Я подключил детектор к консоли, выводя на экран данные:

— Сеть камней… Она стабилизирует пространство! Если разрушить…

— …мы все рухнем в чёрную дыру? — улыбнулась Маша. — Уже было. В 1347-м под Парижем. Скучно-то как...

Она приложила ладони к кристаллу. Камни в стенах замигали, сливаясь в мелодию, похожую на колыбельную.

— Что ты делаешь? — закричал Наумов.

— Убаюкиваю, — ответила Маша. — Вечность спит, когда её не дёргают по пустякам.

Кристалл рассыпался в песок. Голограммы погасли.

На поверхности, отряхивая снег, я просил:

— Теперь что? Они вернутся?

— Всегда кто-то да возвращается, — Маша зажгла спичку о камень в своём кулоне. — Но я научусь новым шуткам.

Мы пошли к вертолёту, оставляя за спиной пещеру, где камни тихо перемигиваются на стенах.

НИИ-42 сменил название на НИИ-43. На всякий случай.

Глава 13

Подвал пахнет старой подгорелой бумагой . На верстаке — груда артефактов: обгоревший дневник Абаковского, силуэт голограммы Наумова на куске нержавейки, помутневший обломок кристалла с Полярного Урала.