— А теперь перейдем к вашему вопросу, — объявил король Дасон, поделившись с гердом последними новостями. — Что ни говори, а в сообразительности юному Рэдклу не откажешь. Если бы он своевременно не поторопился нас покинуть, сейчас бы на него обрушился мой праведный гнев. Увы, я не всесилен и не сумею дотянуться туда, куда он отчалил. Но должен признать, Рэдмунд оказал нам, в некотором роде, услугу. Я был премного наслышан о вас, киана Феруиз — притом слышал я только хорошее. Даже в адрес императора Карла Семнадцатого доносилось больше порицания, а в условиях эскатонской цензуры это кое-что значит, не так ли? А теперь поведайте нам, не таитесь, что вам известно?

Он говорил с ней напрямую, не прибегая к вкрадчиво-лисьему тону и не намереваясь подсластить пилюлю, что было киане по душе. Она чистосердечно раскрыла королю содержание письма брата и повторила всё ранее сказанное отцу.

Король в задумчивости потёр подбородок, пригладил окладистую тёмную бороду.

— Очень хорошо, киана. А теперь самый каверзный вопрос, если угодно. Вы — ведьма?

Если бы Феруиз не умела в совершенстве владеть своими эмоциями, ей пришлось бы сейчас нелегко. Вопрос был, в самом деле, с подвохом, и рассчитан на невербальный ответ, нежели словесный.

— Ваше величество, — сказала она, за долю секунды поборов в себе бурю чувств, — хотелось бы мне самой, точно и наверняка дать вам отрицательный ответ. Пока я могу лишь ограничиться тем, что до сего дня я не обнаружила у себя никаких необычных способностей. Ничего, что могло бы причислить меня к этим порочным созданиям. Признаюсь, я нашла довольно оскорбительным тот факт, что меня подозревают в колдовстве. И крайне надеюсь, что и в дальнейшем жизнь не преподнесёт мне вероломных сюрпризов. В любом случае, что бы ни произошло, Ак'Либус и корона всегда могут рассчитывать на мою преданность.

Король с удовлетворением кивнул. Едва ли юная киана это осознавала, но она говорила в точности то, чего он не надеялся, но желал бы услышать больше всего — от неё, от её сестёр. В который раз Феруиз его не разочаровала. Права была её мать, когда сообщила ему в приватной беседе, что средняя девочка станет ему надёжной союзницей.

Впрочем, сейчас было не до пророчеств Кассары.

— Ваша гражданская позиция делает вам честь, киана, — ответил король Дасон. — Далеко не каждая гердина сумеет высказать свою точку зрения так твёрдо и по существу. Если бы дело стало только за мной, я бы пожаловал вам титул немедленно. Но будем соблюдать закон и не спешить впереди колесницы. Продолжайте и дальше приносить пользу Рэди-Калусу, и я уверен, что во второй фэрдегор альфера следующего года регион приобретёт новую сильную правительницу.

Феруиз могла по праву гордиться собой. Всё складывалось в её пользу. Король пожелал переговорить с её отцом наедине и отпустил киану, дав ей понять, что крайне доволен ею, но в то же самое время не намерен терять её из поля зрения. Так или иначе, она остаётся дочерью Кассары.

— Вот ещё, господа, — добавил король перед тем, как девушка покинула кабинет, — пока об этом в курсе лишь я, да моя достойная королева Аннеретт, но, я думаю, пришло время дать разрешение на брак нашим юным кианам из Йэллубана. Не то нагрянут асшамарские полчища, не ровён час, и будет совсем не до того. Это означает, что нам предстоит ввести Лесли Бэй в курс дела: и я бы очень, крайне не хотел, чтобы он повторил ошибки Рэдмунда. Учитывая то, как они близки с милой Балти-Оре, такой исход более чем вероятен. Предлагаю вам поразмыслить, как этого избежать — но решение пока не к спеху. Так, небольшая пища — точнее, закуска для размышлений по пути домой.

Глава 39

На следующий день, когда новый советник Паландоры выехал из Эрнербора и в сопровождении киана Тоура, которому было с ним по пути, двинулся по направлению к Пэрферитунусу, Феруиз обогнула крепость по дуге и направилась по северной дороге прямиком в Йэллубан. Она намеревалась навестить достопочтенное семейство Бэй, в частности — Балти-Оре. Киана не имела определённого плана, что было для неё не характерно, а оттого выводило её из душевного равновесия. Но действовать следовало незамедлительно, посчитала она. Таковы были особенности её положения.

«Паландора уже показала своё истинное лицо, — рассудила киана. — И я теперь точно знаю, кто я на самом деле и на что я примерно способна. Осталось досконально выяснить, как обстоят дела с нашей третьей сестрой».

Это решение казалось ей здравым. Феруиз поклялась не разглашать условия пакта, но она понимала, что, будучи сёстрами, кианы были прочно друг с другом связаны. Начни хоть одна из них вести себя непривычным образом и взывать к запретным материям, как под подозрение сразу подпадут все три. Паландора, вроде как, тоже соображала, что ей ни к чему раскрывать свои тайны общественности, а чем руководствовалась старшая сестра? Знала ли Балти-Оре, что она — особенная? Являлась ли таковой вообще?

Феруиз предстояло выяснить это на месте.

Весеннее солнце слепило глаза, но не грело. Слева, с гор Тао стекали звонкоголосые ручьи, шумели в канавах у обочин, бурлили в дренажных трубах. Справа, над лесом, клубился влажный туман. На голых дубах и осинах набухали первые почки, и лишь разодетые сосны и ели в своих всесезонных нарядах прикрывали собой наготу ближайших соседей. Этот участок Королевской дороги был довольно густонаселённым: через каждые двадцать пять миль исправно попадались не только почтовые станции, но и деревни и сёла. Пейзажи были однообразны, и каждая последующая деревня напоминала предыдущую, так что в какой-то момент Феруиз показалось, что она мчится по кругу на деревянной лошадке с детской карусели: вот лес, вот ручей, вот землистое рыхлое поле… Дома — трактир — станция — гора — снова лес… Так кружила она целый день напролет, пока, наконец, не остановилась на ночь в одном из населенных пунктов у дороги.

На следующее утро Феруиз продолжила путь. По её подсчётам, до города оставалось чуть меньше пятидесяти миль. Тут и там вдоль дороги чернели свежераспаханные поля, кое-где сеяли рапс и горчицу. А по правую руку тянулась бесконечная лесополоса.

На подступах к городу полей становилось всё больше. Скалистые горы на западе сменились более пологими и низкими холмами, запестрели пашнями и лугами, где пробивалась первая травка. А вот сквозные деревни поредели; здесь люди предпочитали размещаться в стороне от основного тракта. К их домам вели многочисленные съезды. В какой-то момент дорога вовсе пошла лесом: как-то ловко скользнула в просвет между стволами и углубилась в чащу.

«Хоть какое-то разнообразие», — решила Феруиз, которой уже примелькались поля. Конь отважно перешагнул через ручей, разлившийся по граниту, но тут же застыл у поваленной ели, отказываясь идти дальше. Феруиз ничего не стоило разогнать его и заставить перепрыгнуть преграду, но как ответственная киана, она спешилась и изучила ствол. Его основание было подпилено так, чтобы дерево опрокинулось чётко посреди дороги. Распил был свежий.

— Ну что, выходите! — позвала девушка. — Кошелёк или жизнь, или как вы там говорите? Раз решили сезон открывать, так хоть не заставляйте меня выполнять за вас вашу же работу!

Ответом ей стал пронзительный свист и раскатистый смех. С ветки ближайшего дуба спрыгнул молодой человек в отсыревшем коричневом плаще.

— Ха! Сезон! — передразнил он и скорчил гримасу. Зябко и нервно подёрнул плечами и скинул свой плащ, оставшись в одной мятой рубахе и штанах с высоким поясом.

Он был бледен и худ, и одежда сидела на нём мешковато. Его отличал высокий рост и, если бы он расправил плечи и ушил и отгладил костюм, его можно было бы назвать привлекательным — хотя, по-прежнему, с большой натяжкой. Волосы его были грязны и лохматы, а густая колючая борода в ячменную желтизну требовала щётки и ножниц. У него был большой красивый нос и пропорциональное ровное лицо, носящее следы измождения. Скулы были костлявы, брови клочковаты, под глазами залегли глубокие тени, а сами глаза горели, как у пророка, которому во что бы то ни стало необходимо донести светоч истины до всех окружающих — но в первую очередь до себя самого.