Ей предстояло во многом разобраться. Многое понять. Но жизнь почти не давала ей подсказок. Вдобавок киана Вилла отказывалась признать её статус гердины. Это стало, пожалуй, самым большим ударом. Что с того, что её супруг трагически погиб, ведь ей же обещали, что с момента её замужества земли перейдут к ней! Она чувствовала себя обманутой. Как ей следовало теперь поступить? Найти нового жениха и на сей раз постараться его не убивать? Просить Рэя занять это место? Это было бы наихудшей идеей: даже если у кианы, вопреки её обидам и разочарованиям, оставались к нему чувства, теперь их двоих связывала целая череда трагических событий, которые воздвигали между ними стену сродни той самой, незримой.

Или, может, чем чёрт не шутит, убить Виллу? Ей и так уже немного осталось…

Это была не её идея: Паландоре её подсказывали её новые астральные последователи. Как она ни старалась их игнорировать, она время от времени слышала их хриплый шёпот. «Чего тебе терять, девочка? — говорили они. — Ты уже убивала. Ты знаешь, как это. Первый раз всегда тревожно. А после входишь во вкус».

Кажется, она начала понимать, почему с ведьмами на протяжении истории жестоко расправлялись. Если они проходили через то же, что и она, если слышали те же голоса, они в самом деле представляли для окружающих и для самих себя опасность. Являлся ли её опыт оборотной стороной убийства — или же он, как и само убийство, суть оборотная сторона её силы?

«Я гердина, — говорила она сама себе. — Пока ещё нет, но я стану ею. В моих руках огромная ответственность за Пэрферитунус, за все эти земли, города, людей. Я не могу позволить себе быть порочной. Больше никаких убийств. Никаких воплощений. Никаких выходов из тела и даже никакой воды».

Последнее, впрочем, было куда проще сказать, чем осуществить. Без воды она чахла. Засыхала, как роза в пустыне. Но упорно старалась её избегать — умывалась наспех, пила не больше стакана в день. И, наконец, прекратила подолгу сидеть в ванне. «Киана Вилла, должно быть, этим довольна», — с горечью думала она. Даже если так и было, едва ли она порадовалась бы, узнав, что стало тому причиной.

***

А Рэй, которого как-то забыли спросить, что он обо всём этом думает, впал в редкое оцепенение. Тонким натурам противопоказаны душевные терзания и трагедии: они не только не закаляют их, а напротив, разрушают. Смерть родного брата, потеря любимой, неподъёмные административные обязанности — всё это навалилось, как снежный ком: катилось, катилось, ширилось, крутилось — и вот, наконец, погребло его навзничь. Хорошо ещё рядом с ним была мать, что давала хоть какую-то поддержку. Её саму приходилось без конца утешать; шутка ли — потерять сына? Но вдвоём им было куда легче.

Затяжная сонная зима в Рэди-Калусе, который в это время года погружался в снежную бездеятельность, отвечала настроению кианы Фэй. Та по целым дням не покидала своих покоев и смотрела сквозь плёнку изморози по стеклу на пустынный внутренний двор, на то, как слуги взметают мётлами снег, на город под белыми крышами, над которыми стелется дым. Допивала чашку остывшего чая, рассеянно брала в руки книгу и читала вслух, не разбирая букв, всё больше наизусть. Рэй слушал её голос — тот же самый, мягкий и тёплый, знакомый ему с раннего детства, и вместе с тем невыразительно пустой.

«Я так больше́ не могу, — призналась она наконец. — Вернусь в Виттенгру».

И впервые в жизни забыла добавить «на-Отере-и-Ахлау».

Рэй побледнел, и рыдал после этого целую ночь, а к утру, наконец, вспомнил, что мать приглашала его погостить. Окрылённый этой идеей, — настолько, насколько мог окрылиться тот, кому уж заведомо подрезали крылья, — он вызвался её сопровождать. «Всего лишь до лета, — говорил он отцу, но больше самому себе, — в крайнем случае, до осени».

Но оба прекрасно знали, что, если он уедет сейчас, то больше уже не вернётся. «Возможно, это и правильно, — решил, наконец, киан Тоур. — Этому мальчику не по плечу Рэди-Калус. Не той он закалки, увы».

И, как бы он ни любил жену и сына, — а, скорее, именно оттого, что любил их, — он велел осведомиться о следующем корабле в Вик-Тони. Таковой отправлялся из Озаланды в начале весны, и вот опять, встретив новый 841 год и первые капели, им пришлось проделать весь этот путь в Пэрферитунус, который меньше чем за год ознаменовался для Рэя такими разнозначными по накалу событиями. Когда они взошли на борт и тронулись, и берег начал стремительно удаляться и сливаться с горизонтом, Рэй бросил последний взгляд на замок, возвышавшийся на холме, чей силуэт едва угадывался в наступавших сумерках. Но Рэй точно знал, что замок там, у самых облаков, обласканный последними лучами заходящего аль'орна, и в замке том остаётся девушка красоты необыкновенной, чьи васильковые глаза ему не забыть уже никогда.

Конец второй части

ЧАСТЬ 3. И снова весна. Глава 38

Едва киана Фэй и её младший сын уехали, как пресса Ак'Либуса взорвалась кричащими заголовками. Война! Мобилизация! Нападение на Барбирус! Столкновение в устье Йибара.

Стало очевидным, что четвёртая восточная кампания стартует без промедления. Всюду только и разговоров было, что об Асшамаре и формировании двух фронтов: северного, для обороны Барбируса и последующего нападения на Сарагду, и южного.

— Того, что идёт на Бахам?

— Берите южнее, — отвечали им, — Бахам нам пока не по зубам. Верховный главнокомандующий его высочества императора Карла Семнадцатого распорядился ввести войска в земли Куртъюрт.

Это было что-то новенькое, хоть и неоднократно прогнозируемое. Куртъюрт называли края к востоку от южных земель Алазара. Края не вполне плодородные, а всё больше степные, местами пустынные. Причём пустыни там были холодные. Издревле на этой земле проживали кочевые народы. Они сезонно объезжали пастбища, выпасали коз, лошадей и овец — и, говорят, не гнушались употреблять их в пищу. Долго на одном месте не задерживались. У Алазара на западных землях Куртъюрт были разбиты свои поселения: в каком-то псевдоюридическом смысле можно было утверждать, что эти регионы принадлежали Эс'Карл-Тони, но кочевников юридический аспект дела мало интересовал. Они позволяли чужеземцам занимать их территории, взимали за это умеренную плату и просили соблюдать определённые нехитрые правила пользования землями. При выполнении этих условий они довольно мирно сосуществовали бок о бок с эскатонцами и, как выяснилось, точно на тех же условиях принимали в северо-восточной части страны асшамарцев. Но в последние годы шадрым Дульзангай задумал всерьёз прорубить ворота в Южный океан и начал полномасштабную экспансию на юг Куртъюрт. Император решил, что его следует остановить. Он не желал господства Асшамара в южных морях и, кроме того, был по-прежнему раздосадован своими поражениями в землях Иш Яс. Для ведения полномасштабных боевых действий на два фронта, по прогнозам аналитиков, требовалось больше людей, чем принимало участие в прошлых кампаниях. Для Ак'Либуса это, как минимум, означало призыв очередного элитного отряда. Поэтому гарнизоны усиленно занялись строевой подготовкой, военнообязанную часть населения перед началом посевной спешно созвали на внеплановые учения. Для Рэди-Калуса это была горячая пора. Сам киан Тоур и Феруиз вместе с начальством гарнизонов вызвались руководить учениями и подготовить боевые силы к предполагаемым сборам. Первые три недели весны они провели, не возвращаясь в замок, выезжали во главе отрядов, участвовали в стрельбах. Не оставалось ни одной свободной минуты.

Целый сезон миновал со дня так трагически завершившегося бракосочетания, и за это время мало что изменилось. Разве что киан Тоур день ото дня становился мрачнее, и Феруиз прекрасно знала причину его дурного настроя. Смерть старшего сына и поспешный отъезд младшего, помимо горестных чувств, которые они вызывали, давили ещё и осознанием того, что Рэди-Калус остался без наследника. Рэдмунд, — надо было отдать ему должное, — весьма своевременно сообщил Феруиз о причинах, по которым отец не имел права сделать её своей преемницей. Все эти дни она рассуждала о них и пришла к выводу, что ей следовало поговорить с отцом. Сообщить, что ей известно о пакте. Так было честнее всего — и, с её точки зрения, правильнее. В конце концов, она была на стороне Верховного короля и самого киана Тоура, и не намеревалась чинить им препятствия. Пусть её подозревали в обладании сверхъестественными способностями, она не собиралась дожидаться, пока эти подозрения сыграют ей во вред. Если ей удастся убедить обоих мужчин в том, что ей можно доверять, как самим себе, она хоть ненамного избавит киана Тоура от тягостного груза забот и станет его наследницей — не ради тщеславия, но во благо своих земель.