Санек объяснил.
— За что сидишь? — поинтересовался пахан.
— За пылесос, — честно признался тот.
— Пыле… что? — удивленно переспросил авторитет. — Сос?..
И, криво усмехнувшись, похлопал бедолагу по плечу:
— Тебя как, с мылом или без? А может, ты сметанку предпочитаешь?..
В тот же день, после обеда Саня записался добровольцем в армию: в это время как раз шли ожесточенные бои с наступавшей на столицу Спиртолитической красной гвардией. Федераты несли большие потери и нуждались в постоянных свежих пополнениях. Благополучно избежав неприятной экзекуции, хитрец при первом удобном случае покинул отправленную на фронт часть, чтобы после многомесячных скитаний попасться на мелкой заурядной краже и очутиться за одним столом с известным ему заочно по слухам и газетным публикациям батькой Чопиком.
Пообщавшись с каталой всего несколько часов, проигравшийся в пух и прах атаман составил о своем новом знакомом самое лестное мнение и предложил ему остаться в отряде.
Санек остался. Вскоре он зарекомендовал себя как храбрый, преданный общему делу боец и вошел в полное доверие к командиру, став его ординарцем и кем-то вроде личного телохранителя. Пришло время, и атаман получил возможность убедиться в том, что не зря приблизил к себе этого наглого, пронырливого, бойкого и беспринципного паренька.
Так думал Чопик, поглощая подливаемый ему в стакан порцию за порцией крепчайший парашкинский самогон.
Занятый своими невеселыми размышлениями, он не заметил, как на пороге появился едва державшийся на ногах пьяный в мясо Калян.
— У, блин! — выдал он, встав в дверях и придерживаясь руками за косяк, чтобы не рухнуть на пол. — У-у-у! Йо-о-о! Братва! В натуре, че у этого старого козла за бумага в сортире, я не знаю?! Где он ее и берет-то, мать его так-растак!
— А че? — хитро прищурившись, спросил Санек, вперив в пускавшего пьяные пузырьи корефана холодный немигающий взгляд.
— Да, блин, говно! — не скрывая своих эмоций, ответил водила, икая. — Такая дрянь, что ваще! Невозможно ею пользоваться — хоть газетками подтирайся — рвется, и все!
— Да ты просто подтираться не умеешь, — подколол его Санек, — поди на курсы запишись!
Порядком поддавший Ермаков, не сдержавшись, прыснул со смеху.
— Вам-то смешно, — обиженно буркнул Калян, проходя в комнату и тяжело опускаясь на диван рядом с атаманом, — а я, в натуре, все руки в говне измазал!
— А может, у тебя, Калян, руки не из того места растут? — не отставал от него развеселившийся адъютант. — Сходи-ка, брат, проверься к проктологу! А то ведь это такое дело, смотри! Запустишь — потом намучаешься с ним!
Схватившись за живот, батька забился в конвульсиях, громко, безудержно хохоча.
— Да ну вас! — махнул рукой Калян. — Спирту лучше налейте!
— Для чего тебе? — спросил Чопик, утирая ладонью выступившие на глазах слезы.
— После туалета для дезинфекции, — не подумав, ляпнул Калян, поднимая налитый Саньком стакан.
— Так это ж вовнутрь! — притворно удивился Санек. — А зачем тебе, брателло, вовнутрь, если ты, говоришь, руки испачкал? Или ты там случаем чего-нибудь не того накушался? А? Ну-ка колись давай!
Мощный взрыв хохота потряс комнату.
— Ладно зубы-то скалить! — буркнул водила и, опрокинув в себя содержимое стопаря, развернул на коленях принесенную из туалета мятую, залитую жиром газету.
— Послушайте, чаво в газетах пишут. Ща в толчке откопал. Июльский номер — свежий почти. Ага, вот тут… Отыскав заинтересовавшее его место, он прочитал заплетающимся языком: «В поселке Хералы, Республики Наркостан на свет появился необычный барашек. На шерсти у него имеются белые пятна, очень напоминающие буквы “Алеф” и “Лом”, а с другого бока — “Мим”, с которых начинаются имена Бабаха и его пророка Блендумеда. Местные жители считают барашка ниспосланным с небес знамением и воздают ему всевозможные почести. Весть о рождении священного животного быстро разнеслась по соседним районам, и сейчас тысячи людей съезжаются в поселок, чтобы своими глазами взглянуть на явленное миру чудо. Хозяева барашка охотно принимают у себя многочисленных паломников, взимая за показ небольшую, чисто символическую плату, необходимую для поддержания животного в хорошем состоянии. Бедная крестьянская семья за короткое время поправила свое материальное положение и вынашивает планы организации спецтура по Наркостану с целью демонстрации барашка в городах и селах республики. Эту идею поддержало местное духовенство, считающее чудесного барашка предвестником скорого конца света. Религиозная община выделит средства на покупку необходимого для перевозки барашка специального бараномобиля».
— Вот так вот! — серьезно сказал Калян, закончив читать. — Тут конец света на носу, а вы больному товарищу спирта жалеете! Стыдно!
Чопик только хмыкнул досадливо. В Бога он не верил и ко всем разговорам о различных чудесах, загробной жизни и о конце света относился скептически. Отец его, обрусевший татарин, был ярым исламистом. Мать — простая русская женщина, как и все простые русские женщины, истово верила в триединого православного Бога. На этой почве дома постоянно возникали ожесточенные столкновения. Каждый из родителей пытался доказать другому, что его, и только его, Бог является истинным и единственно правильным, а все остальные боги — неправильные, и их нужно запретить.
До поры до времени будущий атаман молча терпел эти религиозные разборки, но в конце концов, устав от постоянных скандалов, прямо, без обиняков заявил родителям, что Бога нет и если они не прекратят свои схоластические споры, то он устроит им такой конец света, что никакой Бог ни тому, ни другому не поможет. Подтверждением серьезности его намерений стала полученная полезшим в драку отцом мощная оплеуха. С этих пор присмиревшие родичи предпочитали выяснять свои религиозные пристрастия в отсутствие сына.
— Фигня это все, — лениво зевнул Санек, закусывая спирт зеленым маринованным помидором, — бред сумасшедшего!
— И ничего не бред! — живо возразил Калян, аккуратно складывая газету и пряча ее в карман надетого на голое тело пиджака. — Раз в газете пишут, что будет конец света, значит, будет!
На улице, где-то совсем рядом громыхнули один за другим два мощных взрыва; взвизгнув, посыпались со звоном лопнувшие стекла в окнах соседних домов; треснули короткие автоматные очереди.
— Ну вот, накаркал, черт! — зло выругался батька, вскакивая с дивана. — За мной, быстро!
Схватив валявшийся под столом автомат, он выскочил во двор. Следом ломанулись Калян и не забывший впопыхах прихватить ополовиненную им бутыль самогона Санек. Одним махом перескочили через покосившийся забор и очутились на улице. Всюду шла беспорядочная стрельба. Слышны были резкие хлопки ручных гранат; крупнокалиберный ПКВТ зло и властно вплетал свой баритон в пеструю разноголосицу скоротечного уличного боя.
Мимо бежали полураздетые испуганные братки, на ходу паля без разбору во все стороны. Спотыкались, поднимались, снова бежали без оглядки, путаясь в штанинах и рукавах, теряя по пути ремни, ботинки, подсумки с патронами и презервативами.
«А у нас разложение!..» — с досадой подумал Ермаков, глядя на жалкие, растрепанные остатки бегущей мотобанды. И, схватив за шкирку одного из пролетавших мимо повстанцев, спросил властно: — Стой! Куда?! Что за нафиг?!
— Атас! — истерически заорал перепуганный браток и, вырвавшись из цепких объятий атамана, бросился наутек, спеша к спасительной опушке леса. — Красные! Беги, батька! Беги, убьют!
Оставив улепетывавших со всех ног паникеров, командир метнулся назад во двор. Прыгнул за руль выкаченного Саньком и Каляном мотоцикла и на предельной скорости погнал в верхний южный конец села. Туда, откуда доносились звуки затихающей перестрелки. Здесь уже полыхали несколько подожженных домов; со стороны заброшенных коровников медленно въезжал на окраину БТР, поливая направо и налево из тяжелого пулемета. За ним быстрыми, короткими перебежками двигалась густая красноармейская цепь, охватывая село полукругом.