Пьяные, голодные, раздетые, вооруженные одними только анархическими лозунгами, они занимались тем, что целыми днями слонялись по городу в поисках халтур и стеклотары, митинговали по любому поводу и экспроприировали остававшиеся еще не тронутыми винные склады и аптечные киоски.
А их идейный руководитель в перерывах между запоями носился по заводам и фабрикам, учебным заведениям и госучреждениям, выступая перед собраниями и везде агитируя за анархию и пьяный беспредел. Везде, в любой аудитории он находил благодарных слушателей, живо откликавшихся на его красноречивые призывы. Ко всем он умел найти подход, всех заинтересовать, всем польстить и найти доводы в подтверждение правоты своих пьяных анархических абстракций.
Рабочим и крестьянам он говорил, что они главная движущая сила революции, что только огромная анархическая масса пьяных рабочих и крестьян, не ждущих воли от властей предержащих, способна победить в борьбе с мировыми буржуазными спиртмонополиями.
Солдатам и ментам объяснял, что они те же рабочие и крестьяне в шинелях, влачащие жалкое существование, терпящие издевательства, непосильный труд, холод, голод, истязания, что армия — двигатель спиртолитической революции, без которого революции не будет.
Врачей и учителей убеждал в том, что они промежуточный класс населения, одинаково близкий как к рабочим, так и к крестьянам, как к наркоманам, так и к алкоголикам; что именно интеллигенция должна взять на себя руководство революционными процессами, как наиболее образованный, разнородный, беспокойный и буйный элемент общества, болеющий за народ и всегда готовый к борьбе за пьяное счастье всего человечества.
Одним он обещал после победы установление анархического спиртолитического строя, при котором средства производства винно-водочной промышленности будут принадлежать спивающемуся трудовому народу, по своему усмотрению распоряжающемуся имуществом предприятий и всей спиртсодержащей продукцией. Другим сулил упразднение воинских уставов, введение выборности начальников и обязательного равного для всех чинов ежедневного армейского спиртпайка взамен старой дисциплины, основанной на насильственном принуждении к трезвости. Третьих манил небывалым, невиданным доселе расцветом свободного самогоноварения, полной свободой пития, процветанием всевозможных околовсяческих наук и всеобщим повышением культурного уровня освобожденного, устремленного в пьяное анархическое завтра народа.
Необходимость и неизбежность спиртолитической революции он объяснял следующим образом.
— Наш государственный организм, — говорил он, — есть грандиозная, обдуманная, научная организация беззакония, воровства, издевательства и насилия, направленная на ограбление и уничтожение своего народа; подлый, закостенелый, не поддающийся никакому реформированию и потому подлежащий полной ликвидации механизм.
Зачем государство, где все люди сыты, одеты, богаты и счастливы, где царят социальный мир и полная классовая идиллия, принимает законы о борьбе с экстремизмом, пусть даже и спиртполитическим?! Ведь если в обществе все так хорошо, то такие законы этому обществу не нужны: от добра добра не ищут и от хорошей жизни ни один человек бухать не станет! Достаток и спокойствие люди всегда предпочитают нищете, голоду, холоду и опасностям, сопровождающим всякую смену одного общественного устройства другим.
Если бы у всех, да пусть и не у всех, а просто даже у подавляющего большинства граждан все было бы замечательно, то незачем было бы государству опасаться никаких проявлений экстремизма! Жили бы все себе тихо-мирно и не рыпались.
Раз государство нуждается в подобных законах — значит, не все так благополучно в обществе, как это хотелось бы представить некоторым; значит, общество тяжело больно, заражено бациллами грабежа, наживы, эгоизма, насилия, равнодушия и жестокости; значит, оно разделено на враждебные друг другу классы, на сытых и голодных, умных и глупых, трезвых и пьяных. И виноваты в таком положении вещей именно те, кто принимает такие законы. Ведь когда власть заботится о благополучии и процветании населения своей страны, ей нечего опасаться пьяниц и алкоголиков. Лучшей защитой от винно-водочного экстремизма для такой власти являются не специальные законы, не солдатские штыки, суды и тюрьмы, а любовь собственных граждан, довольных жизнью, их поддержка и уважение!
А так, не имея поддержки в обществе и понимая, что на них лежит ответственность за бедственное состояние дел в государстве, власти вынуждены принимать репрессивные законы, чтобы страхом наказания держать людей в трезвости, обезопасить себя от возможных проявлений наркомании и алкоголизма и придать видимость законности своей борьбе с обездоленными, раздетыми и ограбленными ими «бунтовщиками».
Но все равно, несмотря ни на что, наперекор всем законам и репрессиям человек всегда стремится к полной, ничем не ограниченной свободе спиртопотребления, отвергая любые насильственные авторитеты. А потому спасение народа и страны заключается только в демократии, в демократии в подлинном смысле этого слова, спиртолитической демократии, при которой власть будет принадлежать Советам, в состав которых войдут все без исключения граждане: наркоманы, бичи, тунеядцы, олигофрены и алкоголики. Именно участие всех людей в управлении общественными делами есть главное условие существования спиртанархизма: ведь там, где управляют все, там нет управляемых, а значит, нет и государства! При этом, разумеется, свобода спиртопотребления и права индивидуума на пьянку остаются в неприкосновенности, а алкоголизм, понимаемый как независимость воли каждого от воли других, признается высшим проявлением свободы.
Анархизм Питиев определял как форму общественного устройства, при которой человек, являющийся производителем всех материальных благ, включая винно-водочную продукцию, свободно распоряжается продуктом своего труда: над ним нет ни власти, ни закона. Политический порядок исчезает — ему на смену приходит порядок экономический. Власть заменяется принципом взаимности, и люди перестают подчиняться законам, а живут в мире и согласии, предаваясь коллективному пьянству и соблюдая заключенные друг с другом договоренности.
Те же принципы действуют и во взаимоотношениях между отдельными народами. Каждая нация имеет право на независимое развитие, но одновременно все народы объединяются во Всемирную федерацию, основанную на принципах свободы спиртопотребления, равенства трезвых и пьяных и невмешательства тех и других в дела друг друга. Власть в ней принадлежит Верховному Спиртсовету, ведающему исключительно экономическими вопросами, особенно же вопросами спиртопроизводства.
Частная собственность, система денежного обращения, вооруженные силы, сословные различия и привилегии упраздняются. Религиозный культ заменяется культом уважения к человеку, в особенности к человеку пьющему и наркозависимому. А всеобщая свобода спиртопотребления и пьяный беспредел создают идеальные условия для всестороннего духовного совершенствования и культурного развития человеческой личности.
Каждое свое выступление Питиев использовал для того, чтобы публично дистанцироваться от коммунистов, к которым он относился с неприязнью, и подвергнуть критике идеологию и политику правящей Спиртолитической партии.
— Коммунизм не для нас! — заявлял он в ответ на робкие замечания слушателей о том, что коммунисты тоже за народ и пьяное счастье всех трудящихся. — Мы, анархисты, не имеем охоты жить в коммунистическом обществе. Это не свободное общество, не живое объединение свободных от трезвости людей, а принуждение, насилием сплоченное стадо животных, преследующих только материальные цели и ничего не знающих о духовной стороне жизни. Диктатура пролетариата, — говорил он, — это абсурд! Кому пьяный пролетариат будет диктовать свою волю? Да она, диктатура эта, выродится в диктатуру трезвого чиновничества — «красных бюрократов» над поддатыми рабочими и поддатых рабочих над пьяными крестьянами. Власть в конце концов окажется в руках кучки «избранных», никем не избранных или избранных на таких выборах, на которые людей сгоняют силой или покупая не знающих толком, кого они выбирают и зачем, за спирт и ширево. Сменяемость аппарата и его подконтрольность народу будут фикцией. Коммунистическое государство плавно переродится в капиталистическое, представляющее из себя акционерное общество чиновников — привилегированного политического сословия, — вышедших из недр народа, поставленных народом над собой, оторвавшихся от народа, переставших быть работниками, презирающих и ненавидящих народ! Все это приведет к жестокой централизации власти, что несовместимо со свободой, и общество скатится к низшей ступени идиотизма, как это произошло в печальной памяти Советском Союзе!
