— У вас восхитительные собаки старинного фарфора, — заметила Алина. — Можно, я посмотрю на них поближе?

Она встала, подошла к камину, взяла в руки Магога и, к ужасу Присциллы и Энн, села с ним на подушку, под которой был спрятан шоколадный кекс. Увы, сделать ничего было нельзя, и Алина так и просидела на кексе до конца визита, обсуждая достоинства фарфоровых собак.

Когда гости собрались уходить, Дороти задержалась на несколько секунд, чтобы шепнуть Энн:

— Мы с вами обязательно подружимся. Рой мне все про вас рассказал. Больше ему, бедняге, не с кем поделиться — ну кому придет в голову делиться с мамой или Алиной? Как вам здесь, наверное, весело живется! Можно, я буду приходить к вам в гости?

— Конечно, приходите, — радушно ответила Энн. По крайней мере, у Роя есть одна симпатичная сестра. Энн была уверена, что никогда не подружится с Алиной, хотя, возможно, ей и удастся завоевать расположение миссис Гарднер. В общем, проводив гостей, Энн вздохнула с облегчением.

— Ну вот, — трагически проговорила Присцилла, поднимая подушку. — Кекс превратился в лепешку, и подушка тоже погибла. Что ни говорите, а пятница и вправду несчастливый день.

— Ас какой стати приходить в гости в пятницу, когда вас ожидают в субботу? — сурово произнесла тетя Джемсина.

— Наверное, это Рой перепутал, — высказала предположение Фил. — Когда он разговаривает с Энн, бедный мальчик теряет всякое соображение. Кстати, а где Энн?

Энн ушла к себе. Ей почему-то хотелось плакать. Но она заставила себя засмеяться. Ну не безобразно ли вели себя Бандит с Джозефом! А Дороти просто душечка.

— Господи, как мне хочется умереть! — простонала Фил. — Или чтобы уже было завтра.

— Вот поживешь еще годиков шестьдесят, и оба твои желания исполнятся, — усмехнулась Энн.

— Хорошо тебе сохранять невозмутимое спокойствие! Для тебя экзамен по философии — пара пустяков. А меня при мысли о нем просто озноб прошибает. Что, если я провалюсь? Что скажет Джо?

— Не провалишься. На греческом же сегодня не провалилась.

— Почем я знаю. Может, я написала хорошее сочинение, а может, такое, что Гомер в гробу перевернулся. Я до того заучилась, что голова совершенно не варит. Как же будет счастлива бедняжка Фил, когда эти проклятые экзамены останутся позади! Но так или иначе, на горизонте за тучами уже проглядывает чистое небо. Девочки, вы сознаете, что наша жизнь в Редмонде подходит к концу?

— Нет, у меня это как-то не укладывается в голове, — призналась Энн. — Кажется, только вчера мы с Присциллой с ужасом смотрели на толпу незнакомых первокурсников. А теперь уже сдаем выпускные экзамены.

— Ну что, премудрые выпускники, — спросила Фил, — стали мы умнее за эти четыре года?

— Поглядеть на тебя, так этого не скажешь, — заметила тетя Джемсина.

— Тетя Джимси, ну разве вы так уж нами недовольны? — взмолилась Фил.

— Вы были чудо как хороши, мои голубушки — милые, нежные, веселые девочки, — призналась тетя Джемсина, которая если уж бралась кого-нибудь хвалить, то не скупилась на добрые слова. — Но вот чтоб вы стали разумнее — сомневаюсь. Да этого от вас нельзя было и ожидать. Тут нужен жизненный опыт, а на лекциях этому не учат. Я вот не кончала университет, но знаю о жизни несравненно больше, чем вы, мои красавицы. Ну что вы выучили в Редмонде, кроме мертвых языков, геометрии и прочей чепухи?

— Кое-что мы все-таки узнали, тетя Джимси, — возразила Энн.

— Профессор Вудли втолковал нам, что самая пряная приправа на пиру жизни — это юмор, — сказала фил. — Смейтесь над своими ошибками — но и учитесь на них, шутите над своими затруднениями — но шутками укрепляйте свою решимость их преодолеть. Разве это не разумный совет, тетя Джимси?

— Очень разумный. Но чтобы достичь мудрости, надо понять, над чем можно смеяться и над чем нельзя.

Пролетел последний день, и экзамены остались позади. Энн получила диплом с отличием по английской литературе. Присцилла — то же самое по древним языкам, а Фил — по математике. Стелла ни в чем особенно не отличилась, но все экзамены сдала хорошо.

— Раньше я сказала бы, что это — эпоха в моей жизни, — заявила Энн, собираясь на торжественный акт вручения дипломов. Она достала из коробочки присланный Роем букетик фиалок — и задумалась. Ее глаза невольно обратились к другой коробочке. В ней находился букетик ландышей — таких же свежих и ароматных, как те, что цвели в саду Грингейбла. Рядом лежала визитная карточка Джильберта Блайта.

И почему это Джильберт вздумал вдруг прислать ей цветы? После рождественских каникул он посетил Домик Патти всего один раз, и они редко встречались в Университете. Энн знала, что он усердно занимается, поставив себе целью завоевать премию Купера, и потому ^ принимает участия ни в каких мероприятиях. Сама же провела зиму очень весело. Она часто бывала у Гарднеров и очень подружилась с Дороти. В университете ждали объявления о ее помолвке с Роем. Энн и сама со дня на день ждала его предложения. И все-таки, уходя на торжественное собрание, она отложила в сторону фиалки Роя и приколола к груди ландыши Джильбер. та. Почему она это сделала, Энн и сама не смогла бы объяснить. Именно сейчас, когда осуществлялись все ее честолюбивые стремления, она с нежностью вспомнила Эвонли, старую дружбу и мечты, которые она делила с Джильбертом. Когда-то они с Джильбертом смеялись, представляя себе, как на них наденут мантию и шапочку бакалавра. И вот пришел этот торжественный день, и фиалки Роя не имели к нему ни малейшего отношения.

Столько лет этот день манил Энн как путеводная звезда. И вот он наступил, но в памяти Энн осталась не та счастливая минута, когда импозантный ректор университета вручил ей диплом, шапочку и объявил во всеуслышание, что ей присуждена степень бакалавра искусств, и не радостно сверкнувшие при виде ландышей глаза Джильберта, не обиженно-удивленный взгляд Роя, не снисходительные поздравления Алины Гарднер, и не теплое объятие Дороти. Нет, этот долгожданный день запомнился ей странным ноющим чувством в груди и необъяснимым привкусом горечи.

Одеваясь, чтобы идти на праздничный вечер, Энн достала из чемодана розовый кулон в форме сердечка на тоненькой золотой цепочке. Этот кулон ей прислал на Рождество Джильберт Блайт. Кулон напомнил Энн тот роковой день, когда Джильберт назвал ее косы «морковкины хвостики» и тщетно пытался заслужить ее прощение, предложив ей розовый леденец в форме сердечка. Энн поблагодарила Джильберта в письме, но еще ни разу не надевала его подарок. А сейчас надела — с мечтательной улыбкой на лице.

Они с Фил вместе пошли в университет. Энн молчала, Фил трещала без умолку. Вдруг она сказала:

— Я слышала, что на днях объявят о помолвке Джильберта Блайта и Кристины Стюарт.

— Да? — удивилась Энн.

— Все говорят так…

Энн промолчала, но лицо ее вспыхнуло в темноте. Она ухватилась за цепочку на шее и с силой дернула. Цепочка оборвалась, и Энн сунула кулон в карман. У нее дрожали руки, на глаза навернулись слезы.

Но на вечере она веселилась до упаду. Когда Джильберт пригласил ее танцевать, она спокойно сказала, что все ее танцы расписаны. Поздно вечером, сидя с подругами перед камином и перебирая события минувшего дня, Энн была оживленнее всех.