Путь на Тмутаракань становился гораздо короче. Война на юге приобретала совершенно иной оборот.
Глава 20
Первый раунд, похоже, за мной. Весть о том, что печенежский выскочка Кучюк принял мои дары и готов грызть хазар вместе со мной, пришла как нельзя вовремя. Это не то чтобы дружба до гроба, я иллюзий не строил — степняки всегда себе на уме, и сегодняшний союзник завтра легко может воткнуть нож в спину. Но тактически это был очень нужный успех. Получить временного союзника, да еще такого, который может ударить врагу в незащищенный тыл — это дорогого стоит. Нужно было ковать железо, пока горячо, и немедленно запускать следующую фазу моего «Большого южного похода».
— Всех ко мне! Немедленно! — рявкнул я первому попавшемуся дружиннику, маячившему у входа в мой наспех разбитый шатер. — Ратибора, Илью, Искру, Степана!
Пока гонец переводил дух, а мои ближайшие соратники спешили на зов, я прошелся по шатру, служившему мне и ставкой, и спальней. Под ногами хрустел утоптанный песок, смешанный с пеплом — Искоростень еще дымился неподалеку, напоминая о цене, которую пришлось заплатить за усмирение древлян.
Первым явился Ратибор. Следом, тяжело ступая, вошел Илья Муромец. Старый воевода (пусть и в чине десятника, но он все равно был мне нужен) выглядел уставшим — сказывались и раны, полученные в Искоростене, и непривычная для него муштра в «Кузнице Воинов», где он теперь наводил порядок железной рукой. Проскользнула Искра, наша главная лекарка. Замыкал процессию Степа.
— Садитесь, — махнул я рукой на грубо сколоченную скамью и расстеленные на земле шкуры. — Новости хорошие. Хан Кучюк согласен. Готов идти с нами на хазар.
На лицах отразилось сдержанное удовлетворение. Все понимали важность момента.
— Значит, пора отправлять обещанное, — прагматично заметил Ратибор. — Серебро, оружие… Охрана нужна крепкая. Степняки — народ переменчивый. Как бы наш караван не стал для них первой добычей.
— Охрану обеспечим, — отвекил Илья. — Отберу самых надежных ребят из старой дружины и новобранцев. Но сколько даем? И чего именно? Кучюк — волк молодой, голодный. Почует слабину — сядет на шею.
— Серебра — сколько обещали, ни больше, ни меньше, — отрезал я. — Ратибор, пересчитай казну, выдели необходимую сумму. Оружие — Степан, подготовь десяток твоих самострелов, но не самых новых образцов, и запас болтов к ним. Плюс мечи, топоры, наконечники для копий — стандартный набор. Пусть видят нашу щедрость, но и понимают, что лучшие игрушки мы пока держим при себе.
— А риски? — вставила Искра своим тихим голосом. — Доверять печенегам… Они же вчера еще под Курей ходили, с нами воевали. Не получится так, что они возьмут наше серебро, а потом ударят нам же в спину, договорившись с хазарами или, хуже того, с греками?
— Риски есть всегда, — пожал я плечами. — Но сидеть и бояться — еще хуже. Кучюк борется за власть в степи. Ему нужна победа над хазарами и старой знатью, которую греки поддерживают. Наши интересы тут совпадают. Надолго ли — другой вопрос. Но сейчас нам этот союз выгоден. Ратибор, твои люди должны будут не только сопроводить караван, но и присмотреть за Кучюком. Нужна информация, что там у них в степи на самом деле творится.
Мы как раз начали обсуждать детали маршрута и состав охраны, как полог шатра откинулся, и внутрь, опираясь на крепкую палку и поддерживаемый под руку дюжим дружинником, шагнул Добрыня.
Я не видел его несколько дней, с тех пор как поручил Искре заняться его лечением всерьез. Зрелище было тяжелое. Лицо представляло собой страшную маску из рубцов и шрамов. Левый глаз затянут бельмом, правый, единственный видящий, смотрел напряженно, с затаенной болью. Но он стоял на ногах. Двигался сам. И это уже было победой.
— Княже… — голос Добрыни прозвучал сдавленно, больше похож на хриплый шепот. Говорить ему все еще было трудно, но он говорил! Не мычал, не стонал, а складывал слова. Искра не зря свой хлеб ела, да и организм у богатыря оказался покрепче любого кремня. — Разреши… слово молвить.
В шатре повисла тишина. Все смотрели на моего верного тысяцкого, на живое свидетельство древлянской жестокости и византийского коварства.
— Говори, Добрыня, — мягко сказал я.
Он с трудом перевел дыхание, собираясь с силами.
— Слышал… поход… на юг… на Тмутаракань… Княже, — он сделал шаг вперед, чуть покачнувшись. Дружинник подхватил его крепче. — Прошу тебя… возьми меня с собой. Я… я должен быть там. Должен видеть, как предатель Ярополк ответит за все, — он неопределенно махнул рукой в сторону своего изуродованного лица. — Я смогу, княже! Сил хватит! Топор удержу!
В его единственном глазу горел такой огонь, такая ярость и жажда мести. Он действительно готов был, хромая и едва дыша, идти сотни верст на юг, лишь бы добраться до глотки Ярополка. И я его понимал. Ох, как понимал! Его желание отомстить было абсолютно естественным.
Но я видел и то, как тяжело ему дается каждый шаг, как напряжены его мышцы, как испарина выступила на лбу от одного этого короткого разговора. Нет, какой из него сейчас воин? Первый же серьезный бой, да что там бой — просто долгий переход по степи станет для него последним. Отправить его в поход — значит обречь на верную и мучительную смерть.
С другой стороны, оставить его здесь, без дела, наедине со своими страшными воспоминаниями и бессильной яростью — тоже не выход. Он же с ума сойдет, замкнется в себе, угаснет. Ему нужна была цель. Важная. Нужная. То, что заставит его жить дальше, бороться.
— Добрыня, — я подошел к нему, посмотрел прямо в его горящий глаз. — Ты один из самых верных моих людей. И я ценю твое рвение. Твоя храбрость мне известна. Но сейчас ты нужнее мне здесь.
Он хотел возразить, но я поднял руку.
— Поход на Тмутаракань — дело важное. Но не менее важно то, что останется у нас в тылу. Пока мы будем бить хазар, здесь, на севере, тоже не должно быть шатко. Мне нужен здесь человек, которому я могу доверять как себе. Человек с головой и опытом.
Я видел, как меняется выражение его лица. Ярость уступала место недоумению, потом — проблеску понимания.
— Ты останешься здесь, Добрыня. Во-первых, поможешь Илье. Наша «Кузница Воинов» — это будущее моей армии. Илья — вояка старой закалки, но ему нужен свежий взгляд, нужен тот, кто поможет наладить обучение новобранцев по-новому, кто присмотрит за порядком, пока старый богатырь будет гонять их на плацу. Твой опыт бесценен. Во-вторых… — я чуть понизил голос, хотя все в шатре и так были своими. — Присмотришь за Искрой. Она хорошо поработала, поставила тебя на ноги. Но… сам понимаешь. Она — дочь Огнеяра, была со Сфендославом. Я ей дал шанс, но глаз с нее спускать нельзя. Будешь моими ушами и глазами здесь, в лагере. Докладывать мне обо всем важном через верных гонцов. Это — не менее почетная и ответственная задача, чем махать топором на юге. Справишься?
Он смотрел на меня долго, тяжело дыша. В его взгляде боролись разочарование и понимание. Он знал, что я прав насчет его физического состояния. И он понимал важность порученного дела. Это была не подачка и не попытка от него избавиться. Это была реальная задача, требующая его ума и опыта.
— Справлюсь… княже, — наконец прошептал он. — Не подведу.
— Знаю, что не подведешь, — я ободряюще положил руку ему на плечо. — А месть… Месть — блюдо, которое подают холодным, Добрыня. Придет и твой час свести счеты. Обещаю. А пока — набирайся сил. И помоги мне здесь.
Он медленно кивнул, уже без прежнего огня, но с вновь обретенным достоинством. Дружинник помог ему развернуться и выйти из шатра.
Я проводил его взглядом и повернулся к остальным. На лице Искры я не заметил никаких эмоций, но взгляд ее стал чуть более настороженным. Илья Муромец одобрительно крякнул — помощь опытного воеводы в лагере ему явно не помешает.
— Итак, с этим решили, — подвел я итог. — Ратибор, займись караваном немедленно. Срок — два дня на сборы и отправку. Охрану согласуешь с Ильей. Остальные — готовимся к походу.
