— Низшие создания не ненавидят, Анита, их наказывают.

Как она уверенно говорила!

Жан-Клод ответил одним только словом:

— Ложь.

Темные глаза покосились на него, и в этом взгляде не было любви. Жан-Клода она тоже ненавидела. Ненавидела их обоих, а почему — они мне уже объяснили. Это были единственные двое мужчин, по своей воле покинувшие ее ложе, как она считала. Они бросили ее, а никто не оставляет Белль Морт, потому что никто не захочет. Странно, но их уход повредил ее самоощущению. Но я не стала делиться этим знанием, потому что уязвлять сейчас гордость Белль Морт ничем бы нам не помогло. Ради спасения собственной гордости она дала бы умереть и Ашеру, и Мюзетт. Эти слова я проглотила, но забыла, что она Sardre de Sang и что она уже поставила на меня метку. Не о лице и не о голосе надо было мне беспокоиться.

Голос ее раздался у меня в голове как во сне, сопровождаемый ароматом роз:

— Мою гордость не так легко уязвить, Анита.

Жан-Клод поцеловал меня в щеку, и запах роз пропал, и голос с ним.

— Ma petite, ma petite, хорошо ли ты себя чувствуешь?

Я кивнула.

— Так докажи это, — сказала я. — Исцели Ашера.

Жан-Клод не спросил, к кому я обращаюсь. Он услышал через меня, или догадался, или не стал спрашивать, потому что времени у нас не было.

— За разговорами он умрет, — прозвучал голос Валентины.

Все, кроме меня, оглянулись на ребенка-вампира. А я по-прежнему целилась в грудь Мюзетт, в белое платье.

— Если ты в ближайшее время не дашь ему поцелуй жизни, он будет даже для твоей силы неисцелим, Белль Морт, — сказала Валентина.

Белль с трудом сохранила спокойное лицо, но гнев растекся по залу. А может, я просто почувствовала его лучше других.

— Ты сменила сторону, petite morte?

— Non, но я не хочу терять Мюзетт случайно. Если ты решишь в пользу смерти Ашера — одно дело. Если просто упустишь шанс его спасти — совсем другое.

Мне до боли хотелось оглянуться на Валентину, но я не отрывала глаз от Мюзетт, от Белль. Кроме того, лицо Валентины было бы как у всех старых вампиров, когда они скрывают свои чувства или рискуют собой: пустое, лишенное выражения. Красивая маска.

Что-то прошло между ними, что-то, чего я не могла уразуметь. Белль нетерпеливо и глубоко вздохнула, оправила юбки и двинулась вперед. Совсем не так грациозно поплыла, как обычно ходит Мюзетт. Может быть, вампирам трудно сохранять эту плавность, когда они нервничают, потом что Белль нервничала. Я это ощущала.

Я опустила пистолет, когда она пошла, потому что, если она спасет Ашера, Мюзетт будет жить. Таково было условие. Кроме того, у меня уже ныли плечо и рука. Знай я, что придется стоять в стойке так долго, я бы встала в стойку для стрельбы двумя руками.

Белль Морт овладела собой, пока шла через зал, так что к Ашеру она уже подплывала, а белое платье Мюзетт полностью скрылось за темно-золотым нарядом Белль. По крайней мере для моих глаз.

Она встала на колени возле тела Ашера. Я никаким другим словом сейчас не могла бы это назвать — только тело. Я уже отстранилась от него. И с чем-то вроде ужаса поняла, что не верю, будто она может его исцелить. Он ощущался как мертвец, окончательный мертвец.

Руки Жан-Клода сжали мне плечи, и я поняла: он изо всех сил от меня закрывается. Он не хотел делиться своими чувствами в этот момент, и я могла его понять. Они были слишком личные, слишком пугающие.

И Ричарда тоже не было. Мне пришлось даже глянуть на него, чтобы убедиться в его присутствии в зале, — вот как он плотно поставил щиты. И я не знала, когда именно он ушел за них, что было странно. Я бы должна была заметить. Он перехватил мой взгляд и не мог скрыть сочувствие или сострадание. Не думаю, что к Ашеру.

Руки Жан-Клода напряглись, и это движение снова привлекло мое внимание к Белль. Волосы ее упали свободным черным плащом, и только кое-где проблескивало золото платья.

Я ощутила, как Жан-Клод подобрался, будто физическим усилием собрал волю в кулак, потом он вздохнул и встряхнулся, как птица, оправляющая перья. Выйдя из-за моей спины, он предложил мне руку — весьма протокольно. Я на миг заколебалась, потом взяла его под руку. Он все еще закрывался от меня, закрывал свои эмоции, но мне достаточно было видеть его друга, чтобы знать, что он думает. У него сердце разрывалось при виде Ашера, превратившегося вот в это. И мне тоже было больно, а у меня не было с этим человеком многовековой дружбы.

Он пошел вперед, ведя меня под руку, к коленопреклоненной вампирше и остаткам того, кого любили мы оба. Мне никогда не узнать, не возникла ли моя любовь к Ашеру из чувств к нему Жан-Клода. Может быть, но мне не отделить своих чувств от чувств Жан-Клода. Одно это должно было бы испугать меня до дрожи, но я не боялась. Устала я все время бояться. И была готова попробовать быть сердцем такой же храброй, как и всем остальным. Кроме того, с Ричардом я была осторожной и заботливой, и в результате — разбитое сердце у нас обоих. Опираясь на руку Жан-Клода, я оглянулась на него. Сердце мое при виде его все еще вздрагивало. Еще сегодня днем я была готова к примирению. Я всегда готова к примирению с Ричардом, каждый раз, когда он хоть на дюйм поддается. Беда в том, что он тут же этот дюйм отбирает обратно.

Он перехватил мой взгляд, и что-то такое было в его глазах — боль, потеря, глубокие как океан, широкие как море. Я его люблю. Люблю всерьез. Может быть, всегда буду любить. У меня был почти неодолимый порыв броситься к нему, пусть сгребет меня в объятия, а я прогоню это страдание с его лица. Но он вряд ли сгребет меня в объятия. Наверное, просто будет смотреть, не понимая. А тогда я его возненавижу.

Ненавидеть Ричарда я не хотела.

И я отвернулась. Пусть не видит на моем лице ни жажды, ни боли потери, ни первых признаков ненависти.

Я ощутила Ричарда рядом с собой, потому что он меня коснулся. В этот момент неожиданности я глянула ему в лицо. Оно было настолько близко к непроницаемому, насколько Ричард мог его сделать. Он не сгреб меня в охапку, но предложил руку. Я замялась, как до того с Жан-Клодом, потом медленно продела руку в предложенное кольцо. Он прижал мою руку свободной рукой, такой теплой, такой твердой, прижал мои пальцы к своему мускулистому предплечью.

Я опустила глаза, чтобы он не видел, как на меня это подействовало. Все мы закрывались щитами как дьяволы, стараясь спастись от собственных мыслей.

Ричард и Жан-Клод переглянулись у меня над головой. Не знаю, что это должно было значить. Казалось бы, глупо переглядываться, когда можно просто открыть метки, объединяющие нас в триумвират, и тогда мы просто можем читать в умах друг у друга. Но впервые за много месяцев Ричард оказался на нашей стороне. И мы трое, каждый из нас, старались быть так осторожны, как только возможно.

Белль стояла над Ашером на коленях, наклонив голову, будто целуя его. Но она отстранялась от его тела, упираясь одной рукой в пол, другой в стену. Поцелуй выглядел так интимно, но она изо всех сил старалась не прикасаться к нему больше, чем было абсолютно необходимо. Впечатление интимности от этого пропадало.

Я должна была бы ощутить силу, которую она в него вталкивала, но я слишком сильно закрылась щитами и не настолько хорошо умела это делать, чтобы пропускать что-то внутрь или наружу по своему желанию. Закрываясь, я загораживалась от всего. А я хотела ощущать, что она делает. Чувствовать, растет ли эта едва уловимая искра в Ашере.

Я чуть приоткрыла щит, как затвор фотоаппарата, только чуть-чуть, чтобы ощутить эту искру.

И почувствовала губами поцелуй Ашера, будто выпила вина с его вкусом. Искра стала пламенем, холодным пламенем, которое заполняло его тело, а Белль продолжала лить в него энергию. Ашер вскрикнул у меня в голове, и я пошатнулась от этого безмолвного вопля, упала бы, если бы Ричард и Жан-Клод меня не подхватили.

— Что случилось, Анита? — спросил Ричард.