К образу «Барби-супершлюха» (это цитата из стишка, к которому я еще вернусь в главе 12) немало добавило, конечно, и пресловутое восприятие Барби как «блондинки», не перебитое целой армией брюнеток и шатенок от «Маттел»: стереотип требует завершенности, и раз уж Барби — белокурая красавица с макияжем и кучей шмоток, то быть шлюхой ей, по мнению коллективного бессознательного, сам Бог велел.
Символ шаблонности. Существование Барби как символа шаблонности и стандартности обусловливается непосредственным стремлением «Маттел» позиционировать куклу в качестве ролевой модели. В результате самые разные вариативы Барби, естественно, обладают, одним и тем же условным характером, наиболее усредненным мнением по любым вопросам и уже упоминавшимся стремлением следовать всем модным трендам, не создавая индивидуального стиля и не вынося никаких особых суждений ни по какому поводу. Всегда можно предсказать, как Барби поведет себя в той или иной ситуации, что она скажет и как поступит. Если перед ней опустится тарелка с маленькими зелеными человечками, говорящими: "Take me to your leader!" — Барби расплывется в улыбке, помашет ладошкой и скажет: "Welcome to USA! We are always happy to have guests!" Очень характерным является частое появление высказываний в формате: "Не какая-нибудь Барби, а…" — дальше идет перечисление свойств того или иного персонажа, делающих его уникальной личностью. Например, на форуме, где обсуждался некий подростковый сериал, я нашла следующий пост: "Этот сериал говорит о том, что на самом деле беспокоит старшеклассников. Мне понравилось, что выведенные в нем персонажи — это не какая-нибудь кучка Барби и Кенов, а самостоятельные личности с достоинствами и недостатками". В одном из ранних эпизодов сериала "Beverly Hills 90210" две юные соперницы, борющиеся за внимание одного и того же парня, знакомятся друг с другом. Отходя в сторону, одна из соперниц говорит на ухо своей подруге: "Ты была права, она всего-навсего Барби".
Среди материалов, представленных на Международный семинар по гендерной составляющей в современной драматургии, была исследовательская работа Анны Альчук под названием "Синдром Барби, или Влияние образов западной массовой культуры на постсоветское сознание". В работе присутствовала часть, озаглавленная: "Создание усредненного женского идеала и роль Барби в этом процессе", идеально иллюстрирующая тезис о том, что Барби в массовом сознании воспринимается как шаблон и провозвестница шаблонов.
Некое издание, дающее советы всем желающим сделать политическую карьеру, рекомендует читателям не лишать себя черт индивидуальности и не стараться понравиться всем: иначе, пишет автор, получается кандидат, "сильно смахивающий на пластмассовую куклу Барби. Он всех раздражает только потому, что в нем все подобрано таким образом, чтобы ни у кого не вызывать раздражения".
Перечисленные мной аспекты восприятия Барби и станут основной темой всей третьей части книги. Я буду пытаться говорить о том, каким образом складывались репутация и образ Барби в окружающем куклу реальном мире, о том, какую роль она играет в повседневной жизни самых разных людей, и о том, что позволило Барби занять эту роль в нашем сознании много лет назад и играть ее по сей день.
Глава одиннадцатая
"БАБУШЕК ДВЕ, А ВОТ БАРБИ — ОДНА!": БАРБИ В ЖИЗНИ ДЕВОЧЕК
Существует анекдот о том, как две немолодые лесбиянки впервые встречаются для интимного свидания в доме у одной из них. Гостья встает, чтобы взять в шкафу полотенце, и обнаруживает, что все полки шкафа заняты куклами Барби. В изумлении она спрашивает: "Ты их что, коллекционируешь?" "Понимаешь, — говорит ее подруга, — мне уже сорок с лишним, скоро я стану старой и страшной… а чего не сделает для меня маленькая девочка ради куклы Барби!"
В западном мире отношения человека с Барби строятся с самого раннего детства, фактически лет с трех. Роль, которую Барби играет в жизни маленькой девочки, определяет то, как будут складываться их взаимоотношения по мере взросления ребенка и то, насколько преданным покупателем станет выросшая маленькая девочка, когда обзаведется собственными детьми… Для «Маттел» маленькие девочки являются основными объектами ухаживаний и основными потребителями Барби. До 1985 года, когда началось производство коллекционных Барби, этот рынок был фактически единственным, но даже сейчас все куклы игровой линии рассчитаны на девочек в возрасте от трех до двенадцати лет. Правда, и исследования показывают, что игра в куклы часто затягивается до гораздо более позднего возраста, иногда до пятнадцати — шестнадцати лет. С Барби, благодаря ее «взрослости» и удобства использования этой куклы именно для подростковых проекций, часто продолжают играть в тринадцать-четырнадцать лет. Чтение статей, посвященных Барби, рассмотрение целого ряда исследований, участие в родительских форумах и других «взрослых» средах общения, так или иначе связанных с Барби, дало мне, как мне кажется, более или менее четкое представление о том, как взрослые представляют себе роль этой куклы в жизни подрастающего поколения. Особенно интересно читать форумы и гостевые книги близкой тематики в России, где родители не способны сравнить переживания своих дочерей по поводу Барби со своими собственными: в соответствующие годы Барби просто не было в их распоряжении.
Но и вне зависимости от географических особенностей можно смело сказать, что число родителей и вообще взрослых, относящихся к Барби нейтрально, очень и очень мало. Подавляющее большинство тех, с кем мне довелось говорить на эту тему или чьи высказывания мне довелось читать, полагают, что среди всех игрушек, находящихся в распоряжении их детей или детей их знакомых, Барби занимает особое место в силу масштаба ее влияния на личность развивающегося ребенка. Вера взрослых в это влияние, на мой взгляд, значительно превосходит уверенность самих девочек в существовании такого влияния. И дело здесь не только в более развитой рефлексии у старшего поколения. Мне видится, что в большой мере дело заключается в разнице проекционных механизмов и в том, что взрослые как наблюдатели игрового процесса и дети как непосредственные его участники «вчитывают» разные смыслы в игру с Барби. Если дети исключительно свободны в выборе ролей и характеристик, присваиваемых кукле (она может быть, в зависимости от конкретного момента, самой девочкой, ее подругой, кем-нибудь из взрослых, например: мамой, тетей, школьной учительницей, незнакомой женщиной, персонажем просмотренного фильма, принцессой из космоса и т. д.), то взрослые, гораздо более косные в своих проекциях, видят в Барби уже описанный мной в прошлой главе монолитный образ, тяжело поддающийся пересмотру и не слишком обаятельный. Для них Барби в первую очередь — взрослая женщина с развитыми формами, вкусом к материальным ценностям и богатым, иногда вызывающим гардеробом. Они не учитывают широту спектра тех ролей, которые дети присваивают кукле, и искренне переживают, что маленький ребенок может питать постоянную привязанность к такого рода "особе".
Еще одна причина, заставляющая взрослых опасаться Барби и приписывать ей негативное влияние на детей, — непонимание механизма различения правды и вымысла. В этом плане взрослые совершенно не доверяют детям. Почему-то считается, что ребенок легко путает правду и вымысел даже там, где его собственный опыт и весь контекст указывают на вымышленность ситуации. Если бы все действительно было так плохо, как мы подозреваем, то книжные иллюстрации и плюшевые игрушки внушали бы детям, что существуют розовые коты и крокодилы в полосочку, а отсутствие таких существ в реальном мире наносило бы ребенку тяжелейшую травму. Взрослые часто полагают, что ребенок способен считывать только самые непосредственные смыслы предлагаемых ему историй и не способен просматривать за ними более сложные сюжетные, этические и моральные конструкции. Если бы мы оценивали волшебные сказки с такой же степенью адекватности, с какой мы оцениваем Барби, то Золушке следовало бы пенять на то, что она учит детей подчиняться всякому, кто ими помыкает, стыдиться своей честной рабочей одежды, считать, что работа — это позор, и отдаваться в руки первого встречного с высоким социальным положением. Нас не передергивает от слов "прекрасная принцесса", повторяющихся из сказки в сказку, мы почему-то не считаем их способными внушить девочке, что любовь достается только прекрасным (а если и считаем, то не перестаем читать ей сказки и слово «прекрасная» не опускаем). Мы искренне верим, что дети, слушающие сказку, некоторым магическим образом различают за поверхностными атрибутами сюжета сложную «мораль», но дети, играющие с Барби, замечают только неправильные пропорции тела, розовые двухэтажные дома и слишком яркие костюмы.