Утром, сразу после завтрака в казарму явился Рауль. Он был в нарядном костюме винного цвета и радостно приветствовал Марка, предвкушая интересный день.

Когда они вдвоём вышли на площадь перед замком, Марк остановился и с удовольствием посмотрел в светлое, затянутое туманной дымкой небо. Он вдруг понял, что прошедшая долгая ночь казалась ему бесконечной, потому что вместила в себя слишком много событий. Но она, наконец, закончилась. Он с интересом смотрел на дома, стоявшие напротив замка, невысокие, но добротные, без излишних украшений, с красноватыми черепичными крышами и белёными стенами, расчерченными внешними балками из тёмного дерева. Многие из них были довольно большими, даже трёхэтажными, и наверно вмещали в себя множество помещений от парадных зал до кладовых и конюшен. И всё же это были не привычные ему дворцы столицы.

— Куда идём? — спросил Рауль, проследив взглядом за хорошенькой служанкой, бежавшей в галантерейную лавочку на углу.

— На улицу барона Гильберта, — ответил Марк. — Там, недалеко от трактира «Серый филин» живёт некая госпожа Дюссо.

— Я её знаю! — воскликнул юноша с воодушевлением. — Она была подругой моей бабушки! Бабушка умерла несколько лет назад, но моя матушка иногда навещает госпожу Дюссо, поскольку та осталась совсем одна.

— Нас интересуют обстоятельства смерти её горничной Колетт.

— А она умерла? — удивился он. — Впрочем, она мне никогда не нравилась! Удивляюсь, как госпожа Дюссо терпела эту деревенщину! — и он направился через площадь к началу улицы барона Родолфа.

Идя вслед за ним, Марк с интересом смотрел по сторонам. При дневном свете городок выглядел совсем иначе, более живым и симпатичным. Он заметил, что многие двери и ставни выкрашены в яркие цвета, на стенах попадались тщательно выписанные нравоучительные цитаты в рамках, а иногда и целые картины, нарисованные странствующими художниками. Все лавки и таверны были открыты, и по улице бродили горожане, разодетые в свои лучшие наряды, словно они праздновали наступивший, наконец, светлый день.

На сей раз, пройдя по центральной улице почти до городских ворот, Марк и Рауль свернули налево, и пошли мимо небольших, но крепких домов, с пышными купами петунии и лобелии на окнах. Но чем дальше они продвигались к восточной окраине, тем меньше становились дома, постепенно уходившие за заборы и терявшиеся в маленьких садиках. За каменными и деревянными оградами виднелись кудрявые кроны плодовых деревьев и остроконечные двускатные крыши, украшенные небольшими коньками. Калитки были окрашены в разные цвета, и их витые кованые ручки соперничали друг с другом по степени вычурности и приложенного к их изготовлению кузнечного мастерства.

У одной из этих калиток и остановился Рауль. Он подёргал за висящую сбоку верёвочку и откуда-то со двора раздался звон колокольчика. Вскоре дверь отворилась, и на пороге возникла миловидная девушка лет пятнадцати в аккуратном платье и с гладко зачёсанными тёмными волосами. Она вопросительно взглянула на посетителей, и Рауль с гордым видом сообщил ей, что господин де Лажуа явился к её хозяйке.

— А эта новенькая девица гораздо симпатичнее прежней, — заметил оруженосец, входя в небольшой мощёный дворик с двух сторон окружённый кустами роз, за которыми стояли в ряд яблони.

Дом госпожи Дюссо был небольшим, но сложен из камня и отделан резными наличниками. На широком низком крыльце стояли вазоны с неизменными петуниями. Вскоре девушка вернулась и пригласила гостей следовать за собой.

Госпожа Дюссо, седая старушка с гордым профилем и умными слегка выцветшими синими глазами сидела в кресле в богато обставленной гостиной. Она была одета в дорогое платье из коричневого бархата, а её чепец был украшен гофрированным широким кружевом. Величественно кивнув вошедшим, она милостиво указала им на кресла, и даже если её удивило, что Рауль явился к ней в сопровождении незнакомого человека, то не показала виду.

Рауль представил ей Марка. Тот сразу почувствовал симпатию во взгляде старой дамы и улыбнулся в ответ.

— Увы, цель нашего визита не так приятна, как нам хотелось бы, — произнёс он. — Но долг велит мне выяснить у вас некоторые обстоятельства, что необходимо для порученного нам его светлостью расследования.

— Я всегда рада помочь столь благородному рыцарю, — с неожиданной живостью отозвалась она. — Так чем же я могу вам помочь?

— Я хотел бы узнать, что случилось с вашей горничной Колетт?

— Она умерла, — с некоторым удивлением ответила дама. — Впрочем, это вы и так знаете. И если вы задали мне этот вопрос, то, видимо, желаете знать больше. Её звали Колетт Боде. Она явилась ко мне из Пьемонта с рекомендательным письмом от моей давней подруги Клер Бошан. Она была старательна и трудолюбива, проявляла ко мне уважение и заботу, но, увы, не обладала манерами, и привить их ей мне не удалось. Она ссорилась с соседями, и мне нередко приходилось улаживать конфликты, в которые она вступала по любому поводу. Говорить ей что-либо было бесполезно. Она искренне не понимала, почему не может высказывать свои претензии другим людям. Незадолго до смерти, она вдруг стала вести себя странно. Она говорила, что в дом влез кот госпожи Картье, нашей соседки. Она могла ни с того ни с сего бросить шитьё и заорать, что ей надоели его вопли. Я ничего не слышала, и она говорила, что я просто глуховата. Потом она затащила в дом едва не упиравшихся стражников и заставила их всё здесь обыскать в поисках этого кота. Я не препятствовала, надеясь, что они его не найдут и на этом можно будет поставить точку в этой истории. Они, конечно, ушли ни с чем, очень недовольные, а она ругалась им вслед, крича, что они не выполняют свои обязанности перед горожанами. На следующее утро она не явилась ко мне, чтоб раздёрнуть шторы и подать утренний отвар. Это было так странно, что я сама спустилась и пошла к ней в комнату. Она лежала на кровати, на простыни виднелись небольшие пятна крови, и её руки были исцарапаны. Она уже была холодна, как лёд. Я позвала соседку, госпожу де Маре, и та велела своему слуге обо всём позаботиться. Через пару часов подъехала похоронная телега, я оплатила погребальный обряд и тело увезли. Вот, собственно, и всё.

— Скажите, госпожа Дюссо, было ли что-то странное с её ногтями? — спросил Марк.

— Да, — кивнула она. — Я заметила, что её ногти потемнели, причём как-то поперечными полосами, которые светлели к концам. Это показалось мне странным, но я же не знала, от чего она умерла.

— И вы не стали выяснять это?

— Зачем? — искренне удивилась она. — Девушка умерла. Это прискорбно, но что изменилось бы, если б я узнала, что было тому причиной?

— Как вы думаете, откуда взялись те царапины на её руках?

— Может, ночью она услышала мяуканье на улице и, выйдя, всё-таки пыталась поймать того кота.

— Значит, кот существует?

— Я его не видела, но знаю, что у госпожи Картье действительно есть кот, который иногда выходит на улицу. Меня он никогда не беспокоил, а вот Колетт его почему-то невзлюбила. Говорят, она даже бросала в него камнями.

— А что вы знаете о его хозяйке?

— Совсем немного. Она больна и редко выходит из дома, часто ездит на воды и по святым местам. Совершенно безобидное создание, которое никому не причиняет вреда. Этот кот — её единственная отрада. Это всё, что я знаю о ней.

— А давно ли она появилась на вашей улице? — уточнил Марк.

— Довольно давно. Когда-то в том доме жила другая госпожа Картье, но она была стара и умерла. После этого там поселилась её внучка, которая была её единственной наследницей.

— Можете припомнить, сколько лет она здесь живёт?

— Она приехала, когда ещё был жив мой супруг. Наверно, прошло не меньше двадцати лет… — она грустно вздохнула. — Как быстро летит время!

— Неужели и Колетт стала жертвой того же убийцы? — возбуждённо воскликнул Рауль, когда калитка за ними закрылась. — Ведь это так похоже на историю с госпожой Сове! Она тоже слышала крики кота, которого никто не видел, а потом у неё появились эти царапины. И эти чёрные ногти… — он невольно передёрнул плечами. — Как это всё ужасно! И что мы будем делать дальше?