Вскорѣ послѣ того, какъ леди Лиззи устроилась въ своемъ маленькомъ лондонскомъ домѣ въ Маунтъ-стритѣ, вблизи парка, у нея образовался большой кругъ знакомства. Эстасы, Грейстоки и даже Линлитгау не совсѣмъ еще повернули къ ней спину и продолжали посѣщать ее. Графиня, конечно, была язвительна, но ктоже не зналъ за ней этого достоинства. Деканъ и его жена, которые сильно хлопотали, чтобы навести Лиззи на путь благоразумія и видѣли, что ихъ усилія не приводятъ ни къ чему, тѣмъ не менѣе должны были сознаться, что они не имѣютъ серьезныхъ причинъ жаловаться на свою родственницу. Эстасы относились къ Лиззи крайне сдержанно и надѣялись, что все устроится въ лучшему.
-- Проклятое ожерелье! сказалъ какъ-то разъ Джонъ Эстасъ, но, къ его несчастію, это проклятіе услышалъ епископъ.
-- Джонъ, замѣтилъ прелатъ,-- мнѣ кажется, вы могли-бы выражать свое мнѣніе болѣе приличнымъ языкомъ.
-- Прошу извинить меня, ваше сіятельство, отвѣтилъ Джонъ: -- я хотѣлъ только сказать, что не зачѣмъ намъ такъ много безпокоиться изъ-за какихъ-то каменьевъ.
Но стряпчій семейства Эстасовъ, м-ръ Кампердоунъ, иначе смотрѣлъ на это дѣло. Однакожъ и онъ долженъ былъ согласиться вмѣстѣ съ ея родными, что молодая вдовушка начала свою кампанію несравненно благоразумнѣе, чѣмъ можно было ожидать отъ нея.
Описавъ характеръ и приключенія Лиззи Грейстовъ, ставшей черезъ замужество леди Эстасъ, потомъ овдовѣвшей и сдѣлавшейся матерью, мы считаемъ необходимымъ заняться нѣсколько наружностью и привычками Лиззи. Еще въ началѣ нашего разсказа мы сказали, что она была очень мила и такъ очаровала сера Флоріана, что онъ находилъ ее вполнѣ прелестной. Она была небольшого роста, но казалась выше, потому-что ея формы были совершенно симметричны. Ея ноги и руки могли служить моделью для скульптора. Ея станъ былъ гибокъ, строенъ, вся ея фигура дышала нѣжностью, въ походкѣ была легкость и плавность. Но многіе находили ее слишкомъ подвижной; они видѣли что-то змѣиное въ гибкости ея стана и въ поворотахъ ея корпуса. Ея лицо было выразительно и на немъ отражались ея душевныя движенія. Нѣтъ сомнѣнія, она могла-бы сдѣлаться хорошей актрисой, еслибъ судьба бросила ее на этотъ путь и ей пришлось-бы поступить на сцену для зарабатыванія себѣ насущнаго хлѣба. И ея голосъ вполнѣ годился для сцены. Онъ былъ силенъ и въ то-же время гибокъ и способенъ измѣняться на разные тоны сообразно съ чувствами, какія слѣдовало изобразить имъ. Онъ звучалъ иногда точно шелестъ вѣтра и наполнялъ сердце слушателя нѣжностію; мы знаемъ, какъ умѣла Лиззи разнѣживать сера Флоріана, когда садилась подлѣ него и читала ему стихотворенія. Но когда супругъ отваживался выговаривать ей, она умѣла возвышать свой голосъ до высшей степени негодующаго гнѣва, приличнаго развѣ только леди Макбетъ. И Лиззи никогда не ошибалась -- скорѣе по инстинкту, потому-что ея опытъ въ этомъ отношеніи былъ слишкомъ недостаточенъ,-- какой тонъ голоса болѣе подходитъ къ данному случаю. Ея лицо было овальное, хотя нѣсколько длинное, съ самомъ маленькимъ, но блестящимъ румянцемъ, который, впрочемъ, почти всегда отсутствовалъ, съ тѣми оттѣнками нѣжной, прозрачной бѣлизны и мягкой прекрасной смуглоты, которыя составляютъ то, что обыкновенно зовется хорошимъ цвѣтомъ лица; и только тогда, когда она притворялась сердитой,-- что случалось съ ней нерѣдко,-- на ея щекахъ появлялись розовыя полосы, показывавшія, что въ ея венахъ переливается кровь. Ея волоса были почти чернаго цвѣта, но болѣе нѣжнаго цвѣта и лучшаго глянца, чѣмъ чисто-черные волоса; они были роскошны и Лиззи заплетала ихъ въ косу, изъ-подъ которой спускались къ ней на плечи длинные, прекрасные локоны. Форма ея головы была чрезвычайно хороша, и при ея роскошныхъ волосахъ ей не было надобности носить шиньонъ или какія-нибудь другія, по большей части, безобразныя приколки къ собственнымъ волосамъ, получаемая изъ лавки парикмахера. За то съ какой ѣдкостью говорила она, когда заходила рѣчь о прическахъ многихъ знакомыхъ ей женщинъ. У нея былъ закругленный и не очень длинный подбородокъ; длинный подбородокъ, какъ извѣстно, иногда портитъ симметрію лица, у Лиззи-же подбородокъ былъ очень красивъ, но въ немъ не было ямочки, придающей лицу нѣжную женственность. Ея ротъ былъ, можетъ быть, нѣсколько неправиленъ, потому-что былъ слишкомъ малъ или, лучше сказать, ея губы были слишкомъ тонки. У нея было бѣлые, маленькіе и красивые зубы, но, можетъ быть, она ихъ. слишкомъ часто скалила; маленькій, изящный носъ, немного приподнятый и придававшій ея лицу нѣсколько надменное выраженіе. Ея глаза, которые, какъ она сама думала, дѣлали ея красоту особенно поразительной,-- были блестящіе свѣтло-голубые. О, это были большіе, длинные, прекрасные, но очень опасные глаза! Эту опасность легко видѣлъ тотъ, кто умѣлъ читать въ нихъ. Бѣдный сэръ Флоріанъ не обладалъ этимъ искуствомъ. Но правду сказать, прелесть лица Лиззи мало зависѣла отъ ея глазъ. Это сознавали очень многіе ея знакомые, даже изъ числа тѣхъ, которые не умѣли читать въ ея глазахъ, дѣйствительно, очень выразительныхъ, очень быстрыхъ, приковывавшихъ къ себѣ вниманіе каждаго, но лишенныхъ необходимой нѣжности. Какъ мало можно найти женщинъ, мало даже и мужчинъ, которымъ извѣстно, что самыя нѣжащія, пріятныя, ласкающія и правдивыя женскія глаза бываютъ непремѣнно зелёнаго цвѣта! Въ глазахъ Лиззи не было нѣжности, еще менѣе искренности. Но выше всякаго сравненія были ея чудныя густыя брови: такія брови встрѣчаются очень рѣдко!
Мы говорили уже, что Лиззи обладала довольно значительнымъ запасомъ знаній. Прибавимъ къ этому, что она въ самомъ дѣлѣ училась очень многому. Она говорила по-французски, понимала по-итальянски и читала по-нѣмецки. Она играла хорошо на арфѣ и недурно на фортепьяно. Она пѣла очень удовлетворительно, со вкусомъ, смысломъ и выразительностію. Она любила поэзію, и вообще она читала очень много книгъ по разнымъ предметамъ, прилежно занималась и усвоила себѣ многое изъ прочитаннаго, хотя читала и занималась безъ всякой системы, безпорядочно; ей хотѣлось знать больше, но какъ и что знать -- ей было все равно. Она ничего не забывала, ко всему прислушивалась, живо схватывала всякую идею и желала блистать въ свѣтѣ не только, какъ красавица, но и какъ женщина умная. Она хотѣла возбуждать удивленіе, а верхушки наукъ, ею схваченныя, выставляли ее передъ невѣждами, какъ женщину съ большими познаніями. Въ это время было не мало мужчинъ, которые объявляли, что леди Лиззи Эстасъ самая умная и самая красивая женщина въ Англіи. Что касается ея независимой матеріальной обстановки, то леди Лиззи была, можетъ быть, одной изъ богатѣйшихъ молодыхъ женщинъ въ Великобританіи.
ГЛАВА III.
Люси Моррисъ.
Хотя первыя двѣ главы этой исторіи посвящены описанію нравственныхъ качествъ и матеріальнаго положенія леди Эстасъ, однакожъ, историкъ проситъ своихъ читателей не выводить отсюда заключенія, что эта пышная аристократическая Бекки Шарпъ въ послѣдующемъ изложеніи будетъ возведена имъ въ санъ героини. Историкъ, впрочемъ, этими словами не думаетъ утверждать, что его исторія непремѣнно должна имѣть героиню. Почему-же нельзя обойтись безъ героини, если въ ней не оказывается особенной надобности? Но, во всякомъ случаѣ, если-бы даже потребовалась героиня, то ею, конечно, не будетъ леди Эстасъ. Однакожъ, даже и неудостоенная этого отличія, она все-таки займетъ видное мѣсто въ дальнѣйшемъ повѣствованіи. Она такъ много дѣлала усилій, чтобы выставиться на показъ, она такъ много заставляла страдать другихъ и страдала сама, что по необходимости ей придется безпрерывно появляться въ послѣдующихъ главахъ этого разсказа.
Саму миссъ Люси Моррисъ авторъ не осмѣлится рекомендовать, какъ героиню. Героиня выступитъ впослѣдствіи, въ то время, какъ читатель, привыкшій до всего доходить собственнымъ умомъ, приспособится къ теченію мысли въ этомъ разсказѣ и самъ легко узнаетъ истинную героиню. Что касается бѣдной маленькой Люси Моррисъ, она была уже гувернанткой въ домѣ леди Фаунъ въ то время, когда прекрасная молодая вдова леди Эстасъ устроилась въ своей, квартирѣ въ Маунт-Стритѣ.
