-- Всѣ Эстасы умирали въ раннемъ возрастѣ, твердилъ онъ.-- Чахотка была наслѣдственной болѣзнью въ нашей фамиліи и унесла у нея много жертвъ. И все-таки это была знатная фамилія и никто изъ ея членовъ не боялся смерти.
Однакожъ, при такихъ качествахъ своего характера, сэръ Флоріанъ сильно влюбился. Обсуждая этотъ предметъ съ своимъ братомъ, который, можетъ быть, былъ его единственнымъ искреннимъ другомъ, сэръ Флоріанъ объявилъ, что если любимая дѣвушка отдастся ему, онъ, за свою смерть, вознаградитъ ее княжескимъ обезпеченіемъ. Джонъ Эстасъ, котораго вопросъ объ этомъ обезпеченіи касался довольно близко, не сдѣлалъ никакого возраженія на слова брата. Въ этихъ Эстасахъ всегда было что-то величественное. Сэръ Флоріанъ тоже былъ величественный джентльменъ, но вѣроятно его умственныя способности были слишкомъ тупы, онъ былъ слишкомъ неразборчивъ и совсѣмъ ужъ плохъ по части умѣнья отличать хорошее отъ дурного, если могъ принять Лиззи Грейстокъ за самую правдивую, непорочную и честную изъ всѣхъ женщинъ, которыхъ ему приходилось встрѣчать въ свѣтѣ. Мы уже упоминали, что сэръ Флоріанъ не вѣрилъ вообще въ добродѣтель. Онъ часто выражалъ свое недовѣріе къ добродѣтели женщинъ, окружавшихъ его; смѣялся надъ добродѣтелью женщинъ всѣхъ классовъ общества. Но онъ вѣрилъ въ свою мать и сестеръ, какъ въ существа небесныя. Онъ былъ изъ тѣхъ людей, которые могутъ вѣрить въ свою жену, какъ въ чистаго ангела. Онъ вѣрилъ въ Лиззи Грейстокъ, онъ былъ убѣжденъ, что въ ней въ совершенствѣ соединены умъ, непорочность, правда и красота. Умъ и красота у нея дѣйствительно были, но непорочность и правда.... гдѣ были глаза у сэра Флоріана, если онъ могъ повѣрить, что эти качества существуютъ у его невѣсты?
Сэръ Флоріанъ былъ мало свѣдущій человѣкъ, но самъ онъ считалъ себя совсѣмъ дуракомъ. Считая себя неучемъ и не теряя надежды поумнѣть, онъ желалъ -- нѣтъ, болѣзненно жаждалъ войти въ соприкосновеніе съ женщиной, обладающей большимъ запасомъ свѣденій. Лиззи хорошо читала стихи, она читала ему ихъ, сидя очень близко подлѣ него, въ почти темной комнатѣ, освѣщенной лампой съ густымъ абажуромъ, бросающей свѣтъ только на одну книгу. Онъ самъ удивлялся, какъ это онъ находитъ теперь въ поэзіи столько прелести. До сихъ поръ самъ онъ никогда не могъ прочесть ни строчки стихотвореній, такъ они казались ему скучны; но эти-же стихи, произносимыя ея губами, стали для него очаровательными и онъ восхищался ими. Это было новое для него удовольствіе, и хотя онъ прежде смѣялся надъ нимъ, но теперь домогался, чтобы оно чаще повторялось. При томъ она такъ искусно развивала передъ нимъ свои удивительныя идеи, съ такимъ одушевленіемъ раскрывала передъ нимъ картину радостей, которыя являются послѣдствіемъ мышленія, что нельзя было ее не заслушаться! Я замѣтилъ уже, что сэръ Флоріанъ былъ высокомѣренъ, но, сравнивая себя съ нею, онъ безмѣрно унижалъ себя и дѣлалъ себѣ слишкомъ скромную оцѣнку. Она была для него божествомъ, и могло ли это удивительное существо казаться ему чѣмъ-нибудь инымъ, когда въ ея голосѣ для него звучала божественная нота!
Наконецъ, пришелъ день, когда онъ заговорилъ рѣшительно. Отвернувшись отъ нея, онъ спросилъ ее: хочетъ-ли она быть его женой? Онъ проситъ ее не торопиться отвѣтомъ и прежде выслушать, что онъ долженъ передать ей. Медики увѣряютъ, что ему по всей вѣроятности предстоитъ ранняя смерть. Самъ онъ не вѣритъ этому. Правда, онъ бывалъ иногда боленъ, и даже серьезно боленъ, но за то часто бываетъ совсѣмъ здоровъ. Но какъ-бы тамъ ни было, если она захочетъ подвергнуться съ нимъ риску, онъ постарается, насколько это будетъ возможно, вознаградить ее своимъ богатствомъ. Его рѣчь была нѣсколько длинна, и, когда онъ говорилъ, онъ старался почти не глядѣть въ лицо своей очаровательницы.
Но ему необходимъ былъ знакъ, по которому-бы онъ могъ судить о томъ, какое впечатлѣніе на ея чувства производила та или другая часть его рѣчи. Лиззи поняла его желаніе. Когда онъ говорилъ о своей опасности, изъ ея гортани выходила слабо журчащая трель жалобы, мягкій, почти музыкальный, звукъ горя, и эти сочувственные звуки, казалось, придали ему бодрости и рѣчь его стала несравненно краснорѣчивѣе. Когда онъ говорилъ о своихъ надеждахъ, звукъ, ею издаваемый, нѣсколько измѣнился, но все еще продолжался. Когда-же онъ упомянулъ о томъ, какъ онъ намѣренъ распорядиться своимъ состояніемъ, звукъ замеръ и тотчасъ-же смѣнился словами. Она упала къ его ногамъ и твердила:
-- Не то! Не то!
Онъ поднялъ ее и, обнявъ ея станъ своей рукой, попытался увѣрять ее, что заботиться о ней есть его прямая обязанность. Но она вырвалась изъ его рукъ и объявила, что не желаетъ слушать его. Но... но... когда онъ снова началъ говорить ей о своей любви, она склонила голову къ нему на грудь. Нечего и добавлять, что она согласилась съ его желаніемъ.
Однакожъ слѣдовало ковать желѣзо, пока оно горячо. Жертва легко могла выскользнуть изъ ея рукъ. Со дня смерти ея отца прошло только десять мѣсяцевъ, и какой отвѣтъ могла она дать, когда услышала весьма обыкновенную въ подобныхъ случаяхъ просьбу поторопиться свадьбой. Теперь былъ іюль. Сэра Флоріана слѣдовало непремѣнно женить до наступленія суровой зимы. Она взглянула ему въ лицо и поняла, что имѣла причины бояться. О небо! если всѣ ея радужныя мечты разлетятся прахомъ и про нее станутъ говорить, что она была только невѣстой покойнаго сэра Флоріана!.. Но, къ ея благополучію, и самъ сэръ Флоріанъ торопилъ свадьбой, руководствуясь подобными-же соображеніями.-- Мнѣ совѣтуютъ, говорилъ онъ,-- отправиться на югъ въ началѣ октября. Мнѣ-бы не хотѣлось ѣхать одному. Я полагаю, Лиззи, вы понимаете, на что я намекаю?
Свадьба ихъ была отпраздновала въ сентябрѣ.
Ихъ медовый мѣсяцъ продолжался шесть недѣль и они провели его въ Шотландіи. Первый ударъ поразилъ его въ Лондонѣ, гдѣ они остановились на время, по пути изъ Шотландіи въ Италію. Господа Гартеръ и Бенжаминъ представили свой небольшой счетъ не превышавшій 400 фунтовъ, были представлены къ уплатѣ и другіе небольшіе счеты, подписанные миссъ Лиззи Грейстокъ. Сэръ Флоріанъ принадлежалъ къ числу людей, которые безъ замедленія очищаютъ подобные счеты, но точно также онъ былъ изъ тѣхъ людей, которые не станутъ платить, не узнавъ хорошенько, за что они платятъ, не уяснивъ себѣ происхожденія предъявленнаго документа. Насколько онъ уяснилъ себѣ это происхожденіе -- Лиззи не знала, за то она знала хорошо, что онъ уличилъ ее въ обманѣ. Однакожъ она могла дать иной ходъ этому дѣлу: если-бъ она призналась во всемъ заранѣе, то, по всей вѣроятности, ея мужъ, не говоря ни слова, постарался-бы поскорѣе уплатить ея долги и болѣе никогда не возвращался бы къ этому предмету. Она, впрочемъ, не понимала свойства подписаннаго ею документа, и полагала, что ювелиры предъявятъ ея мужу счетъ какъ-бы за недавно забранные товары. Она дала мужу ложное объясненіе дѣла и обманъ былъ открытъ. Но я не думаю, чтобы это могло потревожить ее. На сколько въ ней было мало истинной нѣжности, на столько-же мало она руководилась указаніями совѣсти. Впрочемъ, несмотря на размолвку, они вмѣстѣ поѣхали за границу. Проживъ въ Неаполѣ ползимы, онъ узналъ, наконецъ, какое сокровище пріобрѣлъ въ своей женѣ. Передъ самымъ концомъ весны онъ умеръ.
До этихъ поръ Лиззи удачно вела свою игру и постоянно выигрывала свои ставки. Но кто можетъ сказать, сколько она вытерпѣла горя, сколько мучили ее угрызенія совѣсти, когда она видѣла, какъ день за днемъ умиралъ ея мужъ, когда онъ наконецъ умеръ? Если мы знаемъ, что человѣкъ недостаточно силенъ, чтобы могъ находить наслажденіе въ постоянномъ дѣланіи добра; то имѣемъ-ли мы право допустить, что человѣкъ настолько дуренъ, что можетъ вполнѣ удовлетвориться зломъ, которое онъ безпрерывно дѣлаетъ своимъ ближнимъ. Мы смѣло допускаемъ, что Лиззи должна была чувствовать угрызенія совѣсти, глядя на покрытое смертной блѣдностью лицо своего мужа, на которомъ ясно выражалось обманутое ожиданіе, и слыша жалобные вопли и стоны, слыша его суровый голосъ, уже болѣе нерасточавшій пылкія слова любви. Она должна была страдать, размышляя о томъ ужасномъ злѣ, какое она ему сдѣлала, и которое, навѣрное, ускорило его смерть. Въ первый періодъ своего вдовства она чувствовала себя несчастной и не хотѣла никого видѣть. Потомъ она вернулась въ Англію и заперлась одна въ своемъ небольшомъ домѣ въ Брайтонѣ. Леди Линилитгау написала ей, что намѣрена навѣстить ее Лиззи отвѣтила, что проситъ покорнѣйше, чтобы ее оставили одну. Быстрота, съ которой въ продолженіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ событія слѣдовали одно за другимъ, поражала и сокрушала ее. Только двѣнадцать мѣсяцевъ прошло съ той поры, какъ она узнала человѣка, ставшаго ея мужемъ, и теперь она уже вдова -- правда, богато обезпеченная вдова -- и носитъ подъ сердцемъ плодъ любви своего мужа!
