Полет занимает целых полчаса, после чего нас высаживают на вертолетной площадке, где нас уже ждут: бородатый мужчина и две девушки. Еще улавливаю кого-то маленького, ребенка, наверное, его отсюда не видно, но запах мармелада прям чувствуется.

Прислуга приветствуют Ниррая и нас заодно, а потом управляющий предлагает привести какую-то Луну, на что моя конфетка машет рукой, давая понять, что не сейчас. И нас усаживают в машины с открытым верхом. Я бы, может, и порадовался чистому воздуху, тишине, да и вообще роскошным видам, но не могу на этом сосредоточиться, все мое внимание приковано к Нирраю, что раздает ЦУ. Царевич нас в свою сказку привез, владения свои показывает, а я прям расклеился весь. И нет никакого желания обращать внимание на красоты, потому что мое единственное, самое желаемое, сидит рядом со мной, все также держа меня за руку как маленького. Таким я себя сейчас и ощущаю. Только тогда ушла мама, а мне нельзя было грустить, точнее, на это не было времени — на мне остался малыш Аш. А теперь что? Я не понимаю, как мне его уход пережить, просто не могу представить, как вообще смогу с этим справиться и не уйти следом?

Нас высаживают около особняка и провожают до летней столовой, после чего обслуга разбредается кто куда, даже тот любопытный мальчишка исчезает. А мы стоим и молчим.

— Я рад, что вы коллективно решили сесть на диету, вам и правда не помешает скинуть пару кило, а я и так красивый, и не прочь отведать вкусной рыбки, — рушит гнетущую тишину Мил и первым садится за стол, забив на всех остальных.

— То есть я, по-твоему, толстый? — возмущается Мур, на что Ниррай глаза закатывает и, выискав на столе бутылку виски, плесканул себе в бокал, так и не сев.

— За домом бассейн, кто хочет, пользуйтесь, дорожка из жёлтого кирпича от вон той беседки ведет на песчаный пляж, — рукой с бокалом Ниррай указывает налево, — а тропинка — к водопаду. Так, что ещё… В доме шляйтесь, где хотите. Но! Белую лошадку не трогать, в комнату с Пегасом на двери не заходить, мой персонал — табу. Они не еда.

— У тебя, Мурчик, кость пушистая, но не переживай, тебе ж сказали — тут еды нет; все, худеешь.

— А не ты ли пару часов назад намеревался стать моим постоянным ужином?

— Так сам мне сказал, что я не еда. Все! Я запомнил.

У меня нет сил слушать эти подколки, поэтому подхватываю бутылку виски в одну руку, во вторую — Ниррая, и уношу его отсюда. Я понимаю, что парни хотели разрядить обстановку, но чет не выходит у них. Да и не могу я болтать о глупостях, когда мне хреново. Пусть вон Аша выводят из тоски, он жив, ему грустить нечего.

— Давай к водопаду, — говорит Ниррай, и я уже не на человеческой скорости срываюсь на бег, чтобы тормознуть у озера, в которое, шумя, стекает вода. И, поставив Ниррая на землю, я смотрю на открытую бутылку в своей руке и, недолго думая, делаю глоток. А на закуску мне прилетает поцелуй от Ниррая, и он круче любого виски. И я никак не могу им насытиться, да даже начни мы целоваться сутками напролет, до боли в губах, я знаю — мне все равно будет мало, потому что на бессмертную жизнь не нацелуешься. Мне нужен он.

Ниррай утягивает меня на траву и, отняв бутылку, отпивает, чтобы следом отставить ее и улечься на мою грудь.

— Давай сделаем вид, что мы в отпуске, и все хорошо, а?

— А у нас все хорошо, — говорю правду, потому что да, сейчас все прекрасно и у нас есть время. Еще есть. — Мы вместе, и нам никто не мешает.

— Я хочу познакомить тебя с Луной. Но не сегодня. Завтра. Это единственная особь женского пола, что смогла покорить мое сердце.

— Мне уже начинать ревновать? — спрашиваю, начиная поглаживать его спину. Да я на все согласен уже. Какая ревность может быть, если на нее нет времени?

— Можешь. У меня появится отличный повод для шуток. Насколько нужно быть неуверенным в себе и своих способностях, чтобы ревновать к лошади?

— О, я очень не уверен к себе. Она же тоже тебя катает! А вдруг она еще и красивее меня?

— Конечно красивее. И ты точно не умеешь так фыркать.

Я фыркаю, пытаясь изобразить коня, ну или хотя бы лошадь, но, естественно, похожего мало.

— Зато, — я переворачиваю нас, меняя местами, и, съехав чуть пониже, заглядываю в его глаза. — Она точно не умеет делать так.

И целую его. Мне надо. Мне очень-очень это нужно. Я буду шутить, хоть на голове ходить, если он захочет, но только если смогу постоянно его целовать. Это для меня сродни воздуху для человека, сродни крови для вампира.

Ниррай отвечает мне, обнимает, забирается под порванную, грязную футболку, чтобы провести рукой по коже, а стоит мне оторваться от его губ, спрашивает:

— Помнишь, ты говорил, что хочешь, чтобы я научился быть счастливым?

— Помню.

— Ты научил. Сейчас я счастлив как никогда, — и целует меня, целует. Я тоже с тобой счастлив, царевич.

— Мы грязные, — сообщаю ему, будто он сам этого не заметил, когда и этот поцелуй заканчивается. — Пойдем поплаваем?

— У меня есть гидрованна. Она пускает разноцветные пузыри.

— Ну и чего ты молчал? Нам срочно нужно туда.

— Дверь с Пегасом. Найдешь? — улыбается с вызовом, а я чмокаю его в нос и поднимаю нас, чтобы рвануть на поиски этой двери.

— Вот они, святая святых — царские хоромы, — комментирую я, зайдя в небольшой холл, что скрывался за той самой заветной дверкой.

— Я люблю этот дом. Больше, чем другие… Но у меня редко бывает возможность провести тут больше двух-трёх дней.

— Это место чем-то важно для тебя? — я миную холл и попадаю в спальню с выходом к беседке, и через нее уже в ванную, где ставлю царевича на пол.

— Да. Тут мне не снятся кошмары, — отвечает Ниррай и, включив воду, чтобы ванна набиралась, принимается раздеваться. Следую его примеру. Ниррай, обнажившись, вытаскивает из шкафчика еще одну бутылку виски и уже с ней залезает в джакузи, и я за ним, чтобы тут же приобнять его. Воды еще мало, поэтому мы сидим в полупустой ванне, но так плевать на самом деле сейчас на все постороннее.

Ниррай нажимает кнопочку на приборной панели, и включается тихая музыка, а следом и первые разноцветные пузырьки появляются.

— Тут ведь есть кухня, и я могу на ней что-нибудь приготовить?

— Теоретически. Я там ни разу не был. Но ты здесь можешь делать что хочешь. Весь остров принадлежит мне.

— Я обещал тебе показать разницу в еде. Попозже… или завтра, обязательно этим займусь.

Ниррай тыкает пальцем в пролетающий вверх оранжевый пузырик, и тот лопается.

— У тебя есть что-то, что ты всегда хотел сделать, но постоянно откладывал? — спрашивает, и я задумываюсь, начиная перебирать в голове варианты. Пока я раздумываю, Ниррай льнет ближе ко мне и начинает сгребать к нам пену.

— Жить. Откладывал свою жизнь. Сначала с братом остался в детском доме, он маленький, потом пытался что-нибудь придумать, чтобы его вылечить, а потом чтобы вытащить из того «янтарного» дома. Да и теперь у нас не особо спокойно. «Кошки» всякие, похищения. Вот только сейчас и живу, кажется. Никуда не бегу, ничего не делаю, не обдумываю, просто нахожусь там, где хочу быть, и с тем, с кем хочу. А ты?

— Если что-то хотел, я обычно сразу это делал. Теперь вот, думаю, ну по-любому же что-то забыл. Но нет. Не вспоминается. Решил тебя спросить.

Ниррай отпивает виски, и я сцеловываю алкогольную капельку с его нижней губы.

— Значит, пора придумывать новые хотелки. Давай думай, говори все, что приходит в голову. Сейчас что-нибудь отыщем.

— Сейчас я хочу кое-что. Да, определенно хочу, — и легким движением руки, а точнее ноги, перебирается на мои колени, отставляя бутылку на бортик. Очень интересное желание. Необычное. Я улыбаюсь и обхватываю его за бедра, а он меня сразу же целует. И это желание я очень сильно хочу исполнить.

Оторвавшись от моих губ, Ниррай сдувает волосы с моего лба и хмыкает, сообщая:

— Грязнуля!

— Ты тоже, — и еще раз чмокнув его, сдвигаю нас ближе к крану, чтобы цапнуть оттуда душевую лейку. — Придется сначала помыться, чтобы исполнить твое желание.