— Отсюда вывод — сахар исчезнет!

— В угловой водку завезли! Бабы с утра стоят, уже заранее пронюхали. Айда, мужики!

— Вот интересно, а марсиане пьющие?

— Холера их знает…

— Да не верю я ни в каких марсиан! Так русские и допустят их к нам, держи карман шире!

— А раз по радио столько крику, что неправда, значит, самая правда и есть!

— Выходит, значит, им, марсианам, самый резон еще раз прилететь, мы уж как следует на них посмотрим, подумаем…

— Да вы сами посмотрите, нормальные же ножницы! Режут! — с жаром убеждал Казик редактора, предъявляя ему захваченные с собой из Варшавы ножницы и очень мешая укрепить завязавшуюся было дружбу между редактором и историком, двумя бескорыстными энтузиастами космических контактов. — Да я пану сейчас продемонстрирую. Вот, смотрите!

Схватив лежавшее на столе меню, Казик попытался разрезать или хотя бы надрезать его экспериментальными ножницами. Те разрезать отказывались наотрез. Казик нажал на ножницы обеими руками. Ножницы наконец надрезали краешек меню, а остальное смяли. Казик не сдавался, поднажал сильнее. Ножницы вдруг на глазах изумленной публики распались на две части. Привыкший к этому Казик не растерялся, вытащил из кармана специально взятую для этой цели маленькую отвертку, подкрутил сильнее винтик и возобновил эксперимент с меню. Бедняга весь вспотел. Редактор сидел молча.

— Послушайте, спрячьте наконец этот предмет, — брезгливо сказал редактор внешнеторговцу. — Пусть у меня хоть иллюзии останутся.

И он в ожидании моральной поддержки взглянул на сатирика. Тот лишь пожал плечами.

— А почему бы и нет?

— Так вы напишете? — оживился павший было духом Казик. — Положительно?

— Пожалуй, напишу. Надеюсь, они хоть не дорогие?

— Дешевле пареной репы! — обрадовался Казик.

— Ладно, это как раз для нас…

Историк с явным нетерпением пережидал помеху, горя желанием продолжить свои рассуждения об установлении межпланетарных отношений и контактов. Кажется, можно продолжать.

— Итак, — заговорил историк, — вернемся к нашей проблеме. Если излучения являют собой лишь микроскопические частицы энергии, то взбаламученная биоэнергия настолько сильна…

— О, появился пан Здислав, — перебила его секретарша, наблюдавшая в окно за тем, что происходит на площади. — Похоже, и с него довольно. Отчаливаем?

— Самое время! — отозвался молчавший до сих пор художник. — И скажу я вам, дорогие, что горжусь собой! Такого эффекта я, признаюсь, не ожидал. Думаю, могу считать это своим личным достижением. Что значит работать по вдохновению!

И художник поднялся со стула. Архитектор встал тоже и с интересом спросил:

— А в чем дело? Художественное оформление… неужто это вы?

— Я! — скромно подтвердил художник. — От и до.

— Тогда примите мои поздравления! Знаете, больше всего меня заинтриговали такие маленькие блестящие штучки. На загривках у них… Что это было?

— Банки, медицинские банки.

— Гениально! И вообще все потрясающе! Но знаете, я хотел вам сказать… Если бы мне поручили оформление, в некоторых случаях я бы поступил так…

И два художника вместе двинулись к выходу, на ходу обсуждая творческие проблемы.

Им навстречу в дверь кафе протиснулся социолог. В полном изнеможении свалился он на один из освободившихся стульев и, вытирая пот с лица, сказал:

— Я и мечтать не смел о таком успехе! Да тут материала хватит на две диссертации! На три! А что, вы уже собираетесь уходить?

— Боюсь, на эту ночь кафе уже закроют, — по своему обыкновению язвительно заметил сатирик, — а другое подходящее помещение сейчас в Гарволине вряд ли найдешь. К тому же у меня есть сильное подозрение, что хозяин кафе воспользовался случаем и сбагрил нам залежалый товар, вареная колбаса, к примеру, у меня сразу вызвала подозрение. Нет, пора сматывать удочки.

Редактор с историком уже обменивались адресами и телефонами, фоторепортер полез под столик собирать свои фотоаппараты, секретарша заказала для всех по последней чашечке кофе и принялась проверять поданные едва державшейся на ногах официанткой счета, которые следовало потом передать в соцбытсектор. Сатирик ткнул в бок задремавшего было консультанта, и все взяли в руки по последней чашке кофе…

На площадке у автовокзала на центральной площади Гарволина величественно разворачивался только что прибывший автобус. Водитель выключил двигатель, открыл дверцу. Пассажиры стали не торопясь выходить, сам же водитель нетерпеливо выпрыгнул из кабины и подбежал к коллеге, который собирался со своим автобусом отъезжать.

— Вацек, ты вчера тут был? Видел?

— Видел, а как же, — важно ответил Вацек. — Ведь аккурат в это время у меня рейс, ну я и ждал. Тут оно и началось. С самого начала все видел. Время отправляться, а я ни с места. А кто бы уехал?

— Ясное дело, — согласился коллега. — Надо же, как мне не везет! Как раз в мой выходной высадились чертовы марсиане, не могли в другой день. Да ты и сам знаешь, невезучий я. Ну так рассказывай же, как оно все тут происходило!

— Расскажу, отчего не рассказать! А я своими глазами все видел, с самого начала. Показалось оно, значит, вот там…

И шофер ткнул пальцем в голубое небо, развернувшись на восток.

— В том, значит, месте такая маленькая точка появилась. Серебристая, никто сначала и не подумал… Ты что?

Коллега разинув рот уставился на маленькую серебристую точку в небе, которая появилась на самом кончике пальца коллеги. Коллега ошарашенно замолчал.

— Вот как сейчас? — переспросил коллега. — В этом самом месте?

— В этом самом, — сглотнув комок в горле, подтвердил шофер-очевидец. — И точно так же выглядело…

Оба, задрав головы, уставились в голубое небо, туда, где вдали серебрилась маленькая точка, которая вроде бы потихоньку увеличивалась…

Гданьские журналисты въехали на центральную площадь Гарволина в тот момент, когда громкоговорители передавали опровержение. Остановив машину как раз под столбом с одним из гигантских рупоров, они стали внимательно слушать, опустив стекла в окнах.

— Что за глупый розыгрыш! — воскликнул редактор. — Запоздалое первое апреля?

— Ничего не понимаю, — недовольно произнес фельетонист. — А этот твой брат… Может, у него не только позвоночник не в порядке? И ты уверен, что он был трезвый?

— Как стеклышко, — растерянно заверил редактор. — И клялся, что их видели собственными глазами.

— И собственными глазами видели опровержение в лесу?

— А вот об этом он не говорил, тогда еще не было никакого опровержения.

— Послушайте, граждане! — зловеще начал спортивный комментатор. — Я гоню свою машину черт знает в какую даль, я как последний идиот всю ночь латаю покрышки…

— Да вы что, ребята, белены объелись? — возмутился редактор. — Услышали по радио официальное сообщение и сразу поверили? Дети вы, что ли? У моего брата только позвоночник поврежден, остальное все в порядке. А занятия ботаникой еще не доказательство, что человек спятил…

— И у жены теплицы! — поддержал редактора критик.

— И брат мне заявил — видел собственными глазами! И все остальные гарволинцы тоже! А вы — «радио», «опровержение»! Да кто вериг тому, что нам по радио плетут? Лапшу на уши вам повесили, а вы и поверили! Ясно, власти опомнились, подключились, принимают меры.

— Ладно, оставим радио и властей в покое. Мы в Гарволине, люди что-то здесь видели, давайте порасспрашиваем.

Так случилось, что мимо машины гданьских журналистов проходил правый защитник местной футбольной команды 3-й лиги, один из тех легконогих бегунов, которые вчера вечером первыми после мотоциклистов и автомашин прибыли на заветную лесную полянку. Остановленный громкими криками из машины, он охотно стал делиться впечатлениями.

— Никаких следов вертолета! — авторитетно заявил футболист. — Я был на полянке в числе первых и никого там не обнаружил — ни пришельцев, ни журналистов, ни вертолета.