Когда мы выровнялись, я высунулся из "Кингби", поставив ноги на стальную ступеньку. Впереди, выдаваемая косыми лучами полуденного солнца, показалась свежая широкая тропа. Черт, это нехорошо. Мы прошли мимо, я водил своим CAR-15 взад-вперед, высунувшись, когда вертолет приблизился к кромке леса — осталось всего пятьдесят футов — высовываюсь дальше, вскидываю CAR-15 — хрясь! хрясь! хрясь! Лопасти ударили по бамбуку? ЩЕЛК! — пуля бьет в нашу вертушку — ЩЕЛК! — еще одна едва не попадает в голову пилота. На кромке леса дульная вспышка. Я тут же начинаю стрелять! — тррр! тррр! тррр! — открывает огонь бортстрелок — та-да-да-да-дам! Сосредоточившись на стрельбе, я проигнорировал резкие крены и виражи вертушки — тррр! тррр! — я выскользнул из двери, когда мы накренились на 45 градусов — О, черт! — Лес Дувр ухватил меня за снаряжение и, слава богу, удержал на борту. Та-да-да-да-дам! H-34 развернулся и пошел вверх, его лопасти хлопали, хватая воздух, уводя нас от трассеров, беспорядочно мельтешащих в нашем направлении, пока Лес затаскивал меня обратно на борт. Затем — БА-БАХ! — жуткий воздушный разрыв. Бортстрелок повалился навзничь, пораженный осколками зенитного снаряда. Затем под нами промчались "Кобры", осыпая все ракетами и огнем миниганов, и вражеские стрелки забыли о нас.
Мы с Дувром раздернули комбинезон пулеметчика и наложили ему на спину давящую повязку; с ним все будет в порядке. Во время долгого перелета обратно в Дакто было трудно не задуматься о том, что если бы северовьетнамцы выждали еще десять секунд, мы бы никогда не выбрались оттуда.
Позже, после того как мы выгрузились в Дакто, пилот "Кингби" показал нам, где пуля пробила фонарь и попала в подголовник — если бы он не наклонился, чтобы посмотреть в боковой блистер, она убила бы его.
В тот день было уже слишком поздно для еще одной попытки высадиться, поэтому мы дозаправились и полетели обратно в Контум.
Офицер S-3 дал нам день отдыха. Я затеял отработку немедленных действий, просто для подержания бодрости и сосредоточенности, а затем дал всем отдохнуть остаток дня. Тем вечером в клубе Кантри Граймс предложил: "Пластикмен, почему бы тебе просто не сказать этому тупому гребаному S-3, чтобы он отправился туда сам". Он не думал, что нам следует ставить кого-нибудь на ту цель.
"Я не могу откашивать от задания, Кантри. Просто не могу".
"Тебе страшно?"
"Да охренеть как. Становится чертовски трудно отправляться в Дакто, снова и снова".
Но мы вернулись туда, на следующий день. И на следующий. Погода не менялась. Я вспомнил Джона Аллена и РГ "Иллинойс", каким сильным стало напряжение в ожидании вывода на Альфа-Один прошлым летом. И я подумал о "предательских дырах" и моем выходе с Толстым Альбертом и Биллом Спенсером. Через двое суток после того, как мы высадились, небо закрылось, и мы застряли там на одиннадцать дней без возможности получить авиаподдержку или эвакуироваться. Если бы той целью был Альфа-Один, я не сомневался, что нас бы выследили и убили.
С каждым перелетом в Дакто психологическое давление росло. День за днем мы сидели на стартовой площадке, закамуфлировав лица, напившись воды, готовые к вылету, и весь день я думал о той длинной, опасной долине.
Еще через три дня S-3, наконец, объявил, что это последний раз, и он отбросит идею отправки нашей группы на север. Большую часть того дня Кови был занят в южном районе, обеспечивая группы на Шоссе 110. Наконец, ближе к вечеру Кантри Граймс попросил офицера стартовой площадки покинуть радиорубку и передать радио мне. Мы переключили частоту, чтобы S-3 в Контуме не мог слышать наш разговор. "Пластикмен", — передал Граймс, — "эта местность отстой. Погода терпимая, но едва-едва. Ты уверен, что действительно хочешь туда отправиться?"
Я посмотрел наружу на своих товарищей по группе, сидящих возле взлетки, экипированных, готовых действовать. Я взглянул на карту, где находилась наша цель, подумал о плохом времени реакции, негостеприимной местности, вероятности быть отрезанным дождем и о том, как мы едва спаслись во время первой попытки высадки.
Через мгновение я вышел наружу, а офицер вернулся. Граймс вышел на связь, затем офицер стартовой площадки объявил: "Похоже, погода все. Цель Альфа-Один отменяется".
Получив пару выходных, несколько дней спустя я лежал на своей койке, когда в дверь постучал посыльный и крикнул: "Всем Один-Ноль в канцелярию, живо!" Я присоединился к капитану Фреду Крупе и полудюжине человек, которые уже собрались у нашего нового Первого сержанта Генри Гейнуса. Один-Ноль РГ "Иллинойс" Стив Кивер прошептал: "Толстый Альберт пропал".
Что!?
Другой Один-Ноль спросил Гейнуса: "Что насчет Джона Бейкера и Майка Брауна?"
"Остальная часть РГ "Южная Каролина" выбралась, в Дакто", — ответил Гейнус. "Кови пытался вывести группу Брайт Лайт. Они были отогнаны огнем с земли. Вот почему вы мне нужны, ребята".
Командир CCC решил даже не предпринимать еще одну попытку провести Брайт Лайт, если не будет никаких признаков того, что Пит Уилсон жив и пытается спастись. В этом случае взвод из роты "A" Хэтчет Форс — теперь находившийся под командованием моего старого товарища по группе "Эштрей Два", капитана Крупы — отправится за Толстым Альбертом. Начиная со следующего утра, объявил Гейнус, O-1 Берд Дог будут летать над районом от рассвета до заката, и ему требовались добровольцы Один-Ноль, чтобы посадить их на задние сиденья.
Все Один-Ноль вызвались добровольцами.
В тот вечер мы узнали тревожные подробности о том, что случилось с РГ "Южная Каролина".
Во время перерыва, сделанного тем утром в 11:15, переводчик группы Клюнг увидел движение и начал стрелять, вызвав настолько плотный ответный огонь, что Толстый Альберт решил, что против них взвод или даже рота. Они пробили себе путь и побежали.
Бейкер с горечью сообщил, что они неоднократно пытались вызвать Кови — как по радио группы, так и по аварийной радиосвязи — но никто не ответил. В течение нескольких часов они ускользали, вступали в контакт, пробивались и бежали, снова и снова. Кови все не было! Наконец, во время их четвертого контакта один из ярдов, Дзюит, получил серьезное ранение в лодыжку, что замедлило группу. Тучный Толстый Альберт, изнуренный после того, как наполовину тащил, наполовину нес раненого, приказал Бейкеру вести остальных в безопасное место, пока он держится позади с Дзюитом. "Если мы разделимся", — приказал Уилсон, — "продолжайте двигаться на восток". Бейкер послушно увел остальных и через несколько минут остановился в надежде, что Уилсон и раненый ярд догонят их. В это момент они услышали интенсивную перестрелку, затем Бейкер услышал отчаянный голос Толстого Альберта в своем аварийном радио: "Мэйдэй! Мэйдэй!"
Затем огонь усилился. А потом стих.
Пятнадцать минут спустя Бейкер и Браун услышали голоса вьетнамцев и как рубят бамбук — большинство из нас пришли к выводу, что северовьетнамцы сооружали носилки для транспортировки обездвиженных ярда и Толстого Альберта. Бейкер попытался связаться с Уилсоном, но ему ответили на иностранном языке, вероятно, с захваченного радио Толстого Альберта.
После того, как Бейкер и выжившие были эвакуированы, группа Брайт Лайт и медик Карл Франке попытались высадиться на той же LZ, но сильный огонь с земли отогнал их вертолет.
Почему, черт возьми, там не было Кови? Это был вопрос.
Я узнал ответ позже, от Наездника Кови Ларри Уайта. Тем утром над РГ "Южная Каролина" должен был быть другой Наездник Кови, Кен "Шубокс" Карпентер, но старший офицер CCC реквизировал его самолет для "ознакомительного полета" над Лаосом, оставив наши группы беззащитными, без связи и авиаподдержки. Уайт негодовал: "Этот тупой ублюдок отправился на экскурсию". Несколько разведчиков были настолько разозлены, что хотели убить офицера, уже известного своим невежеством, некомпетентностью и забывчивостью, но более хладнокровные головы сдержали их.
