"По большей части", — пояснил он, — "мы собираем разведданные". Но когда представляется возможность, "Мы делаем с ними то же, что они делают с нашими войсками в Южном Вьетнаме". Это означало, что группы CCN минировали дороги противника, устраивали засады на подразделения и вызывали авиаудары по замаскированным базам. "Мы заставляем их платить цену за каждый фунт снабжения, который они доставляют на юг, за каждую милю, что они проходят по тропе Хо Ши Мина".
Тропа Хо Ши Мина? Я видел в прессе фотографии, на которых вьетконговские кули толкали велосипеды, и полагал, что противник доставляет припасы вручную по мелким пешеходным тропам. На этой карте была показана сложная система шоссе — паутина красных линий, изображающих сотни миль дорог, которые обслуживались не крестьянами-партизанами, а многотысячными северовьетнамскими регулярными войсками, армией Северного Вьетнама, NVA — с использованием тяжелой инженерной техники. Каждую ночь по Тропе проезжало порядка 10000 грузовиков. Масштабы этого поразили меня. Войска Ханоя вытеснили жителей Лаоса с территории размером с Массачусетс, а затем заняли ее, как если бы это была их собственная территория. Оттуда они обеспечивали и вели руководство всей войной в Южном Вьетнаме. "Только в прошлом году", — отметил Уоррен, — "противник провел по Тропе 235000 человек".
В убежища на этой нейтральной территории, включая Камбоджу на юге, отступали целые вражеские дивизии, чтобы в безопасности отдохнуть между боями в Южном Вьетнаме. Перейдя границу, они были защищены от действий американских наземных сил, объяснил Уоррен. "Кроме нас". По дипломатическим причинам, превосходящим мой уровень понимания, правительство США решило дезавуировать эти трансграничные операции, поэтому они были объявлены совершенно секретными и официально отрицались. Северовьетнамцы настаивали, что у них нет войск в Лаосе или Камбодже, поэтому Соединенные Штаты поступили так же.
Никто из нас, посвященных солдат спецназа, не обменялся ни взглядом, ни звуком. Если таковы были условия, в которых мы должны были сражаться, мы это приняли.
"Вы не будете вести дневников или записей", — объявил он. "Ваша переписка будет подвергаться цензуре. Вам запрещено рассказывать кому-либо за пределами этого места, чем вы занимаетесь. Мы тренируем вьетнамцев и монтаньяров, это все. На бумаге мы относимся к 5-й Группе специального назначения. На самом деле мы работаем в интересах SOG, это Группа Исследований и Наблюдений (SOG — Studies and Observations Group) в Сайгоне. И даже это взаимоотношение является секретным, так что если кто-то спросит, вы даже не знаете, что такое SOG. Есть вопросы?"
Мне пришлось сдержать смех. Как же я старался найти SOG, а наткнулся на него, даже не осознавая этого. Поуп, Уэмура и я подписали соглашение о неразглашении, обязывающее нас хранить секреты SOG под страхом десяти лет в федеральной тюрьме, штрафа в размере 10000 долларов или и того, и другого. После этого полковник Уоррен пожал нам руки, пожелал всего наилучшего и ушел так же быстро, как и появился.
Итак, SOG действительно существовала. И теперь я был в ней. Меня охватило волнение. Пока я шел по расположению CCN, в моем воображении всплывали кадры из фильмов о норвежском Сопротивлении, нападающем на немецкие конвои и исчезающем в дружественном лесу. Должно быть, это было здорово!
Позади меня раздался голос: "Эй, теперь-то ты знаешь!" Это был ухмыляющийся Билл Габбард. Я схватил его за руку и поблагодарил за то, что он привел меня в CCN.
В комнате группы Билла я обратил внимание на британский пистолет-пулемет Стэн с глушителем, висящий над его койкой. Я взвесил его в руке и заметил: "А вот и подтверждение". Билл с любопытством посмотрел на меня. "Там, в Брэгге парень по имени Рикардо Дэвис сказал мне, что видел ребят в северовьетнамской форме, у которых были Стэны с глушителями. Уверен, это то самое подразделение".
Габбард усмехнулся. "И чертовски удачное совпадение, потому что Рикардо Дэвис тоже здесь. Он в разведгруппе "Копперхэд", у Джима Ламотта". Еще один мой товарищ по курсу связистов, Джим "Шкуродер" Прюитт, был в разведгруппе "Эсп" (Asp — гадюка). Спецназ был тесным мирком.
Мы с Биллом провели день, стреляя из его Стэна на пляже, наблюдая, как его 9-миллиметровые пули плюхаются в волны, но так тихо, что их не было слышно за шумом прибоя. После еды мы засели в сержантском клубе, где Билл давал ценные советы, типа: "Пей только в барах, где окна забраны проволочной сеткой". Почему? "Так нельзя будет забросить гранату через стекло". Это имело смысл. "А когда останавливаешься в Доме 22", — конспиративной квартире CCN в центре Дананга, продолжил он, — "всегда занимай верхнюю койку".
"На случай, если в дверь закатят гранату?"
"Нет!" — заржал Билл. "Чтобы на тебя не наблевал парень с верхней койки".
Габбард проводил меня в мою комнату во временном общежитии, где Гленн Уэмура и Рейнальд Поуп уже забрались в свои койки. Я сел на свою и заметил отверстия от пуль в фанерной стене. Поуп указал на еще дюжину дырок и спросил: "Скажи, что за дурак тут палил?"
Улыбка Билла испарилась. "Атака саперов".
"Саперов?" Тут я заметил на полу коричневые пятна — большие застарелые пятна крови.
"Северовьетнамские коммандос", — пояснил Габбард. "Сотня их зашла со стороны пляжа и напала на лагерь в августе. Они разносили парней прямо в их койках подрывными зарядами или расстреливали их, когда те выбегали из дверей. Вот поэтому многие из нас оказались здесь, заменив тех парней".
В ту ночь нам спалось неуютно, на смертном одре других людей.
Рассвет принес Сочельник и обещанную встречу с сержант-майором CCN, у которого мы получим индивидуальные назначения. Мы так и не встретились с ним. Вместо этого мы перепаковали сумки и сели в другой C-130 "Блэкберд". Вместе со штаб-сержантом из Дананга мы были переведены на передовую оперативную базу CCN в Контуме.
К полудню густонаселенная прибрежная равнина осталась далеко позади, сменившись внизу бесконечным ковром заросших джунглями холмов, Центральным нагорьем Южного Вьетнама, где живут горные племена страны — или, по-французски, монтаньяры. Вскоре мы приземлились на аэродроме Контум, прокатили мимо стоящего там с бог знает каких времен разбитого транспортника C-46 времен Второй мировой войны, затем пилот дал реверс двигателям, и мы подрулили к ожидающему нас грузовику. Уэмура, Поуп, штаб-сержант и я вскарабкались в кузов, пока вилочный погрузчик перегружал груз. Так мы и ехали по городу Контум, сидя на ящиках, винтовка М-16, которую мне выдали в Дананге, лежала на коленях.
Столица провинции Контум, с населением около 10000 человек, Контум имел архитектуру, которая напоминала мне мексиканский приграничный город, за исключением того, что на многих зданиях все еще были пулевые отметины от тяжелых боев Тетского наступления, когда здесь перебили 600 солдат северовьетнамской армии. Когда наш грузовик проезжал по немощеным улицам мимо гражданских, я держал свою М-16 наготове, готовый к чему угодно. Но реальной угрозы не возникло.
Нам пришлось проехать две мили на юг от Контума, чтобы добраться до передовой оперативной базы CCN номер два (Forward Operating Base Two — FOB-2), как и комплекс в Дананге, занимавшей примерно два квартала одноэтажных, в основном обшитых досками построек. FOB-2 располагалась на Шоссе 14, идущей с севера на юг главной дороге провинции Контум, которая разрезала расположение на две половины. Каждая была окружена периметром из обращенных наружу обложенных мешками с песком бункеров, затем тремя рядами многослойной колючей проволоки.
У восточных ворот нас остановили караульные, которые осмотрели днище нашего грузовика на предмет бомб, спрятанных террористами VC. Затем нас провели внутрь, в человеческий муравейник. Мы прошли мимо вьетнамских солдат в красных беретах и камуфляжной форме, затем еще вьетнамцев в однотонной форме без знаков различия. Люди с более темной кожей, по всей видимости, из племени монтаньяров, сидели кружком на корточках, куря сигареты. Еще больше вьетнамцев, опознаваемых как члены экипажей вертолетов по серым летным костюмам и солнцезащитным очкам, направились к вертолетной площадке, где стояли пять вертушек H-34. Я увидел десятки вьетнамских женщин — уборщиц и поварих в белых блузках и черных пижамных штанах с коническими соломенными шляпами, и других женщин в более модных шелковых топах аозай[18], указывающих на отношение к более высокой касте клерков и медсестер. Там царила суета, и в походке каждого ощущалась целенаправленность.
