За тридцать шесть часов Холлингзуэрт и Дисней, два человека, жаждавшие привести американцев в Берлин, были выведены из строя.

В час пятнадцать дня 12 апреля, примерно в то время, когда головные танки 5-й бронетанковой дивизии входили в Тангермюнде, президент Франклин Делано Рузвельт умер за своим письменным столом в Уорм-Спрингс.

Художник, работавший над его портретом, увидел, как президент приложил руку ко лбу, и услышал жалобу на головную боль. Вскоре Рузвельт был мертв. На его письменном столе лежал номер ежедневной утренней газеты «Атланта конститьюшн» с огромным заголовком: «9-е — 57 миль до БЕРЛИНА».

Только почти через двадцать четыре часа слухи о смерти президента начали просачиваться в войска, стоявшие на передовой. Майор Алей Петере из 84-й дивизии услышал эту новость от немца. Когда его часть пересекала железнодорожные пути около Варенхольца, к нему подошел пожилой сигнальщик и выразил соболезнование по поводу «столь ужасных новостей». Петере испытал шок и недоверие, однако ему некогда было размышлять над тем, что он услышал: колонна шла к Эльбе и у него были другие неотложные дела. Подполковник Норман Карнз, командир батальона 333-го пехотного полка, шел по разбомбленному нефтяному промыслу к северу от Брунсвика, когда услышал о смерти ФДР. Он опечалился, но и его мысли были сосредоточены на работе. «Это был просто еще один кризис, — скажет он впоследствии. — Моей следующей целью был Виттинген, и я думал только об этом. Рузвельт, мертвый или живой, ничем сейчас не мог мне помочь». Капеллан Бен Роуз написал своей жене Анне: «Мы все сожалеем… но мы видели столько смертей, что большинство из нас знает, что даже Рузвельт не незаменим… Удивительно, как спокойно мы восприняли эту новость и говорили о ней».

Йозеф Геббельс едва держал себя в руках. Услышав новость, он немедленно позвонил Гитлеру в бункер. «Мой фюрер, поздравляю вас! Рузвельт мертв! — торжествовал Геббельс. — Звезды предсказывали, что вторая половина апреля станет для нас переломной. Сегодня пятница, 13 апреля. Это и есть переломный момент!»

Несколько ранее Геббельс передал два астрологических прогноза графу Шверину фон Крозигу, рейхсминистру финансов. Один был подготовлен для Гитлера в тот день, когда он пришел к власти, — 30 января 1933 года. Другой, датированный 9 ноября 1918 года, предсказывал будущее Веймарской республики. Крозиг отметил в своем дневнике: «Удивительный факт стал очевидным. Оба гороскопа предсказывали начало войны в 1939 году, победы до 1941 года и последующее коренное изменение ситуации с самыми тяжелыми ударами в 1945 году, особенно в первой половине апреля. Затем следовала поразительная победа во второй половине апреля, застой до августа и мир в том же месяце. Последующие три года будут для Германии тяжелыми, но начиная с 1948 года она снова начнет возвышаться».

Геббельс также перечитал «Историю Фридриха II Прусского» Томаса Карлайла и нашел в ней еще один повод для торжества. Одна из глав повествовала о Семилетней войне (1757–1763), когда Пруссия в одиночестве противостояла коалиции Франции, Австрии и России. На шестом году войны Фридрих заявил своим советникам, что, если к 15 февраля его фортуна не переменится, он покончит жизнь самоубийством. 5 января 1762 года умерла царица Елизавета и Россия вышла из войны. «Чудо дома Бранденбурга, — писал Карлайл, — свершилось». Весь ход войны тогда изменился к лучшему. Теперь, на шестом году Второй мировой войны, умер Рузвельт. Невозможно было не провести параллели.

Министр пропаганды был в экстазе и заказал для всего министерства шампанского.

— Переправляйтесь! Переправляйтесь! И не останавливайтесь! — Полковник Эдвин «Бакшот» («Картечь») Крейбилл метался по берегу, заталкивая солдат в десантные суда и подгоняя замешкавшихся пинками.

— Нельзя терять этот шанс, — завопил он следующей группе. — Вы идете на Берлин! Не ждите, пока вам проложат дорожку! Не ждите, пока кто-то скажет вам, что делать! — наставлял низкорослый, желчный Крейбилл отплывавших в DUKW солдат. — Переправляйтесь, как получится! И если вы пойдете вперед сейчас, то, может, обойдетесь без единого выстрела!

Крейбилл был прав. В городке Барби в 15 милях на юго-восток от Магдебурга и чуть ниже по течению от того места, где главная соперница, 2-я бронетанковая, отчаянно пыталась воспользоваться своим канатным паромом, 83-я дивизия группами форсировала Эльбу, не встречая никакого сопротивления. Когда они вошли в городок, оказалось, что мост уже взорван, однако, не дожидаясь приказа из штаба дивизии, Крейбилл распорядился немедленно обеспечить переправу. Срочно были доставлены десантные суда, и через несколько часов целый батальон уже был на другом берегу. Теперь полным ходом форсировал Эльбу второй. Одновременно по наведенным понтонам переправляли артиллерию, а саперы строили колейный мост, который собирались закончить к вечеру. Даже Крейбилл был потрясен той лихорадочной деятельностью, которую породили его приказы. Он метался от группы к группе, призывая ускорить темп, и в то же время торжествующе повторял остальным офицерам:

— В Форт-Беннинге никогда этому не поверят!

За лихорадочной деятельностью союзников с галереи на часовой башне городской ратуши в молчании наблюдали немцы. Часами, пока подполковник Гранвиль Шарп подавлял со своим пехотным батальоном слабое сопротивление защитников городка, он постоянно и со всевозрастающим раздражением ощущал присутствие публики. «В моих людей стреляли, а немцы с интересом наблюдали за сражением и форсированием реки», — вспоминал он. В конце концов терпение Шарпа лопнуло. Подойдя к танку, он приказал стрелку: «Дай-ка залп по часам, скажем, в пятерку». Танкист повиновался и прицелился. Галерея тут же опустела.

Но в любом случае, шоу уже закончилось. 83-я форсировала Эльбу. На восточном берегу был захвачен первый надежный плацдарм.

К вечеру 13 апреля саперы завершили строительство и, скрупулезные до конца, поставили на подступах к мосту памятный знак. Отдавая честь новому президенту и с присущей дивизии высокой нравственностью и склонностью к рекламе они написали:

«МОСТ ТРУМЭНА. ВОРОТА БЕРЛИНА. ПОСТРОЕН 83-Й ПЕХОТНОЙ ДИВИЗИЕЙ».

Новости сообщили генералу Симпсону, он — генералу Брэдли, а Брэдли немедленно позвонил Эйзенхауэру. В одно мгновение плацдарм 83-й дивизии завладел всеми умами. Верховный главнокомандующий внимательно выслушал информацию, а в конце доклада задал Брэдли вопрос. По воспоминаниям Брэдли, Эйзенхауэр спросил: «Брэд, как ты думаешь, во что нам обойдется бросок от Эльбы и штурм Берлина?»

Брэдли уже несколько дней задавал себе тот же вопрос. Как и Эйзенхауэр, он теперь не считал Берлин военной целью, однако, если взять город было бы легко, он проголосовал бы за штурм. И все же Брэдли, как и его босс, не хотел бы слишком углубляться в будущую советскую зону. Его также тревожили возможные потери личного состава в боях за территории, с которых в конце концов придется уйти. Он не думал, что на пути потери будут очень высокими, но сам город — это совсем другое дело. За взятие Берлина пришлось бы заплатить высокую цену.

И он ответил Верховному главнокомандующему: «Я оцениваю потери в сто тысяч человек». Воцарилось молчание. Затем Брэдли добавил: «Это была бы слишком высокая цена всего лишь за престижный объект, особенно когда знаешь, что придется отдавать его другому парню»[40].

На этом телефонный разговор завершился. Верховный главнокомандующий не раскрыл своих намерений, однако Брэдли ясно высказал собственное мнение: жизни американцев дороже престижа и временной оккупации ненужной недвижимости.

В штабе 19-го корпуса генерал Маклейн стоял перед картой, изучая положение на фронте. По его мнению, вражеские позиции на восточном берегу Эльбы были «сухой корочкой», не более того. Как только его дивизии форсируют Эльбу, ничто не остановит их на пути в Берлин. Полковник Джордж Б. Слоун, начальник оперативного отдела Маклейна, верил, что американцы встретятся с тем же сопротивлением, что и на пути от Рейна — с очагами последних рубежей обороны, которые быстро движущиеся части прекрасно могут обходить. Он был совершенно уверен в том, что через сорок восемь часов после возобновления наступления авангарды американских бронетанковых подразделений войдут в Берлин.