— Любите. Верьте ему, а не в него.

— Когда сами детьми обзаведётесь, тогда и поймёте, как правильно с родителями общаться. Деточки вам наглядно продемонстрируют. Ох и больно бывает…

— Но молиться не забывайте. Не с просьбами приставайте, а славьте, как раньше язычники.

— Слава те, Господи.

— Надоело. Мне уже на рыбалку пора.

— И мне тоже.

— На этом, уважаемые слушатели, разрешите закончить сегодняшнее короткое вещание. До новых встреч в эфире.

…Ш-ш-ш.

— Всё?

— Решай сам. Стираем или сохраняем?

— Стираем, конечно. Возомнили из себя незнамо кого.

— Соединяемся, половинка?

— Соединяемся, четвертинка. Пошумим-побуяним.

— Ты про их очередной конец света?

— Вздрогнем!

— Потом снова разделимся? Они же не поймут ничего.

— Для кого-то это станет концом. Значит, не такой уж неправдой будет.

— Опять всех ввели в заблуждение?

— Не совсем. Туману подпустили, кое-где приврали, конечно. А что ты хотела? Ой, Боженька, а так правильно? А эдак верно? А сейчас я туда иду? Туда смотрю? А своя голова на что? Пусть думают, ищут, сомневаются, ошибаются, переделывают. Вот чем люди должны заниматься, а не готовые ответы получать. Пусть знают, что обращаясь к Богу, они обращаются к себе.

…Ш-ш-ш.

— Завершил, Творец?

— Завершил, Богослов. Где там, моя пазуха? Я там юрту с баранами забыл. Ха-ха-ха!

— И удочки. Удочки!.. Ха-ха-ха! Прости. Знаю, что чада твои тоже бывают баранами.

— Напомнишь о службе стражей рассказать в следующий раз.

— Не поймёт никто. Зачем Творец сам себя окорачивает? Как?

— Так и окорачивает. Нельзя же мне по нескольку раз в одном месте в одном времени находиться? Нельзя. А как себя «младшенького» надоумить не цацкаться с кем бы там ни было? А никак.

— Для этого экзамен на Бога придумал?

— Не только. Ты что же это? Не выключил ничего? Меня сейчас точно слышат несколько соседей-творцов. И ещё кое-кто.

…Ш-ш-ш.

И тут телевизор сначала зашипел, потом дёрнулся, а потом, и вовсе, взмыл к потолку комнаты и исчез.

— Д-дим-мка! — взревел я, заикаясь, и выскочил из комнаты.

— Тут я. В ванной. Обожди немного, — нашёлся, наконец, напарник.

— Твои шуточки? Где телевизор добыл? В Москву за ним летал? — замер я в коридоре и начал допытываться через дверь.

— Не мешай. Я воду таскаю.

— А к колонке ходил?

— Потом схожу. Не всё же одновременно. То нет мамки, а то сразу две на мою голову. И косичка-сестричка в придачу на красномедную сдачу, — бухтел Дмитрий, наполняя бочку.

Я погрозил двери кулаком и ушёл на кухню, собираясь схватить пару пирожков и с ними в обнимку обмозговать утренний теле-радио-морок.

Память не подвела, и перед глазами снова сидело два старичка и мирно острословили друг с другом.

«Знаменитые актёры? Почему их никогда не видел? И как они сняли на телевизор прозрачность? Нарисовали потом? Или стёрли? Запись какую-то точно стёрли», — думал я и жевал свой завтрак, сидя на стуле за раздвижным столом, не сразу заметив отсутствие хозяйки в квартире.

— Лопает уже, — возмутился юный водолей и прервал мои раздумья.

— На рыбалку захотел?

— На кой она мне? Я и не умею. Сегодня что, на Кубань махнём? — разразился он вопросами.

— Ты же сказал, что на судака.

— Таких не знаю. Усач, голавль, сом, пескарь, плотва. Что ещё? Карась, сазан, рак, — пересчитал он по пальцам всё, о чём знал.

— Я сам никогда судаков не ловил. Так что, не мути родники. Говори, что знаешь про телевизоры? — снова пристал я к недомерку.

— Ящик такой со стеклянным окошком, в который Москву видно. Всех, кто там кривляется и над нами издевается. Ещё новости в нём рассказывают. На следующий год такой в Екатеринодаре включат. Или продадут?.. Или продали, а потом включат?.. А давай лучше за раками. Махнём туда и обратно. Я с миром договорюсь. Пол ведёрка, и домой. Сварим. Добавим укроп, лавровый лист, соль.

— А по шее? Что ещё тебе добавить? Сам всё ловить должен. Так ты телевизор в комнате не видел? — прервал я рыбацкие страдания и напомнил о главном.

— Нет.

— Я же тебя звал, и ты мне про него говорил. Мол, кто-то его для тебя, то есть, для меня принёс. Вспомни. Ты ещё на рыбалку собирался, — перешёл я на крик.

— Не помню такого. А на речку съездить можно. С папкой последний раз там был. Рыбу потом кушал и сказки слушал. Не про телевизоры, а про… — неожиданно умолк сиротка и всхлипнул, должно быть, вспомнил отца и его сказки, его рыбалку и уху, или жареную рыбу, или ещё что-нибудь из недавнего детства.

— С телевизорами разобрались. Всё что видел – фальшивка. Морок среди бела дня. Стереть всё из памяти и работать дальше, — начал уговаривать себя забыть наваждение с телевизором и прозрачными дедушками.

Димка успокоился. Мы позавтракали. Я вымыл посуду, переоделся в старые вещи, в которых бродил целыми днями, борясь с бедою и её последствиями. Чем заняться, в голову не приходило. Удочек не было, а брать у мира напрокат я не хотел.

«Сразу потребовать рыбы на кукане принести, сколько не жалко», — думал я, а вот Димка идеей наловить раков загорелся.

— Одеваться? Сегодня пасмурно. Может не за раками, а за твоими судаками? Но лучше простого сазана словить, — резонно рассудил младший посредник.

— Манит куда-то. Манит. Во. Маныч. Туда ты утром собирался. Туда и помчимся, — вспомнил я Димку-рыбака из утреннего морока.

Мы оделись, обулись и, пока не явилась Настя с подкреплением из соседнего мира, вышли на лоджию, где я на скорую руку объяснил Кристалии название речки и то, что мы в ней собрались поймать голыми руками.

Плавный взлёт и дальнейшее авиапутешествие началось без приключений, и я, отвернувшись от встречного ветра, которого в этот раз не было, весь перелёт думал об удочках, наживках, подсаке и садке, которых ни у Димки, ни у меня, и ни в каком-либо попутном магазине, разумеется, не было.

Мы пролетели узенький и мелководный Егорлык, степи после него, поля, снова степи, и приземлились на берег широченного лимана неизвестной реки. Вокруг было пустынно и безлюдно, лишь кое-где возвышались пологие бугры, между которыми были промоины от воды, стекавшей в лиман после дождей.

Димка побежал к берегу и забубнил:

— Тут мелко совсем. Где и чем рыбачить будем?

— Не знаю. Но это Маныч. Может, в том камыше остров имеется? Слетаем туда, глянем? — указал я на заросли тростника очерета в полукилометре от берега.

— Вода солёная. Какая рыба тут может водиться? Какие раки? Уже варёные, что ли? — возмутился Настевич, когда попытался напиться.

— Значит, и это неправда. Всё, что было в телевизоре и до него, всё неправда, — сделал я неутешительный вывод и решил возвратиться несолоно хлебавши.

— Вон там круглый домик стоит, — указал вдаль младший напарник.

— Полетели отсюда. Не нужны нам приключения без рыбалки, — скомандовал я, решив сменить место отдыха от забот, попытав счастья в другом месте.

«Куда ты нас, красавица, занесла? Просил на рыбалку к судакам. К ракам, в конце концов», — припомнил я пожелание о доставке на Маныч и ошибочном предположении, что в нём обитают судаки и раки.

— Вот и пастух к нам идёт, — сказал Димка и кивнул в другую от домика сторону.

Я мельком глянул на пастуха и обмер, узнав в нём старого знакомого Бикмеюшку.

— А он-то здесь откуда? Перекочевал с отарой? Где здесь родники, из которых он пьёт? — начал спрашивать сам у себя, позабыв о приличиях.

— Дала-кай, — поздоровался Бикмеюшка первым.

— Кай-дала, — не растерялся Димка.

— Моя опять встречать ваша, — начал Бикмеюшка, подойдя ближе и здороваясь с Димкой за руку, как с равным.

Я тоже нехотя подошёл и пожал грубую шершавую руку пастуха с чёткими и правильными чертами лица, только вот, загорелого или просто смуглого, было не ясно.

— На рыбалка? Судак таскать? Рак пугать? — каждым вопросом угадывал Бикмеюшка цель нашего прибытия.