— Готовы, — передал я привет Ливадии, выказывая пожелание о возвращении.

— Ой, что это? Опять молния в глазах, — пожаловался двадцать второй Ольгович, перешагивая в родной мир.

— Поздравляю с боевым крещением. Мы вернулись. Можешь за мной не брести.

— Как так?.. Уже? Ну, спасибо тебе, Крест, за науку. Я теперь, знаешь, какой умный да разумный. С первого взгляда на себя, юродивого, прозрел, аки мудрец породистый, — запричитал мне вслед благодарный агроном. — Как есть, заново народился. Силой сильною обогатился. Злобой доброю на всякое безобразие. Руками сильными и не устающими. Глазами новыми да всевидящими. Обет тебе даю, что ничего не пожалею для родного мира. Для Закубанья и соседнего Армавира.

Глава 26. С Новым ходом!

— Как это, уже просверлили? — опешил я от неслыханной и беспардонной новости от Димки.

— С Новым ходом! С Новым ходом! Так девчушка нас поздравляла. Теперь она моя и Дашкина подружка, — скакал по комнате Настевич и радовался такому счастью, как Стихия в подружках и тайная тропа к сестре Дарье.

— Я сегодня всё наперекосяк и под откос, а они без меня сподобились? Почему не дождались? Я же сам хотел подымить. Мне это всё не так привиделось, — разобиделся я на стихийную выходку. — Пересверливаем и точка. Веточки-прутики. Жизнь моя, несуразица, и за что мне такая разница? — обмяк я и затих, осознав, что никакого пересверливания никогда не было и быть не могло.

— Валентинович, ужин на столе. Буржуйка новая расстаралась, — донесся из кухни голос мамки Насти.

— Откупаетесь, значит, — перестал я кукситься и отправился на кухню. — Ладно. Перекушу, чем Бог порадовал.

— Здравствуй, благодетель, — встретил меня хор одинаковых Настей с Дарьей в придачу.

А вместе с ними, подпевавшие хозяйкам манящим видом и запахом, пирожки, кусочки свиного окорока, колечки домашней колбасы, блины, квашеная капуста, вкусности, перевкусности, и ещё раз вкусности.

— Прощаю, — своеобразно поздоровался я со всеми разом и повалился на стул, не умывшись, не разувшись, и не раздевшись в натопленной квартире.

«А жизнь-то налаживается», — подумал, напрочь позабыв об инспекции буржуйки, которая длинной оцинкованной трубой аккуратно высунулась в форточку, сменив стекло на фанерку с вырезом под дымоход.

— А мы сегодня женщину красивую видели. Только вот, не знаем, кто она. Богоматерь или ещё какая, из преподобных, — доложили Насти, разливая компот в керамические кружки.

— Знаю её, — сказал я, имея в виду Стихию. — Зеленоглазая тётка-красотка к вам приходила.

— Нет, не такая. Вовсе не зеленоглазая, — не согласились вдовы.

— А какая? — удивился я и вмиг потерял аппетит.

— У нашей гостьи голубые глаза были. Конечно, с зелёными переливами, но, всё одно, голубые. Величавая тётенька, добрая, вежливая. Красавица, тут ты не ошибся. Она с Дарьей в её комнате шушукалась и дымком баловалась. А у меня, так на душе спокойно было. Так спокойно, — по очереди рассказывали Насти о таинственной гостье и кивали головами, соглашаясь друг с другом. — Так и сказала, что она твоя ярая помощница. Слово в слово. И нам, значит, чтобы мы теперь друг за дружку держались-прижались и помогали, чем сможем. А уж Димку как они встречали с её дочуркой и Дашкиной ровесницей. Вот та зеленоглазая, а не мамка её, — огорошили меня вдовушки.

«Кто же проходы строил? Или Ливадия такая голубоглазая? Так им в себя самих нельзя заворачиваться. Кто же?.. Сама Кармалия приходила? Помощницей моей представлялась. Вот так чудеса. Вот так новости. Где же я был? Что делал? Как мог такое… Или они сами решили всё устроить? Мелкая – та точно Стихия. Но сама Кармалия?» — утонул я в догадках, как в омуте, перепутав в голове всё до такой степени, что не сразу расслышал сначала смех, а потом голос, как у деда Паши в подвале.

— Я это была. Я, — подсказала мировая мамка и рассмеялась.

«Мама Кармалия? Это ты своими ручками проход строила? За меня, бестолкового, трудилась и всё устроила?» — спросил у голоса.

— Я. Иди отдыхай и сил набирайся. Тебе завтра много чего предстоит. Ой, много, — сказала Кармалия, и голос её улетел далеко-далеко, подальше от пустоты в моей голове.

— Знаете, кто у вас… — начал я речь о мамке миров, просверлившей проход, но получил тёплой ладошкой по губам. — Кто у вас по молитвам мастер? А то я перекрещивал одного мужичка, так он, ни с того ни с сего, задымился, как папироса, — нагородил я нелепицы, но зато выпутался.

— В церковь тебе надо. Там попадьи специалистки о-го-го какие. Надень свою форму, и к ним. Как есть, всё выложат. Как есть, — закивали Насти.

— Спасибо за ужин. Славный, вкусный, морковно-капустный, — поблагодарил я хозяек и поплелся в Димкину комнату на отдых, ничегошеньки в этой жизни не соображая.

— Я принесу её? Форму? Она в моём шкафу висит, дожидается, — спросила меня Кристалийская.

— Там два комплекта? — уточнил я, приходя в себя.

— Два. А вот фуражку Яблокова только одну принесла.

Я замер, собираясь с мыслями, но думал недолго.

— Одну мне взамен школьной. А другую к Димке в шкаф для отпугивания любопытствующих от вашего тайного хода. Фуражку к Дашке, с той же целью. Или наоборот, сами решите. Переоденусь, когда домой собираться буду, — выдал я распоряжения и ушёл в ванную по земным надобностям.

* * *

— Выкладывайте, но по очереди, — потребовал я отчёта у Димки и Дарьи.

— Наша подружка у меня помогала, а её мамка у Дашки, — начал рапорт Димка.

— Мальчишки же неграмотные, а там и круги рисовать, и цифры писать. Вот, мы, девочки, и помогли вам добрым делом, — перебила его сестрёнка.

— Ага, — согласился Настевич, заговорщицки подмигивая. — Меня девчушка за руку взяла и ну выводить прутиком. Ну выводить. Ей Богу, не знаю, что. И дымить, — врал юный посредник, соблюдая наш уговор о полной и безоговорочной неграмотности.

— Мне тётенька объяснила, что нужно делать, и я сама прутиками рисовала и дым пускала. А моя мамка с вашей мамкой проветривали и расспрашивали тётеньку, — похвасталась Дарья.

— Когда нарисовали и проветрили, как проверяли? — допытывался я деталей.

— Не знаю. Димка с девчушкой из шкафа выпрыгнули и закричали: «Здравствуй, двадцать третья мира».

— Двадцать третья мира города Армавира, — вспомнил я Димкину присказку.

— А мамки и эта тётенька так обрадовались. Так обрадовались, — отчиталась Дарья.

— Сами мамки ещё не мотались через шкаф? — вспомнил я для кого, собственно, был построен проход.

— Тётенька сказала, чтобы они позже потренировались, а потом завесили шкаф нашими детскими вещами так, чтобы удобно проходить было. Чтобы они и готовили вместе, и стирали, и за водой, — объяснила Дарья, а Димка снова принялся моргать и улыбаться.

— Что ещё? — спросил я моргуна.

— Теперь я главный водонос, — похвастался младший посредник. — Я и ведёрко точно такое же купил. Набрал прямо в бочке и…

— И побежал вниз, — перебил я хвастунишку и грозно моргнул в ответ.

— И побежал, — согласился Димка, но сразу передумал. — А с одним же теперь неудобно бегать. Куплю тогда второе.

— Тебе лучше и там, и там хотя бы по разу сбегать с двумя ведрами. Чтобы подозрений не было. Ясно? — открытым текстом наказал я мальчишке, догадавшись, как этот проказник наловчился набирать одно-единственное ведёрко, а выливать из него целую бочку.

— Понял, — согласился он.

— О чём вы? — вмешалась в наш разговор Дарья. — Я тоже с мамой за водой хожу.

— Неграмотные мы, вот и мерещится всякое. Зря я деньги на ведёрко потратил, — быстро нашёлся Настевич.

— Конечно зря, — согласилась Дарья, а потом слащаво запела: — Вы бы форму надели, а мы бы на вас полюбовались. Нечасто дядек в инспекторы берут. Ой, нечасто.

— Тихо ты. Это секрет. Такая же тайна, как и день нашего рождения. Попробуй только выболтать. Не посмотрю, что ты с косичками, — пригрозил ей «двоюродный» братец Димка.