Но Лагардер уже забыл о них, поскольку слишком был поглощен судьбой Кокардаса и Паспуаля. К счастью, среди зевак нашлось несколько лодочников, которые и поспешили на помощь к обоим мастерам. Те уже с трудом держались на воде и неминуемо бы утонули, если бы их не подняли вовремя в подоспевшую барку.

Когда они оказались на берегу, то долго не могли прийти в себя. С одежды их ручьями стекала вода, и оба что-то невнятно мычали. Только при появлении живых и невредимых Лагардера и Берришона они несколько воспряли духом, но радость их оказалась недолгой и уступила место гневу.

Мэтр Кокардас отчаянно ругался и отплевывался, ибо наглотался грязной и вонючей воды, отнюдь не похожей на его любимое бургундское. Что до брата Амабля, то, едва встав на ноги, он выхватил шпагу и обежал всю толпу, пристально вглядываясь в каждое лицо.

Зеваки следили за ним с изумлением: все по мере сил участвовали в его спасении и рассчитывали на благодарность. Многие сочли, что он внезапно лишился рассудка, – и отступали от него в ужасе. Впрочем, вид у брата Паспуаля, и правда, был устрашающий: бедняга никогда не блистал красотой, а вымокнув насквозь, производил еще более жуткое впечатление.

Один лишь гасконец сразу понял, чего хочет его верный друг.

– Ладно уж, лысенький! – промолвил он. – Не трать времени даром… Их давно и след простыл!

– О ком ты говоришь? – спросил Лагардер.

Мастера, перебивая друг друга, рассказали ему, что с ними случилось: как под видом помощи их оглушили и едва не утопили, хотя они, можно сказать, уже почти добрались до спасительного парапета.

– Не может быть! – раздались восклицания в толпе. – Неужели здесь были столь подлые и трусливые убийцы?

– Дьявольщина, любезные мои! Кокардас не лягушка, чтобы добровольно прыгать в воду!

– Не верите нам? – укоризненно сказал брат Паспуаль. – Так посмотрите на мои руки! Видите, сколько синяков?

– А у меня какая шишка на черепе? Черт побери, даже носу моему досталось изрядно! Он весь побагровел…

– А я думал, что это бывает от вина! – прыснул стоящий рядом мальчишка.

– Ах ты, плут! Выпей сначала с мое, а уж потом скаль зубы! Эх вы, раззявы! Упустили мерзавцев… пусть только попадутся мне, я им кишки наружу выпущу!

– Надо их найти! В Сену подлецов! Вздернуть на фонаре! – раздались со всех сторон восклицания.

Лагардер, переглянувшись с мастерами, тихо сказал:

– Приспешники Гонзага… Значит, уже приехали! Они выдали себя…

– Ад и дьявол! Если это они, им придется дорого заплатить за омерзительный бульон, что плещется у меня в желудке.

Толпа между тем пришла в такую ярость, что если бы Носе и Лавалад не унесли вовремя ноги, то их, скорее всего, растерзали бы на месте. Но благоразумные сообщники принца решили предоставить другим приятную обязанность вылавливать трупы Кокардаса и Паспуаля. Разумеется, им и в голову не могло прийти, что вместе с мастерами был Лагардер, – они напали на тех, кого узнали, и были полностью убеждены, что с этими двумя врагами наконец-то покончено.

Удачное начало сулило успех всему предприятию. Их пребывание в Париже ограничивалось пока всего одним часом, однако времени даром они не теряли. Даже ворчливому Пейролю придется признать, что они славно потрудились, а Гонзага, несомненно, щедро вознаградит их за услугу. Когда же до столицы доберутся прочие сообщники, настанет пора расквитаться и с самим Лагардером.

Из всей банды – или, говоря точнее, из двух банд наемных убийц – в распоряжении Гонзага оставалось только два человека: Рафаэль Пинто и Грюэль, по прозвищу Кит.

С какой стороны ни взглянуть, этого было явно недостаточно. Во-первых, незадачливые бандиты имели неосторожность напороться на шпагу своих противников: одному нужно было залечить плечо, а второму – бедро. Во-вторых, от них было бы совсем немного толку, даже если бы они находились в полном здравии. Сын туринской мадонны только начинал карьеру бретера, а Кит отличался необыкновенной тупостью. На роль подручных они еще годились, но сами по себе мало чего стоили.

В те благословенные для наемных убийц времена почти на каждой парижской улице можно было без труда найти одного или даже нескольких костоправов: гордо именуя себя «хирургами», они храбро – хотя и без особого успеха – кромсали человеческую плоть. Никто из них не отличался скромностью прославленного Амбруаза Паре, который любил говорить: «Я лечил, а исцелил Господь». Эти же достойные врачеватели до небес превозносили свои заслуги, утверждая, что вырвали из лап смерти множество храбрецов. Правдой здесь было только то, что они редко оставались без работы, ибо кровь в Париже лилась рекой.

Каждое утро они просыпались в сладкой надежде, что Бог пошлет к их дверям богатого дворянина, который щедро заплатит за труды, – однако большей частью им приходилось иметь дело с головорезами, чья благодарность выражалась пинками и оскорблениями. Справедливости ради надо сказать, что многие из них и не заслуживали лучшей участи, ибо весь их медицинский багаж состоял из нескольких латинских слов, пропыленной корпии и грязных бинтов.

Оба раненых бандита, потерпевших поражение там, где надеялись взять верх, покинули поле боя и всего в нескольких шагах от Монмартрских ворот увидели вывеску одного из подобных шарлатанов.

«Хирург», получивший сомнительную честь перевязать раны Пинто и Грюэля, сразу заметил, что у молодого человека кожа очень тонкая, так что проткнуть ее не составляло особого труда. Напротив, Кит по толщине шкуры вполне мог соперничать с быком, и, стало быть, потребовалась большая сила, чтобы вонзить в нее рапиру.

Весьма довольный своей проницательностью, костоправ начал потирать руки, чем вызвал законное неудовольствие Грюэля. Расценив этот диагноз как весьма поверхностный, великан схватил эскулапа за ворот и принялся трясти, словно грушу, из чего тот заключил – будучи любителем логических построений, – что лучше бы Кит, а не Пинто, получил удар в плечо.

– Хватит болтать, – прорычал бандит, – давай лечи нас! И если завтра ко мне не вернется резвость зайца, тебе не поздоровится. В отличие от меня, ты сляжешь надолго.

Эта угроза возымела немедленное действие. Врачеватель, можно сказать, превзошел самого себя. Когда же он закончил, Грюэль наставительно произнес:

– За всякий труд полагается плата. Денег мы тебе дать не можем по той простой причине, что у нас их нет. Зато ты получишь от нас хороший совет…

– Ах, любезные господа, советами не прокормишься, – робко заметил костоправ, не смея, однако, огорчать попреками своих опасных пациентов и надеясь разжалобить их.

– Нам до этого нет дела, – отрезал Кит. – А если хочешь заработать, ступай скорее к Монмартрским воротам. Это всего в двух шагах отсюда, и там ты найдешь множество рук, ног, голов, которые требуют штопки. Кого сумеешь вылечить, тот и за нас заплатит.

Поддерживая друг друга, оба бандита двинулись и сами в ту же сторону. Они рассчитывали увидеть своих целыми и невредимыми, а Кокардаса с Паспуалем лежащими на земле вместе с мальчишкой, которого они даже толком не успели разглядеть. Несомненно, Жандри должен был наколоть его на шпагу, как цыпленка.

Сумерки уже опускались на площадь, осенив своей тенью крыши домов. Двое негодяев с большим удивлением обнаружили, что все закончилось и толпа разошлась. Но если живых здесь не оказалось, то на земле уже издали можно было заметить большие продолговатые пятна, подсвеченные красными лучами заходящего солнца. Никакого сомнения в том, что это за пятна, у бандитов не возникало.

– Наши, должно быть, уже ушли, – сказал Кит, уверенный в победе банды. – Этот треклятый болтун заморочил нам голову своей латынью, и мы опоздали! Теперь придется тащиться в наш кабачок.

– А многовато их набирается, – промолвил Пинто, кивнув на продолговатые предметы, усеявшие площадь. – Похоже на ковер из шкуры пантеры. Может, посмотрим на них?

– Если тебе так хочется, приятель. Наверное, Бланкроше потерял кое-кого из своих. А остальные – это мастера, дерзкий уродец и молодой петушок, которого мы привезли с собой.