Застегнув пальто от ветра, Дэн повернулся, чтобы уйти. Однако Рита окрикнула его:

— Подожди, Дэн! Посмотри!

Дэн не находил ничего привлекательного в мёртвых телах, даже в незнакомых ему трёхсотлетних мёртвых телах. Однако он повернулся и возвратился к ширме, где работала Рита.

— Посмотри, — сказала она. — Он погиб не от пожара, или чего-то подобного. Взгляни на его грудь.

Девушка слегка повернула труп так, чтобы он смотрел невидящим, но обвиняющим взором через её правое плечо. Затем отошла и встала в стороне, чтобы Дэн сам убедился в ненормальности того, что случилось с Тимоном. Вся левая сторона мертвеца от паха до грудины оказалась разорвана, как будто на него напал огромный обезумевший зверь. Внутреннюю полость заполняла влажная глина, но не оставалось никаких сомнений, что большая часть его внутренних органов была вырвана.

— Боже, — вымолвил Дэн, с благоговением подходя к Тимону. — Что, черт возьми, могло с ним случиться?

— Не знаю. Может быть, его пронзило падающим куском деревянной конструкции во время пожара в театре, — предположил Холман.

— Больше похоже, что на него напало дикое животное, — заметил Дэн.

— Может, это был медведь, — сказала Рита. — Иногда их сюда приводили, чтобы развлечь публику. Во время пожара зверь мог обезуметь.

— Это слишком мудрёно, — возразил Холман.

— Не знаю, — произнёс Дэн. — Не думаю. Абсолютно ясно, что кто-то укусил    его, кто-то очень большой и очень злобный. Посмотрите, как разодрана его рубашка. Медведь так не сделал бы. Медведь играет с жертвой, рвёт её когтями. Кто бы это ни был, он только пристально взглянул, а затем — ррраааззз!

— Ррраааззз? — переспросил Холман. — Что могло быть в яковианском Лондоне, способное сделать такой ррраааззз?

— Что ж… возможно, это слишком причудливо, — согласился Дэн. — Однако, я попробую проверить тот день, когда сгорел “Глобус”, и поискать какие-либо современные упоминания о жертвах и о том, как они погибли.

Холман похлопал его по спине.

— Тогда удачи, — сказал он. — Ну и спасибо, что дал мне дополнительное время. Я знаю, это не так просто: всё навалились на тебя — правительство, подрядчики, пресса. Не говоря уж о Рите и мне.

Дэн вытер нос.

— Разберись с нашим другом здесь как можно быстрее, хорошо?

Холман бросил долгий взгляд на грязные серые останки человека по имени Тимон.

— Если все пойдёт хорошо, Дэн, этот парень сделает нас знаменитыми. Человек Эссекса-Холмана. Но прежде, чем кто-то притронется к нему своими липкими пальцами, я хочу сделать все возможное, чтобы выяснить, кем он был и как он умер.

— Хотел бы дать тебе больше времени, — сказал Дэн.

— Ничего. Я останусь здесь на всю ночь; и на всю завтрашнюю ночь тоже, если понадобится.

— Господи, ты же замёрзнешь.

— Я привык к холоду. Вспомни, я же вырос в Йоркшире.

Дэн посмотрел на часы. У него была назначена встреча за обедом с Фионой Блессинг, исполнительным директором компании “Бритиш Фьюлс”, женщиной, одевающейся в треугольные деловые костюмы, которая проявляла заинтересованность в финансировании чего-то, связанного с большой культурой и не облагаемого налогами. Затем ему предстояло ехать на автобусе до Чисвика, чтобы забрать свой “Рено” из третьего за год ремонта. Дэну хотелось бы остаться и понаблюдать, как Рита кропотливо выкапывает Тимона из грязи. Но ему необходимо было добиться продолжения раскопок всеми возможными способами, особенно принимая во внимание нехватку средств и застройщиков, парящих над его головой, как гигантская чёрная наковальня из мультика “Дорожный бегун”. Он пожал руку Холмана, помахал Рите и вернулся к ожидающему его такси.

— Что это? — поинтересовался водитель. — Похоже на какое-то кладбище.

— Раскопки, — терпеливо ответил Дэн. — Археологические раскопки. Когда мы закончим, у нас будет достаточно чёткое представление о том, как выглядел театр “Глобус”.

— В самом деле? — спросил водитель, когда они проталкивались сквозь обеденные пробки. — А зачем это вам надо?

Впервые Дэн не нашёлся, что ответить. Может быть, и правда не было никаких причин. Возможно, он искал не что иное, как живое доказательство того, что прошлое действительно существовало, и что люди тогда знали то, что уже забыто до тех пор, пока вновь не будет найдено.

Он не мог спать. Ему казалось, что он лежит на боку в серой блестящей грязи. Он замёрз, но не мог придумать, как согреться, а кто-то называл его имя.

Он сел и включил ночник. Как обычно, другая сторона кровати пустовала. Маргарет не захотела поехать с ним в Лондон, она ненавидела этот город. Он не винил её за это. В данное время года здесь было сыро, дорого и одиноко — тёмная столица мрачной, усталой культуры. И на каждом шагу возвышались чёрные бронзовые статуи строгих, эксцентричных, давно умерших людей.

Некоторое время он читал книги, которые ему удалось найти в Кенсингтонской библиотеке. “Жизнь и творчество Шекспира ” П. Александера, “Шекспир в “Глобусе”    Найджела Фроста и увлекательную монографию Дадли Мэнфилда “Акционер ”. К 1598 году, когда был построен театр “Глобус”, Шекспир уже стал одним из самых преуспевающих актёров-драматургов в стране, являясь также совладельцем и акционером театра.

Кое-что в книге Мэнфилда показалось Дэну странным и интригующим. Там несколько раз приводились ссылки на детей-близнецов Шекспира — Хамнета и Джудит, и на то, как Хамнет умер в 1596 году в возрасте 11 лет — трагедия, которую Шекспир назвал «моей расплатой». В то же время Мэнфилд часто упоминал какой-то «Долг Шекспира», как будто тот что-то кому-то пообещал или занял у кого-то деньги. В отрывке из дневника другого актёра “Глобуса” Бена Филдинга неоднократно упоминалось об этом.

В этом году, лета 1611-го мы впервые исполнили “Бурю”, драму, в которой, как поведал Уилл, он осмелился в какой-то мере рассказать о Великом Старце, которому он дал своё обещание. Он сказал, что этот долг не сможет оплатить ни один человек, и что он отдал бы все своё богатство, дабы избежать его. Потому что обязательно придёт время, когда надо будет платить по Долгу.

Таким образом, представлялось ясным, что по какой-то причине Шекспир вступил в долговое соглашение с неким «Великим Старцем», кем бы тот ни являлся. Дэн встал с кровати и прошёл в гостиную, где хранилась его коллекция пьес Шекспира в мягких обложках. Он пролистал “Бурю” и в случайном порядке прочитал отрывки из неё, но не смог найти никаких признаков того, что Шекспир, возможно, пытался сказать о своём Долге.

Впрочем, одна фраза привлекла его внимание. «Тот, кто умирает, платит все долги».

Он вернулся к книге Мэнфилда. К 1613 году, когда сгорел “Глобус”, Шекспир почти постоянно проводил время в уединении в своём доме в Стратфорде. Однако, Бен Филдинг писал:

Уилл поведал мне тогда, что его Долг не даёт ему покоя, и что это должно быть, наконец, разрешено Им самим, любой ценой. Он должен вернуться в Саутворк, чтобы встретиться со своим Мучителем и умиротворить его. Все, что он говорил, он также записал, и отдал на хранение Джону Хемингу.

Это была последняя запись в дневнике Бена Филдинга. Согласно Мэнфилду, Филдинг исчез в ту ночь, когда произошёл пожар в “Глобусе”, и, предположительно, сгорел.

Дэн ещё раз прочитал и перечитал слова Филдинга, а затем снова выключил свет и попытался заснуть. Но все время его преследовало странное чувство, что что-то во всем этом было не так, как будто мир молча решил начать вращаться в другую сторону.

На следующее утро он прибыл на место раскопок “Глобуса” несколькими минутами позже семи. Было холодно и туманно, но дождь прекратился. Дэн открыл ворота и пробрался через глину к бытовке Холмана, засунув руки в карманы пальто.

К его удивлению, из жестяной трубы бытовки не шёл дым. Обычно утром в это время Холман заваривал чай и готовил завтрак. Ещё более странным являлось то, что дверь бытовки оказалась приоткрытой. Дэн поднялся по деревянным ступенькам и повертел головой.