Ульяна демонически гоготала, стоя возле выхода, остальные ужинающие оценили устроенное ей представление и так же громко смеялись над моей неуклюжестью. Я перевёл ошарашенный взгляд на Лену, застывшую, как статуя, посреди столовой. Она стояла, беспомощно опустив руки, словно марионетка с обрезанными нитями. На белоснежной форменной рубашке медленно расплывалось предательское пятно от чая, делая ткань полупрозрачной. Губы её дрожали, а в широко распахнутых глазах застыл такой неприкрытый ужас, что у меня защемило сердце. Смех вокруг становился всё громче, превращаясь в какофонию злорадства. Стены столовой издевательски отражали эти звуки, усиливая их многократно. «Почему же всякие нелепости случаются именно с теми, кто наиболее уязвим?» Внутри поднималась волна горечи и стыда. Не за себя – за всех нас, превративших чужую неловкость в жестокое развлечение. Первая слеза скатилась по щеке Лены, и это стало последней каплей.

«Да ну вас всех к чёрту!» — я развернулся и быстро направился к выходу, чувствуя, как внутри всё клокочет от злости и беспомощности. «Прочь, прочь отсюда! Подальше от этого балагана, от насмешек, от собственного позора... И от этих полных боли глаз, которые теперь будут преследовать меня в кошмарах».

Я брёл по лесу, погружённый в пучину самобичевания и сожалений. Деревья вокруг, казалось, насмехались надо мной, шелестя листвой: «Неуклюжий! Неуклюжий!»

«И угораздило же меня так отреагировать на какую-то несчастную сороконожку! — думал я, пиная попадавшиеся под ноги шишки.

«Устроил целое представление, опозорил себя и бедную Лену. Эх, знать бы, где упадёшь – соломки бы подстелил...» Образ Лены, стоящей с мокрой от чая рубашкой, преследовал меня, вызывая то прилив стыда, то внезапное и совершенно неуместное возбуждение. «Тьфу ты, и об этом ещё думаю! Совсем с ума сошёл в этом пионерлагере!» Чем дальше я углублялся в лес, тем сильнее меня одолевала тоска по дому. «Эх, сидел бы сейчас перед компьютером, смотрел бы очередное аниме... А тут – все эти неприятности, дневная жара и никакого Wi-Fi! За что мне всё это?»

Внезапно я остановился как вкопанный. Под раскидистым дубом сидела... девушка-кошка! Та самая, из моей галлюцинации перед "телепортацией" в лагерь. Она деловито посыпала какие-то грибы чем-то белым, мурлыкая себе под нос непонятную мелодию.

— Эй, ты! А ну-ка объяснись! Во-первых - где обещанные трусики? Во-вторых - я передумал! Немедленно верни меня обратно! — выпалил я, подойдя ближе.

Девушка-кошка подняла на меня свои огромные, завораживающие глаза.

— Ня? Какие трусики? Ты кто вообще такой? — удивлённо спросила она.

— Как это кто? Я тот самый парень, которого ты выдернула из его уютной берлоги и забросила в этот богом забытый лагерь!

— Прости, но я правда не понимаю, о чём ты. Может, ты перегрелся на солнышке?

— Да ты... Да как ты... — от негодования я лишился дара речи. — Я тут страдаю, между прочим! А ты даже не помнишь?! —наконец придя в себя, выкрикнул я.

В этот момент из-за дерева вышла вторая девушка-кошка. Она была повыше, с более выразительными формами и взглядом, который, казалось, мог пронзить насквозь.

— Так-так-так. Кто это у нас тут обижает маленьких? — промурлыкала она, подходя ближе.

Я растерянно переводил взгляд с одной кошко-девочки на другую, чувствуя, как ощущение реальности окончательно покидает меня.

— Вы... вы что, размножаетесь делением? — выдавил я.

— О, Семён-кун, ты такой забавный! — вторая кошко-девочка усмехнулась. — Нет, просто ты встретил мою младшую сестрёнку. А я – та самая, кто привёл тебя сюда.

— Так это всё-таки ты! Ну-ка, верни меня обратно! — снова переходя на крик, возопил я.

— Не-а. Ты должен измениться к лучшему, научиться общаться с девушками, испытать настоящие чувства. Только тогда я верну тебя домой.

— Да я и так был счастлив! Верни меня немедленно! — распалился я еще больше.

— Нет. А будешь спорить – расцарапаю лицо! — эта фраза мигом охладила мой пыл.

— Ладно, но хоть трусики-то подари, как обещала! — уже более миролюбиво произнёс я.

— А ты уверен, что на мне они есть? Хочешь проверить? — кошко-девочка игриво прищурилась.

Я покраснел и отступил на шаг.

— Ладно-ладно, не будем ссориться. Слушай, ты же анимешник со стажем! Пересмотрел кучу романтических комедий. Считай это практикой – примени все свои теоретические знания и очаруй какую-нибудь милую девочку. Справишься – окажешься дома быстрее, чем успеешь сказать «Ня!»

С этими словами старшая кошко-девочка, хитро подмигнув, растворилась в чаще леса, оставив меня наедине с младшей сестрой.

— Постой! Куда же ты... Эх, — я тяжело вздохнул и перевел взгляд на оставшуюся кошко-девочку, которая как ни в чем не бывало продолжала посыпать грибы чем-то белым. — А ты... ты чем тут занимаешься? — всё еще взвинченный недавней беседой, спросил я.

— Грибочки сахарю! Хочешь попробовать?

Я посмотрел на девушку-кошку так, словно та предложила мне отведать жареных тараканов.

— Э-э-э... нет, спасибо. А зачем ты их сахаришь?

— Чтобы слаще были, конечно! Ты что, никогда сладкие грибы не ел?

— Знаешь, как-то не доводилось. В моем мире грибы обычно солят или маринуют.

— Ня? В твоем мире? А разве есть другие миры?

Я почесал затылок, осознавая всю абсурдность ситуации.

— Да уж, похоже, я попал в какой-то булгаковский роман. Говорящий кот есть, в данном случае кошка, не хватает только Воланда, — пробормотал я себе под нос.

— Ой, а кто такой Воланд? Это твой друг? Он тоже любит сладкие грибочки?

— Нет, это... А, неважно. Слушай, а ты не подскажешь, как мне отсюда выбраться?

— А зачем выбираться? Тут же так хорошо! Вот, держи грибочек!

Девушка-кошка протянула мне засахаренный гриб. Я с опаской взял угощение, разглядывая его так, будто это была улика на месте преступления.

— Спасибо, но я, пожалуй, оставлю на потом. Слушай, а ты правда не знаешь, где мы находимся?

— В лесу, конечно! Разве не видно? Тут грибы растут, птички поют, красота!

— Да, красота... Прямо как в сказке. Или в дурном сне, — я огляделся вокруг, пытаясь найти хоть какой-то намёк на выход из этой абсурдной ситуации. — Знаешь, я, наверное, пойду. Попробую найти дорогу обратно в лагерь.

— Ня! Приходи еще! У меня много грибочков, угощу!

Я медленно побрёл прочь, то и дело оглядываясь на странную девушку-кошку, которая как ни в чем не бывало продолжала сахарить свои грибы. «За что мне все это? Сначала насекомые в еде, теперь кошко-девочки с засахаренными грибами... Что дальше? Пионерка-невидимка? Или, может быть, медведь в ушанке предложит мне партию в шахматы?» — рассуждая таким образом, я углубился в лес, пытаясь найти дорогу обратно в лагерь и не растерять остатки здравого смысла по пути.