– Отлично! – сказала она, постаравшись, чтобы это прозвучало с энтузиазмом.

Когда он повесил трубку, она почувствовала себя совершенно разбитой. Много месяцев она успешно отгоняла все мысли о Корал, и теперь прибытие матери в Париж порождало массу проблем. Майе захотелось увидеть Филиппа, может быть, она ожидала услышать от него какие-то слова по этому поводу: ведь материал в «Дивайн», посвященный ему, мог бы существенно повлиять на будущее этого дома.

– Эта коллекция, как вы говорите, может «сделать или сломать» его? – спросила как-то вечером Стефани, когда они оставались в студии вдвоем. – Жаль, что вы присоединись к дому именно в такой напряженный момент.

– Я полагаю, что у Филиппа Ру все моменты такие напряженные, – ответила Майя.

Стефани не улыбнулась.

– Он знает, что должен осуществить обещания своего первого сезона, или окажется мыльным пузырем! Так бывает, если никто не стоит за твоей спиной, а ты пока еще не делаешь большие деньги!

– А если привлечь американских покупателей? – спросила Майя. – У меня есть хороший друг в «Хедквотерз». Он может посмотреть коллекцию.

Стефания кивнула, разглядывая опись.

– Да, но мы также нуждаемся в японцах, англичанах, немцах, в интересе со стороны магазинов, издателей выкроек, парфюмеров – в общем, всей этой публики.

Майя вздохнула.

– И в публикациях большой прессы. Если бы он понравился моей матери…

Все ведущие агентства моделей прислали своих звезд, чтобы Филипп выбрал манекенщиц для показа коллекции. Он нашел четырех, чьи пропорции нравились ему больше всего: крепких, спортивного типа с длинными ногами и руками. Эти высокооплачиваемые модели использовались крайне бережно. Филипп продолжал прибегать к услугам Элизабет, работавшей в его доме, и немецкой девушки Роз-Мари. Они часами позировали ему для подготовки платьев, их пропорции соответствовали пропорциям манекенщиц-звезд.

Одна из девушек, которую отобрал Филипп, была темноволосая красавица из Нью-Йорка по имени Одри Зелко. Ей было всего девятнадцать, но искушена и опытна она была не по годам. Они часто болтали с Майей в ожидании примерки. Огромные темные глаза Одри, вздернутый носик, чувственные, полные губы придавали ей экзотический вид. Она рассказала, что прибыла в Париж всего месяц назад, и в этот же день началась ее карьера модели. Она была редкостное создание – фотомодель, которая с равным успехом могла демонстрировать платья на подиуме.

У Одри был целый шлейф обожателей, которые на уикэнд увозили ее, например, в Марокко, а в будние дни водили в лучшие рестораны и boutes[23] Парижа. Она производила ошеломляющее впечатление, платья носила с европейским шиком, ее юбки заканчивались у самых бедер, так что были обнажены красивые, длинные, стройные ноги. Другие манекенщицы, среди них чернокожая девушка, которая великолепно показывала платья Филиппа, шатались по студии, попыхивая сигаретами, наполняя помещение дымом, к крайнему раздражению Жозефины. Майя наблюдала за ней, желая увидеть, насколько ее нервирует присутствие этих очаровательных созданий. Но Жозефина знала, что Филипп всегда бывал настолько поглощен примеркой, что на девушек обращал не больше внимания, чем на деревянные манекены.

Одри присоединилась к Майе, когда та решила забежать в ближайший tabac,[24] где за ними с интересом наблюдал владелец, пока они пили кофе со сливками и жевали сэндвичи.

– А как у тебя с поклонниками? – спросила Одри после того, как поведала о многочисленных свиданиях с разными мужчинами. – У тебя ведь должен кто-нибудь быть?

– Когда я училась в школе моды в Нью-Йорке, мне нравился один парень, Дэвид, – ответила она. – Но после того, как приехала сюда, я потеряла с ним связь.

Одри кивнула своей красивой головкой.

– Я тоже ненавижу писать письма. Я предпочитаю, чтобы парни звонили мне. Они так и делают, если ощущают интерес. Единственный парень, ради которого я нарушила это правило – Мик Джаггер. Однажды в Нью-Йорке я достала его номер и позвонила ему. – Одри вздернула бровь. – Но ничего из этого не вышло, – призналась она.

Позже она сказала Майе:

– Ты должна увидеть берлогу, в которой я сейчас живу. Готова поспорить, это самый дешевый отель в Париже.

Я намерена экономить каждый пенни, который зарабатываю как модель, чтобы обеспечить себя на будущее, когда стану старой и толстой. Майя улыбнулась.

– Не могу представить тебя, живущей в бедности – никогда! Ты будешь летать в Марокко на уик-энд и обедать в «Ритце».

– Да, и припрятывать остатки еды в свою сумочку, чтобы позавтракать утром, – заверила ее Одри. – Но если у тебя здесь нет поклонника, то как ты развлекаешься?

– Моя работа и есть мое развлечение, – сказала Майя.

– Развлечение? – воскликнула Одри. – Работая на эту ужасную пару…

– Я могу думать только об одном из них.

– О, конечно, Филипп может увлечь своим очарованием, но атмосфера такая строгая, и все такое… Просто хочется извиниться, если произнесешь слово «говно»… И эта Жозефина. Господи, она мне кажется настоящим привидением! Я испытываю смущение, когда обнажаю перед ней свои сиськи! И она готова убить каждого, кто заглядывается на Филиппа.

– А что ты думаешь о нем? – застенчиво спросила Майя.

– О Филиппе? – Одри поскучнела и отхлебнула кофе. Потом откровенно взглянула на Майю. – Ты втюрилась в него, да? Я заметила, как ты смотришь на него.

Майя помедлила с ответом. Она давно не откровенничала с девушкой своего возраста.

– Я влюблена в него, – наконец призналась она. – Ах, Одри, я никогда не чувствовала ничего подобного ни к кому за всю свою жизнь.

– Ох… – Одри откусила большой кусок сэндвича и минутку молча жевала.

– Так в чем дело? – спросила Майя. Одри пожала плечами.

– Я думаю, что тебе следует побыстрее написать своему Дэвиду. – Она перегнулась через круглый мраморный столик. – Ты что-нибудь знаешь о мире моды? Что тут правильно и что неправильно? Я имею в виду мужчин. Филипп Ру чрезвычайно сексуальный мужчина, но его интересует только сам Филипп Ру! Он использует все свое очарование, чтобы пробиться наверх, и он этого добьется. Но есть что-то необычное в этих двоих – ты разве не чувствуешь этого? Есть что-то таинственное в каждой сцене между ними. Они не вписываются никак в этот город, правда. Послушай меня – не становись на их пути…

Все дизайнеры Парижа паниковали, когда приближалась дата их демонстрации. Филипп не был исключением. Он терял самообладание, большей частью по пустякам, из-за мелких неприятностей, вроде пуговицы, пришитой не так, или оставленной в полотне булавки, уколовшей капризную манекенщицу.

Филипп Ру походил на шахматиста, стремящегося решить задачу. Его задача заключалась в том, чтобы добиться элегантности и придать телу женщины – любой женщины – те очертания, которые он желает. Майя сидела в своей комнатушке каждое утро, поглощенная дизайнами, воплощением приходящих в голову идей. Она пыталась объединить практичность уличной моды и искусство высокой.

Филипп видел, что она делает, и когда разглядывал ее эскизы, обсуждал их с ней, предлагал материал, Жозефина оставляла их вдвоем. Эти их совещания стали для Майи заключительной фазой дня. Похоже, не меньше, чем ее, они воодушевляли и Филиппа. Скоро вся доска объявлений была покрыта ее эскизами – среди них не было ни одного рисунка, сделанного самим Ру. Вывод был ясен даже для Майи. Вся коллекция осенне-зимнего сезона Филиппа Ру (Париж, Франция) должна была основываться на ее дизайнах, ее идеях. Она ничего никому не сказала, хранила этот невероятный секрет в себе.

Только Одри, которая видела листочки, приколотые к доске, и заглядывала в ее альбом с набросками, спросила ее:

– Разве все эти рисунки не твои? Майя, почему ты мне не скажешь, что это ты автор дизайнов всей этой чертовой коллекции?

– Я принимала участие, – неопределенно ответила Майя.