Корал быстро прервала.

– Не хотите ли кофе, мистер Голдштайн? У нас где-то есть хороший кофе. Пожалуйста, садитесь. – Улыбаясь и вздыхая, Эйб опустился на черный кожаный диван. Вирджиния подала кофе. – Скотт! Идите и проконсультируйте их там, в салоне, – сказала Корал фотографу, и Вирджиния закрыла за ними обоими дверь.

Эйб помешал свой кофе.

– Я кладу много сливок и сахара, – поведал он Корал и налил себе сливок. Корал глубоко вздохнула и с интересом на него посмотрела.

– Ну и в чем же дело? – наконец спросила она. – В чем тут замешана моя дочь?

Эйб сделал глоток кофе.

– Ваша дочь сказала Маккензи, что поможет ей победить в конкурсе, если моя дочь напишет для нее что-то. Она сказала, что это нужно, чтобы поступить в ту же школу.

– В «Макмилланз»? – еле слышно сказала Корал. – Это и правда очень серьезно.

– Очень серьезно, – сказал он. – Но это ваши проблемы, Корал, милочка. А мы хотим только узнать, победила Маккензи или нет.

– Похоже, что да. Но она была выбрана единогласно. Майя только прочитала работы и высказала мне свое мнение. Я не могу поверить…

– Замечательно! Великолепно! – Эйб яростно жестикулировал, чтобы выразить свой восторг. – Это все, что я хотел знать. Она будет на седьмом небе. Это для нее дороже всего на свете.

– Она очень талантливая девочка. Но эта новость меня сильно беспокоит. Подумать только, что Майя не оправдала моего доверия…

Эйб сделал большой глоток и допил кофе.

– Послушайте, я не стану больше тратить ваше время. Я просто не хотел, чтобы моя дочь лишилась того, что принадлежит ей по праву. У нее есть талант, вы говорите?

– Да, она самая талантливая участница нашего конкурса, – потухшим голосом сказала Корал. – И чем больше прав у вас гордиться ею, тем тяжелее мне думать о Майе. Я просто не могу понять… – Вдруг она начала плакать.

Эйб легко вскочил с дивана и заботливо склонился над ней, предлагая воспользоваться его огромным белым носовым платком.

– Пусть вас это так сильно не задевает, – сказал он ей и похлопал по плечу. – Вы – профессионал в своем деле! Я так и предполагал. Вы – хорошенькая девушка. – Он критически осмотрел ее, она вытирала глаза платком. – Вы просто классная девушка, – сказал он ей, – только вам нужно поправиться на несколько фунтов. – Корал улыбнулась и вернула ему носовой платок.

– Я – вдова, мистер Голдштайн.

– Ничего. – Он похлопал ее по плечу. – Скоро опять выйдете замуж.

Она покачала головой.

– Сегодня вечером я увижу Майю…

– Не сердитесь сильно на нее: у обеих девочек сейчас трудный возраст, – посоветовал Эйб. – С Маккензи всегда было трудно. Я дал ей имя Марша в честь моей умершей матери, упокой Господи ее душу, но это имя оказалось недостаточно хорошим для моей дочери. Она сменила его на Маккензи. Наверное, она вычитала его в вашем журнале. Говорю вам, Корал, эти дети кого хочешь могут свести с ума.

– Но вы пришли сюда, чтобы защищать ее интересы, – сказала Корал. Она откинулась назад и внимательно на него посмотрела. – Вы поддерживаете ее.

Эйб пожал плечами.

– А кто же еще ее поддержит? Думаю, что вам приходится быть для своей дочери и отцом, и матерью сейчас?

Корал потянулась за новой сигаретой и устало закурила.

– Боюсь, что я для нее ни то и ни другое. Из меня получилась не очень-то хорошая мать, мистер Голдштайн. – Она глубоко затянулась, потом выпрямилась. – Я должна как-то компенсировать ваши волнения, – сказала она. – Вы даете рекламу в каком-нибудь модном журнале?

– Вам приходилось когда-нибудь слышать о «Джуиш газет»? Она издается в Бронксе. Это дешевая газетка, но в ней есть женская страничка. Я иногда рекламирую в ней свои распродажи. Ну, вы знаете: «Безумно низкие цены в связи с окончанием срока аренды!»

Корал засмеялась.

– А срок аренды истекает еще через двадцать пять лет?

– Через тридцать, – сказал Эйб.

Она покачала головой и посмотрела на него.

– В вас неистощимая жизненная сила! Какая энергия! Я договорюсь с отделом рекламы, и вам отведут шестнадцатую часть страницы. Это чтобы как-то загладить мою вину. И скажите Маккензи, что мы сообщим официальные результаты на следующей неделе.

Она проводила его до двери.

– Когда она закончит «Макмилланз», вы, наверное, возьмете ее в «Голдштайн моудз»? – спросила она.

Эйб печально покачал головой и поцеловал ее руку.

– Там для нее недостаточно хорошо, – сказал он. – Ваш журнал вскружил ей голову. Она хочет вращаться в высшем обществе. Она не будет счастлива, пока не попадет туда.

Корал смотрела, как его плотная фигура двинулась по коридору к отделу рекламы.

Майя вернулась домой из школы и в холле на стуле обнаружила накидку Корал.

– Майя? Пройди ко мне в спальню, пожалуйста! – позвала ее мать.

Она вошла в комнату матери, предварительно аккуратно повесив платье и поставив под ним туфли. Корал в белом нижнем белье лежала на кровати, на голове было белое полотенце, на глазах – пропитанные травяным настоем салфетки. Едкий запах не предвещал ничего хорошего. Майя осторожно села на краешек кровати.

– Почему ты так рано пришла домой? – спросила она. Словно просыпающаяся мумия, Корал медленно села.

Когда салфетки упали с лица, она замигала, и глаза раскрылись. Неумолимые голубые глаза пристально посмотрели на Майю.

– Сегодня у меня был посетитель, которого я не ждала, Майя. Некий Эйб Голдштайн. Бесстрашный защитник чести дочери. Из Бронкса.

У Майи дрогнуло сердце.

– Девушки, которая, как я говорила, будет победительницей конкурса?

– Именно той, – согласилась Корал. – Это порядочная еврейская семья. Торгуют тряпками, как оказалось. Хотя я уверена, что любое сходство между одеждой, которую они продают, и модой является чистой случайностью. Он мне понравился. Мне понравилось, что дочь значит для него так много. В нем есть смелость. Я приняла его так радушно, как только могла. Даже предоставила ему в журнале бесплатно крошечное место для рекламы его ужасных магазинов. Я подумала, что это мы обязаны были сделать. Понимаешь, мне нравятся семьи, которые все делают вместе. И я хочу знать вот что: почему моя семья не может проявить свою преданность мне? – Последние слова она просто кричала, не сдерживая себя. Майя в ужасе смотрела на нее.

Корал схватила дочь за руку и стала трясти.

– Как могла моя собственная дочь совершить поступок, который подвергал опасности мою карьеру? Если Ллойд Брукс пронюхает об этом, он выгонит меня, и будет прав. Майя, я же предлагала свою помощь!

– Я думала, что смогу сама справиться, – промолвила Майя. – Но когда я прочитала ее работу, я запаниковала. Я испугалась, что мой реферат не пройдет…

– Мне стыдно за тебя, – сказала Корал. – Я не знаю, что думать, но знаю точно, что хочу, чтобы ты убралась отсюда! Я не хочу жить с преступницей. Начинай думать о том, где ты будешь жить, Майя.

– Где? Что ты имеешь в виду? – запинаясь, сказала Майя.

– Мне все равно где! Иди в свою комнату. Но предупреждаю, что комната останется за тобой еще только неделю.

Майя схватила свое пальто и вся в слезах выбежала из квартиры.

– Это самое лучшее, что могло с тобой случиться, голубушка, – отозвался Уэйленд из кухни.

Майя сидела в его гостиной и вертела в руках крошечный стакан шерри, по глоточку отпивая вселяющую покой жидкость. Уэйленд суетился на кухне, раскладывая на тарелки арахис и чипсы.

Она осмотрелась. А она-то считала, что мать ее живет очень изысканно, жертвуя всем ради этого. Уэйленд пошел гораздо дальше. Вместо серого коврового покрытия он везде использовал нержавеющую сталь. Он предоставил свою квартиру «ХК» для предварительного Показа художественного оформления комнат, и оставил себе самые новые причудливые предметы. Сейчас в его квартире было холоднее, чем в операционной.

– Поговорим, выпьем, покурим, – ворковал Уэйленд, ставя поднос перед ней на кофейный столик. Он был польщен тем, что Майя пришла к нему. Так мало людей нуждалось в его помощи. Конечно, была целая армия студентов, взывающих о помощи, множество модельеров с Седьмой авеню, но Майя пришла к нему как к члену семьи. – Ты – член моей семьи, – сказал он Майе, протягивая тарелку с орешками.