Литмир - Электронная Библиотека

– Ну, если он такой распрекрасный и прогрессивный, на фига ему, извини, наркотой баловаться? Ты ведь про это говорил?

– Юра! Какая, к черту, наркота? Да есть ли у него вообще время на кайф? Ты ведь не представляешь, что такое производство, подобное тому, которым командует Алексей!

– И век бы не знать, – буркнул Гордеев. – Но это все фигня, а ты-то откуда узнал, что ему инкриминируют найденную при нем наркоту?

– Да я ж своими глазами видел!

– Интересно, как это?

– Запросто! Как все у нас делается при очень большом желании, – прямо-таки окрысился Елисеев.

И то, что рассказал Евгений, поминутно перебивая сам себя – как видно, от естественного волнения, – показалось Юрию Петровичу чрезвычайно странным. И даже отчасти фантастическим. Впрочем, Женька личность была известная в свое время в смысле темперамента, похоже, он и на сегодняшний день не сильно изменился. А тогда, как говорят, все рассказанное им надо поделить на четыре, а из оставленной четверти убрать эмоции и только после этого поглядеть в остаток...

Минаев прилетел в Москву во вторник, то есть позавчера. Рано утром. Потому что у него должна была состояться приватная встреча с депутатом Госдумы Владимиром Яковлевичем Журавлевым. А договаривались они о встрече, разумеется, через Евгения Елисеева, который постоянно живет в Москве и является в некоторой степени доверенным лицом генерального директора «Сибцветмета» в столице. Иными словами, бегает по указанию Минаева по разным службам, инстанциям, встречается с нужными людьми, организует так называемое паблисити для своего шефа, который за эти услуги положил Евгению достаточно пристойную зарплату. Да ведь организация и проталкивание материалов в газетах и на телевидении чего-то ж должны стоить!

Евгений загодя приехал в Домодедово, встретил шефа – тот не собирался долго задерживаться в столице, поэтому и апартаментов каких-то шикарных в пятизвездочных отелях себе не требовал, а готов был по-простому провести пару ночей у Евгения в квартире. Дуру свою, Евгений имел в виду Люську, с которой с переменным успехом жил уже третий год, но в ЗАГС идти вовсе не собирался из-за ее же склочного характера, он отправил к ее мамаше. Такое бывало и раньше, если шеф появлялся на день – на два. Она знала и не обижалась. Еще бы, деньги за проживание Алексей всегда оставлял на кухонном столе, и Люська считала их своим чистым доходом. Она же и простыни стирала, и завтраки готовила, и стелила на большом диване. Словом, никому это не мешало и никаких проблем не создавало.

Позавтракали они прямо в порту, в ресторане, а потом приехали к Евгению, где Минаев плотно уселся за телефон...

Далее Женька стал подробно рассказывать, где они обедали да что ели, и Гордееву показалось, что он нарочно тянет время, не зная, как перейти к главной теме.

А Елисеев опять вернулся к истории. Ибо, по его убеждению, история Белоярского «Сибцветмета» стоила того, чтобы о ней было подробно известно адвокату, взявшему на себя защиту директора этого комбината.

Гордеев в принципе не возражал бы, кабы речь шла о производственных проблемах и вокруг них и разгорался весь сыр-бор. Но отлавливать сибирского директора в Москве и сажать за распространение наркоты – это просто не лезло ни в какие ворота, если исходить из нормальной человеческой логики. Елисеев же на каждое возражение Юрия Петровича немедленно взвивался и кричал, что эти мерзавцы пойдут «на что хошь», лишь бы убрать конкурента. Под «этими мерзавцами» журналист понимал городское руководство Белоярска и краевых представителей в Москве.

И опять нелогично. Если комбинат, как его назвал Евгений, являлся градообразующим, то есть давал работу и кормил большую часть населения, то какой же смысл у того же губернатора, у местных властей – в нынешние-то далеко не легкие времена! – губить, по сути, курицу, несущую им золотые яйца?

Юрий никогда не был знаком с губернатором Андреем Гусаковским, но из прессы, да хоть и того же телевидения, знал этого человека, бывшего военного, даже генерала. Знал, или, во всяком случае, слышал о его неподкупности, о его жестком характере и неумении ловчить, находясь среди высших государственных чиновников. Знал, что Гусаковского часто называли «неудобным губернатором» за его прямоту и нелестные суждения в адрес известных представителей президентской администрации. Все это было давно и хорошо известно самому широкому кругу лиц, так или иначе связанных с политикой. Гордеев же был вынужден с этой гнусной для него лично политикой сталкиваться всякий раз, когда к нему приходили клиенты с просьбами защитить их самих либо их родственников и близких, попавших под каток государственной машины. С бандитами – там было куда проще! Хотя и у них также хватало этой самой сволочной политики.

Видя неприязнь адвоката к тому, что он собрался изложить в самом полном объеме, Елисеев, словно бы сменив гнев на милость, сказал, что решил не занимать его слишком уж позднего времени и пообещал за это завтра же принести вырезки собственных газетных публикаций о комбинате и ситуации, сложившейся там до прихода Минаева, в корне эту ситуацию изменившего в лучшую сторону. Гордеев кивком обещал внимательно все проглядеть, чтобы составить общее впечатление.

Но расстановку основных сил в городе и на комбинате Женька все же взялся объяснить – хотя бы в виде схемы. Кто справа, кто слева, а кто посередке и к кому тянется.

Итак, сперва о генеральном директоре. Алексей Минаев – по всем показателям «варяг». Предыдущий гендиректор Юрий Кобзев не сумел, или не захотел, справиться с ситуацией на комбинате. А она была весьма непростой. Дело в том, что продукция комбината была всегда окружена плотной завесой тайны. Тот, кто думал, будто «Сибцветмет» – как можно предположить из названия производственного объединения – занимается изготовлением золотых цепей или перстней для «новых русских», сильно ошибается. Продукция комбината всегда шла на те сложнейшие производства, которые связаны с закрытыми, чаще всего научными, разработками. Тут тебе и ракетостроение, и радиотехника, и электроника, и вообще космос и так далее: перечислять – значит открывать госсекреты.

Девяностые годы, которые войдут в историю как годы становления демократии в России, историки, естественно, постараются представить и временем всеобщей приватизации, уходя при этом от главного вопроса: следовало ли проводить данную приватизацию столь скоропалительно, грубо и без оглядки? Ответ напрашивается сам. Конечно, надо было, но – по уму. А вот с последним вышло, как в старом одесском анекдоте насчет денег: или их уже есть, или нет!

При прежнем директоре Кобзеве до приватизации уникального производства, слава богу, дело не дошло. Но пользы предприятию не принесло тоже. Да что предприятия! Разваливались целые отрасли, где востребовались редкоземельные элементы, а тем, которые оставались на плаву, совсем не нужны были порошковый рутений или родий.

Нет нужды в продукции – нет и заказов. А нет заказов – нет зарплаты. Нет самого производства. Но зато, как всегда в подобных ситуациях, «имеют место быть проявления массового воровства», говоря дубовым языком протокола.

И вот на этом фоне гендиректор Кобзев решил покинуть комбинат, который ничего, кроме головной боли, лично ему не приносил, а на свое место предложил способного молодого человека из Москвы, который время от времени, по просьбе все того же Кобзева, проводил на комбинате некоторые экономические исследования. И с обреченностью постороннего человека без устали пытался доказать, что причина плохой работы в данном случае кроется не в неумелых или ленивых работниках, а в том, что рабочим никто не объяснил их задачи и не создал нормальных производственных условий. Но кому это надо было? Кто слушал глас вопиющего? А никто. Вот поэтому и предложил мудрый Кобзев на свое место своего же самого гневного критика.

Заняв руководящий пост, Минаев прежде всего занялся... приватизацией. Да, именно ею, но как? Он сделал дело таким образом, что пятьдесят один процент акций достался трудовому коллективу, причем практически за символическую плату. Остальные акции продавались на аукционах.

10
{"b":"94125","o":1}