Джан с Лайзой прибыли точнехонько в восемь тридцать — вместе с микроавтобусом, доверху набитым чипсами, соусами, всевозможными вкусностями и богатым ассортиментом симпатичной посуды для всей этой снеди.
— До чего славные подносики! А откуда они, собственно? полюбопытствовал я, таща в дом целую охапку.
— Джон, кому и знать, как не тебе, что это — подарок нам на свадьбу! Мы ими уже не раз пользовались! — отвечала Джан, ловко расставляя подносы под нужным углом на карточных столиках.
— В жизни своей их не видел, — возразил я. — Но выглядят премило.
Со стороны подставки для микроскопа и по совместительству для пуншевой чаши, в которой Джан смешивала сложный коктейль из нескольких соков и газировок, — донеслось невнятное бурчание. Из бурчания следовало, что я и в самом деле вижу подносы отнюдь не впервые, а потом что-то такое было сказано насчет того, будто мне ни до чего дела нет, кроме как своего ветеринарного бизнеса. Но недолго мне предстояло расшифровывать «женское ворчание»: перед крыльцом с визгом затормозила машина. Женщина-водитель выпрыгнула из машины и опрометью ринулась в двери.
— Это вы — доктор Маккормак? — тяжело дыша, осведомилась она.
— Да, мэм.
— У меня собаку машина сбила, — воскликнула она, заламывая руки, однако с изумлением оглядывая стол, заставленный сладостями, под полкой со спреями против личинки мясной мухи.
— О'кей, давайте посмотрим.
В машине, на одеяле, грустно восседала годовалая немецкая овчарка весом фунтов под сто. Правая задняя лапа пса свешивалась с сиденья под странным углом, а все тело было щедро покрыто грязью и ссадинами.
— Как его зовут?
— Кинг. А я — Джули Пейдж.
— Рад с вами познакомиться. Когда это случилось? — осведомился я, опасливо протягивая руку к голове пса и называя его по имени. Кинг настороженно следил за рукой: этот сигнал красноречиво свидетельствовал о том, что пес терпеть не может фамильярности, тем паче со стороны чужаков, так что пусть я лучше держусь от него подальше. Мои руки и пальцы и без того были все в шрамах от собачьих укусов, и в практике своей я уже дошел до той стадии, когда предпочитаешь не попадать псу на зуб. Дело не в жгучей боли, и даже не в опасности заразиться бешенством; для того, кто временно оказался в положении однорукого, очень трудно вводить желудочный зонд лошади или принимать трудные роды у коровы.
— Кинг два дня как пропал; мы с ног сбились, его разыскивая. А сегодня поутру соседка обнаружила его на своем крыльце.
— Похоже, шока у него нет, верно? Дайте-ка наденем на него намордник, а тогда уж посмотрим, как бы перетащить беднягу в клинику, — проговорил я.
— Да он сам идти может, вот только поврежденная нога болтается. Думаете, она вверху сломана?
Чаще всего у собак ломается бедренная кость, особенно при столкновениях с автомобилями. У меня такое впечатление, что везде, где я когда-либо работал, переломы бедренной кости приключались не единично, а «пачками». То — ни одного за целую неделю, а то — три случая за один день. Карни Сэм Дженкинс, великий распространитель домодельной практической философии и новых для моего слуха теорий, в один прекрасный день принялся разглагольствовать о том, почему переломы бедренной кости поступают «в комплекте».
— Говорю вам, все дело в знаке луны, — клятвенно уверял он зимой, проводя свои выпиливательно-плевательские семинары у толстопузой печурки в магазинчике мисс Руби. — Сверьтесь с альманахом и сами увидите: в полнолуние ноги ломают чаще.
— А почему бы? — полюбопытствовал один из подручных.
— Да все из-за лунного тяготения. Понимаете, когда луна полная, собак так и тянет побродить по окрестностям; тут-то и возникает своего рода притяжение между псом и автомобилем. Вон Док объяснит вам получше меня, с его-то образованием. — Шесть пар глаз немедленно обратились от своего кумира к молодому ветеринару в ожидании его версии лунной теории.
— Минуточку, Карни, минуточку! Это твоя история, вот ты ее и доканчивай. Не думаю, что смогу что-нибудь прибавить к уже сказанному. И вообще, мне бежать пора, мистер У.Дж. меня уж десять минут ждет у Нормана Льюиса. — И, схватив пирожок «Лунный», я поспешно выбежал за дверь, затолкав теорию о луне и переломах куда-то в архивы сознания, для рассмотрения и изучения в будущем, — в самом что ни на есть отдаленном будущем!
Кинг дохромал до смотровой без особого труда, если не считать того, что как раз в этот момент начали прибывать первые гости. Все они явно принадлежали к числу любителей животных и глядели на собаку со сломанной ногой, медленно ковыляющую в клинику, с нескрываемым сочувствием. Я легко читал их мысли.
«Бедное животное! Интересно, что с ним будут делать. Слава Богу, что это не моя собака!»
— У вас, никак, вечеринка? — полюбопытствовала Джули, пока я надевал на пациента намордник. Она уже отчасти справилась с волнением. «Видимо, потому, что уверена: Кинг теперь — в надежных руках», — понадеялся про себя я.
— Да, мэм; возможно, вы заметили объявление на дверях. Мы празднуем торжественное открытие нашей клиники. Так что Кинг — наш первый официальный пациент. — Я опустился перед псом на колени и пару минут осторожно ощупывал бедро; хозяйка же поздравляла своего любимца с этой нежданной честью.
— Ну вот, все понятно, — объявил я. — У него срединный перелом бедренной кости, как вы и думали; чтобы кость правильно срослась, необходимо вставить в нее стальной стержень. Что до ссадин, все это — сущие пустяки.
— А вы за это возьметесь?
— Да, но вам следует принять во внимание, что у нас тут самая что ни на есть обычная сельская клиника, не больше, и рентгеновского аппарата у нас пока нет. Так что, если вы сомневаетесь, я буду рад переадресовать вас в один из ветеринарных госпиталей Меридиана. — На тот момент мы просто-напросто не могли себе позволить такую роскошь, как рентгеновский аппарат.
— Нет, я бы предпочла вас, если вы не возражаете. Гнус Кларк, — у него ферма по шоссе №22, — рассказывал, как прошлой осенью вы вытащили у его быка из желудка здоровенный кусок проволоки, и теперь он пасется себе на пастбище, как ни в чем не бывало, — возразила гостья. — Так что, если вы согласны, я пока вернусь в магазин.
Я пообещал перезвонить ей, как только закончу операцию.
Славный старина Гнус! Он и его семья то и дело отсылали в нашу клинику недужных пациентов, крупных и мелких. Мало-помалу я убеждался, что лучшей рекламы, нежели людская молва, для ветеринара и желать нельзя.
— Джан, пойди сюда на секундочку! — крикнул я. Она стояла у фармацевтических полок с лекарствами для крупных животных, показывая двум пожилым парам огромные сульфанидные болюсы — из тех, что мы прописываем коровам, страдающим пневмонией. Как и ожидалось, при виде здоровенных пилюль гости приходили в ужас и отпускали стандартные шуточки насчет лекарства: дескать, не убьет, так вылечит!
— А Лайза где?
— В приемной: раскрашивает и в куклы играет. — Часть приемной мы отвели под уголок игрушек, не только для Тома с Лайзой, но и для детишек наших клиентов. Мы надеялись одновременно развлечь малышей и удержать их подальше от некоторых малоприятных атрибутов смотровой и операционной.
— А во сколько придут дети?
— Миссис Минслофф сказала, около половины одиннадцатого или в одиннадцать. А что?
— Мне нужно поставить стержень этому псу; думаю, начну прямо сейчас, чтобы успеть до их прихода. Им наверняка будет любопытно поглядеть на собаку под анестезией, и на швы, и на лапу в шине.
— Сам знаешь, я не могу одновременно и экскурсоводом работать, и тебе ассистировать, и на звонки отвечать, — объявила Джан.
— Если ты мне поможешь просто уложить его, с остальным я отлично справлюсь и сам. — Как большинству ветеринаров, практикующих в одиночку, мне столько раз приходилось оперировать без ассистентов и с утра спозаранку, и глубокой ночью, что я уже ко всему привык. Главное, надо было заранее приготовить шовный материал, скальпели, тампоны и вскрыть упаковки с губками четыре на четыре. Наблюдая, как проводят операцию доктора медицины, мои коллеги, я всегда удивлялся тому, какая толпа младших хирургов, медсестер, лаборантов и прочих подсобников топчутся вокруг операционного стола, то и дело сталкиваясь друг с другом и ища, чем заняться. А я-то мечтал хотя бы об одном-единственном ассистенте!
