— Док, мне страшно не хочется вас отрывать, но тут позвонил один парень из Маунт-Стерлинга, просит вас приехать как можно скорее, усыпить годовалого жеребчика.
Последовала недолгая пауза: все четверо «переваривали» услышанное, пытаясь обнаружить в послании некий скрытый смысл. Наши противники уже двинулись к своей тележке, стягивая перчатки и рассуждая о том, как же им повезло. В конце концов, раз восемнадцать лунок мы не прошли, пари не считается!
— Усыпить жеребчика. Я не ослышался? — Я оглянулся на стартовую площадку: следующая четверка уже радостно спешила к своим драйвам. Судя по беспечному смеху, этих игроков от хотя бы мысли о вызове к захворавшей лошади отделяли по меньшей мере миллион миль.
— Ага, верно.
— Это все, что он сказал?
— Ах, да, у него еще один конь загнал себе в брюхо ветку фута в три. Кажется, этот парень хочет, чтобы вы и его посмотрели, раз все равно приедете.
— Идрейн, а это не шутка, часом? Звучит прямо как очередной прикол Дейва Барра Татта.
Дейв Барр, еще один полупрофессиональный игрок в гольф, вечно разыгрывал своих так называемых друзей.
— Нет же, Док, я правду говорю. Этот тип уверяет, что своими глазами видел, как все было: от ствола сосны отходил здоровенный острый сук, конь скакал мимо — и напоролся прямо на него. Ветка прямо так и вошла в брюхо, вместе с корой — а потом обломилась.
— А что конь, пал?
— Нет, в лес умчался.
Лорен, закурив сигарету, отрабатывал патт у противоположного края грина, но, заслышав незамысловатый, протяжным голосом изложенный рассказ мистера Доггетта о досадном инциденте с инородным телом, он рухнул на колени, сотрясаясь от смеха. Оба наших противника последовали его примеру, и очень скоро какофония хохота эхом прокатилась по обсаженной соснами дорожке. Со всей очевидностью, повод для смеха был не самый подходящий, но, представив себе подобное шоу, мои приятели просто не могли сдержаться.
— ЭЙ, ВЫ, ТАМ! А НУ, ПОШЛИ ВОН С ГРИНА! — Разгневанный представитель группы, стоящей в ста ярдах позади, на дорожке, сложив ладони рупором, орал на нас за то, что торчим без дела у лунки. Раздраженно подбоченившись, они с негодованием взирали на наше бурное веселье.
— Пойдем-ка отсюда, пока нас не продырявили, — заорал я.
— Здравая мысль, Друган, — согласился Лорен, вытирая слезы полотенцем для гольфа. — По крайней мере, нас это утешит. — Обе мототележки развернулись и покатили к зданию клуба, каждая — по своему маршруту, а Лорен все еще пофыркивал себе под нос. Билли и Ти, сияя улыбками и смеясь своей удаче, направили тележку в ту часть поля, что отводилась для тренировок.
— А ведь это был наш последний шанс им всыпать, верно, Лорен? Так хорошо нам уж не сыграть; и они нам этого не забудут.
— Так, Друган, это ж все равно что начать свой бизнес. Попытка не пытка, как говорится, а ежели провалишься, так люди скажут: «Ну что ж, он ведь банкротства почти избежал!» Мысленно я «заархивировал» этот милый «лоренизм» в глубинах подсознания для будущего пользования. Нравятся мне люди, в избытке наделенные практической сметкой, — те, что способны попытаться создать хоть что-то из ничего.
От поля для гольфа до фермы ехать было каких-нибудь пять минут, и благодаря мистеру Доггетту сам владелец, его жена и по меньшей мере с дюжину ребятишек школьного возраста поджидали ветеринара во дворе. Взрослые и детишки постарше расселись на нескольких стульях и на перевернутых цинковых ведрах, а малыши возились, боролись, гонялись друг за дружкой и играли с двумя шелудивыми дворняжками. Дынные корки и почти опустевший кувшин лимонада свидетельствовали о том, что происходило во дворе последние час или два. При виде мирной семейной сцены я не сдержал улыбки: и это, и явная серьезность травмы, полученной жеребчиком в результате столкновения с веткой, отчасти смягчили, хотя и не вовсе уняли мою досаду. Шутка ли: вызвать человека с поля в преддверии великого и, возможно, единственного мгновения славы на спортивном поприще!
Поприветствовав всех собравшихся, я задал традиционный вопрос.
— А где лошадь?
— Мальчики отправились в лес, ловят кобылку, у которой в боку сук торчит. А пока ее ищут, не усыпите ли вы мне вот этого жеребчика?
— А в чем дело? С ним что-то не так?
Ветеринаров частенько просят гуманным способом умертвить ту или иную животину. Однако обычно речь идет о пациенте дряхлом, страдающем неизлечимым недугом, или жертве какой-нибудь серьезной, непоправимой травмы. Умышленно оборвать жизнь домашнего любимца, лошади или другого животного — работа не из приятных, но когда все заинтересованные лица согласны, что пора положить конец страданиям бедняги — тут уж ничего не попишешь. Я считаю, долг ветеринаров — помочь своим клиентам принять столь тягостное решение и сделать все, что в их силах, чтобы процесс оказался как можно менее болезненным. Но впервые в жизни я столкнулся с просьбой умертвить коня, с виду абсолютно здорового.
— Да нет, сэр, просто уж больно достал он меня: вот не дает недоуздок на себя надеть, и точка! Такой недотрога: уж и головы не коснись, и ушей не замай, да еще и придурок вдобавок! — пояснил хозяин, указывая на гнедого годовичка в загоне перед конюшней. Жеребенок выглядывал из-за ограды, насторожив уши и пытаясь вычислить чужака. Собеседник мой не казался ни запальчивым, ни жестоким, однако у меня, что называется, шерсть на загривке встала дыбом. Я вдохнул поглубже — и заговорил.
— Видите ли, я не усыпляю здоровых животных без веской на то причины, — объявил я. Губы мои непроизвольно поджались, как всегда, когда я начинал горячиться, — эту досадную привычку я приобрел за последние несколько лет. — Может, у него с ушами что не в порядке? Вы не смотрели?
— Так я ж его даже поймать не могу. Он у меня с руки ест, но стоит поднести руку к морде, он как вздернет голову, как развернется, как начнет брыкаться! А мне терпеть прикажете?
— Да, сэр, все понимаю. А не принесете ли вы ведро чего-нибудь вкусного: посмотрим, не смогу ли я помочь беде. Как его зовут?
— Да никак его не зовут. Я его Придурком кличу.
«На себя бы посмотрел», — подумал я про себя.
Я принес из машины аркан, недоуздок, петлю для зажимания морды и черный чемоданчик, и разложил все, кроме тридцатифутовой веревки, у самой ограды. Мгновение спустя жеребчик уже ел у меня из рук, как и предсказывал хозяин. Но едва я левой рукой почесал ему нос, годовичок резко вскинул голову и захрапел. Понять, что он имеет в виду, труда не составило. Я поставил ведро с кормом на землю и зашагал прочь, словно утратив к жеребенку всякий интерес.
— Не лезь ко мне — хуже будет! — явно предупреждал он на своем «лошадском» языке.
— Вы не возражаете, если я его заарканю? — спросил я. — А то он так и не угомонится.
— Да Бога ради, — согласился владелец.
— Тогда не выйдете ли вы все за ограду, пока я его ловлю, — а то ему мои действия по душе не придутся. — Загон мгновенно опустел, точно объявили воздушную тревогу.
Когда жеребенок в третий раз поднял голову над ведром, я набросил петлю ему на шею. Разумеется, переполох поднялся жуткий! Как это водится у брыкливых лошадей, он прыгал, лягался, визжал, и даже извергал газы короткими порциями, куда как мелодично! — но я крепко держал свой конец веревки, невзирая на то, что меня едва не волочили по загону. Тут происходящим заинтересовались собаки: очень скоро они включились в шум и гам, оглушительно лая и пытаясь ухватить жеребчика за задние ноги и прочие доступные места.
— А ну, пошли прочь! Домой, Герцог! Вон отсюда, Лобо! — заорал кто-то. Двое детей постарше подобрали с земли несколько камней и принялись швыряться ими в собак. К сожалению, целая горсть полетела в общем направлении загона, и один пришелся меня в ногу. «Оу!» — громко возопил я и стремительно затанцевал назад, уклоняясь от нового шквала снарядов, что, кстати, помогло разогнать собак. Очень хотелось потереть ушибленное место, но я гордо воздержался, демонстрируя зрителям, какой я крепкий орешек.
