Если же собачий кашель мешал домашним спать, позвонить могли в любом часу ночи, однако особой популярностью почему-то пользовался промежуток от одиннадцати до часу. В таком случае владелец настоятельно требовал немедленно осмотреть собаку, уверяя, что бедное животное истерзано болью и через какой-нибудь час-другой, если не подоспеет помощь, станет хладным трупом. Разумеется, в такой час все магазины, аптеки и скобяные лавки закрыты, так что иного выхода, кроме как вытащить ветеринара из постели, нет и не предвидится.

— Ну, дайте ему две чайные ложки микстуры от кашля и перезвоните мне часов в семь утра, — сонно предложил я как-то раз субботним вечером. — Мы как раз успеем взглянуть на беднягу перед утренней церковной службой.

— Ох, да ему совсем скверно! Он, чего доброго, до утра и не дотянет; боюсь, у него в грызле куриная кость застряла, — следовал вполне предсказуемый ответ. На заднем плане я слышал раздражающий кашель с мокротой и голоса детей, которым вот уже несколько часов как полагалось отбыть в страну снов. И кашель этот со всей определенностью не имел отношения к «куриной кости в грызле». Хотя звук этот пропутешествовал через мили и мили телефонного провода, я был стопроцентно уверен: недуг бедного пса гнездится в глубинах грудной клетки.

— Кроме того, утром у меня другие дела, — объявлял владелец пса. — Я к вам быстренько доеду: за десять минут обернусь. — Тут-то я и понимал истинную подоплеку экстренного вызова. Этот тип поутру собирается на рыбалку, или поиграть в гольф, или на охоту, и времени возиться с собакой у него не будет. Для него куда удобнее причинить неудобство постороннему человеку, нежели допустить, чтобы собака и посторонний человек причиняли неудобство ему. Сурово напоминая себе, что я работаю в сфере услуг, я неохотно вылезал из постели, надевал рабочий комбинезон и отправлялся в клинику, — до нее было около мили, — размышляя про себя, как оно было бы здорово, откройся в городе ветеринарная «неотложка».

Спустя час или около того видавший виды, побитый, грязный джип без глушителя, с грохотом ворвавшись в тишину и покой маленького квартала, вырулил на посыпанную гравием подъездную дорожку к клинике.

— Опять соседей перебудил, — пробормотал я себе под нос. Кое-кто из обитателей ближайших домов, не принадлежащих к числу любителей собак и кошек, уже не преминул заметить Джан: дескать, до чего странно слышать, как в любой час ночи приезжают пикапы с лающими или кашляющими собаками.

— Все равно что жить рядом с больницей, вот только разве сирен не слышно, — говаривала одна дама. — И чего это людям ночами не спится: охота же в такое время возиться с собаками! — Сам я вполне разделял ее недоумение. Однако навязчивые ночные шумы, вроде затяжных приступов хриплого кашля или царапанье когтей об пол затягиваются на целую вечность, ежели лежишь в постели, глядя в потолок, и упорно призывая сон, который так и не приходит. Неудивительно, что владельцы животных принимаются яростно названивать сонному ветеринару.

Еще несколько минут спустя собака уже лежала на смотровом столике, а вокруг нее суетились взъерошенный ветеринар, трое маленьких детишек и мамуля с папулей, на вид — лет двадцати пяти.

— Ну, и что такое с вашим щеночком, молодой человек? — спросил я у старшего мальчугана. Ему можно было дать около семи; остальные двое казались немногим младше.

— Папа говорит, у него куриная кость застряла в грызле, — пропищал ребятенок. Я непроизвольно отметил, что у всех троих детей из носов течет, а мордашки все в саже. «Грызло» означает «пасть»; от таких «терминов» меня всегда смех разбирает. Вроде как от словечек «реготать» или «коррупция». Я закусил нижнюю губу, подавляя смешок.

— А как его зовут? — полюбопытствовал я, проводя рукой по сухой черной шерсти коккера-полукровки. Песик нерешительно завилял хвостом.

— Ровер, — быстро подсказал кто-то из детей.

— Какое редкое имя, — объявил я, примеряя на себя роль всеобщего забавника. Однако ответной улыбки так и не последовало. — А сколько ему лет? — Я заметил, что шерсть на морде поседела, а на глазах появились первые признаки катаракты. Я раздвинул пациенту губы и осмотрел бугорки зубов, но пес даже не попытался меня укусить.

— Да годов восемнадцать вроде будет, — отвечал отец семейства. — Мой дед подарил мне его, когда я перешел во второй, не то в третий класс. Некоторые люди упорно отказываются говорить «лет».

— Для собаки это очень много. А раньше он не хворал? — уточнил я.

— Не, насколько нам известно, нет, — отвечала жена, в первый раз нарушив молчание. После чего снова прикусила язык. Я затеребил в руках стетоскоп, решив немножко потянуть время и отлично зная, что, как только в ушах у меня окажутся трубки и я попытаюсь прослушать грудную клетку, тишина тут же развеется. И, разумеется, стоило мне приступить к делу, как между сердечными и легочными шумами стали вклиниваться обрывки разговора.

— А когда ты… куриные кости?

— … В прошлый вторник.

— …Помнишь, как прошлым летом… его сбила машина?

— …давали ему это самое глистогонное…

Но стоило мне вынуть трубки из ушей, и в комнате снова воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием собаки. Я ни на миг не заблуждался: стоит мне снова взяться за стетоскоп, и беседа тут же возобновится. Надо думать, это что-то вроде игры: а ну-ка, посмотрим, много ли услышит ветеринар за раз!

— Боюсь, у него больное сердце, — объявил я, открывая псу пасть. Вот, смотрите: никакой кости! — Все тут же попытались заглянуть внутрь, словно желая уличить меня в ошибочном диагнозе.

— Я готов был поклясться, что там кость! — встрял папуля. — Так что ж с ним неладно?

— Боюсь, у него больное сердце, — повторил я, стараясь произносить слова как можно отчетливее.

— БОЛЬНОЕ СЕРДЦЕ! Я понятия не имел, что у собак такое бывает!

— Еще как бывает, особенно у старых. Ваше бедняга Ровер, если переводить на человеческие мерки, все равно что столетний старец, — пояснил я. — У него так называемая гиперемическая сердечная недостаточность. Сердце у него сдает, кровь подкачивает неэффективно, и в результате мы имеем гиперемию легких. Вот почему он так кашляет.

— Впервые о таком слышу! Неужто у собак и впрямь бывают сердечные приступы? — изумилась мамуля.

— Случается и такое; но в большинстве случаев сердце просто слабеет и слабеет, пока организм окончательно не выходит из строя.

Мальчики изумленно хлопали глазами: диагноз прозвучал впечатляюще, а уж сколько интересного вокруг — и всякие блестящие штучки, и баночки с лекарствами на полках, и стетоскоп!

— Эта слушалка — совсем такая, как у настоящего доктора в больнице, прошептал один малыш на ухо другому. Я вручил старшему стетоскоп.

— Хочешь послушать свое сердечко? — предложил я. Это займет детей на какое-то время.

— А можно ли чем-то помочь?

— Да, придется прописать ему таблетки от сердца и что-нибудь мочегонное, — так называемый диуретик. Вылечить пса мы не можем, зато в наших силах существенно облегчить ему остаток жизни.

— Ага, у моего деда та же проблема, он тоже эти лекарства принимает. Как выпьет свою диабетическую таблетку, так почки у него и выгоняют все, что есть!

— Верно; недаром же средство называется мочегонным. Оно позволяет избавиться от излишней жидкости, скопившейся в легких, — подтвердил я. Ваш Ровер — собака домашняя?

— Эге. Что, у него с почками тоже свистопляска начнется?

— Да сэр, непременно. Так что придется выводить собаку почаще, или полы пострадают.

— Мы что-нибудь придумаем. Может, я просто переселю его в сарай.

— Нет, папа, пожалуйста, не надо! Я буду с ним гулять часто-часто! Только не выгоняй его в сарай! — взмолился старший из малышей. Остальные двое были заняты: играли в ветеринаров.

Я отмерил лекарства и объяснил, как лучше впихивать таблетки в старину Ровера. Очень скоро посетители уже шагали к пикапу.

— Больное сердце? Ушам своим не верю! Я готов был поклясться, что у пса в грызле кость застряла!