Ее лицо снова помрачнело и стало ясно, что она снова вспомнила о Леше.

— Я могу снова одолжить тебе свое плечо, если ты хочешь поплакать, — предложила я. — Только, пожалуйста, не вытирай об меня сопли.

Она тихо рассмеялась, но я всё равно чувствовала исходящие от нее потоки сильной грусти.

Посмотрев на кольцо на своей руке, я тоже подумала о Даниле. Я знала, каково это — быть так близко к любви всей своей жизни, но в то же время чувствовать себя так далеко от нее.

— Ты правда собираешься пойти со мной на вечеринку Черепа? — спросила она.

Я кивнула, а потом задала вопрос только что пришедший в голову:

— Ты не хочешь, чтобы я пошла?

Она мгновенно покачала головой.

— Нет, наоборот, я очень рада, что ты пойдешь со мной.

— О Боже, пожалуйста, не напоминай мне об этой вечеринке, — вновь заныла Ульяна. — Я всё еще злюсь, что не могу пойти с вами.

— Череп, наверное, был бы рал, если бы ты пошла, — сказала ей Ксюша.

— Это вряд ли, — невозмутимо парировала Уля. — Я бы опять его обыграла и этот обиженный неудачник снова стал бы за мной гоняться, как это было на пляже, когда я уделала Черепа в волейбол. Наверное, это и к лучшему, что я не могу пойти.

— Мне кажется, ты нравишься Черепу.

— Боже упаси, Ксюша!

— Пойдемте, скоро пара начнется, — вмешалась я, посмотрев на время.

Ксюша оттолкнулась от стены и подождала, пока я сделаю то же самое. Тогда Уля схватила ее за руку и с огромным энтузиазмом потащила к двери, вновь запев нудную песню о неотвратимо приближающейся сессии.

Я глубоко вздохнула, смотря им вслед. Видя Ксюшу такой убитой, желание защитить ее с каждым днем становилось только сильнее, а вместе с ним и желание ударить Орлова в солнечное сплетение за то, сколько боли он ей причинил.

С гораздо меньшим энтузиазмом, чем было проявлено у Ульяны, я последовала за своими лучшими подругами на пару.

Позже, тем же вечером, я краем глаза наблюдала за тем, как мой брат надевал пиджак в гостиной. Я сидела на диване, пытаясь отредактировать на ноутбуке свою презентацию для завтрашнего заседания студенческого совета и стараясь быть как можно незаметнее.

Глеб собирался на благотворительный ужин к Кравцовым. Поначалу я ожидала, что меня тоже заставят пойти туда, но, как ни странно, Глеб, напротив, сказал мне остаться дома. И я до сих пор не понимала его решения. Это же Кравцовы, семья в которую он хотел меня отдать, семья человека, женой которого он хотел меня сделать. Он вряд ли сделал это из заботы обо мне, чтобы избавить сестру от еще одного неловкого ужина с Ильей и его родителями. Дело однозначно было в чем-то другом. Вот только в чем?

— Таня, можешь подать мои часы?

Я оторвала взгляд от ноутбука. Глеб смотрел на меня и изучал выжидающими глазами. В груди болезненно защемило плохое предчувствие.

Это был мирный тихий вечер между нами, родными братом и сестрой, что было довольно редким явлением, и я ожидало, что так и будет дальше. Глеб весь вечер был необычайно тих, словно погрузившись в свои мысли, свой другой мир.

— Конечно, — пробормотала я, откладывая ноутбук в сторону.

Взяв со журнального столика его наручные часы, я подошла к брату и протянула их ему.

Но, вместо того чтобы забрать часы, он схватил меня за запястье и грубо дернул на себя.

От резкого жеста я выронила часы и они с глухим стуком упали на ковер. Я почувствовала, привычную вспышку страха и как кровь отхлынула от моего лица. Но в этот раз страх был другим, он был непривычно коротким, почти секундным. А потому, по его прошествии, я выдернула руку из грубой хватки брата и он, удивленный этим не меньше меня, позволил этому случиться.

Прищурившись, он странным взглядом заглянул мне в прямо глаза, а потом, надев свою обыденную маску холода и жестокости, спросил:

— Ты снова встречаешься с Громовым?

Затаив дыхание, я прислушалась к ускоренному ритму своего сердца и стала ждать…

Ждать, что произойдет дальше.

Ждать, когда из страха материализуется моя покорная сущность, которая извинится и пообещает убрать Данила из моей жизни.

Но этого не произошло.

А мои пальцы…

Они не дрожали.

Они не сжались.

Они не впились в мои ладони.

Я… я его не боялась…

Вместо этого, в необычном порыве мужества и храбрости, я выпрямилась, вздернула подбородок и, уверенно посмотрев ему в глаза, сказала:

— Да, — ответила я ровным, твердым голосом.

Глебу не понравился мой ответ.

А мне не понравилась его реакция на него.

— Ты его больше не увидишь.

— Ты не можешь вечно указывать мне, что делать, — всё также твердо заявила я.

— Могу, — парировал он. — И буду.

— Тогда, может быть, мне последовать примеру тети? — с вызовом спросила я. — Уйти из дома и начать новую самостоятельную жизнь? Я это сделаю, даже если это будет означать, что от меня все отрекутся и у меня больше не будет семьи. Будь уверен — я это сделаю.

Он долго смотрел на меня, видимо, осмысливая мои слова, а затем как ни в чем не бывало сказал:

— Наша тетя ничего не значила для нашей семьи, именно поэтому ее спокойно отпустили, позволили ей уйти, — он наклонился вперед и продолжил: —А ты — моя сестра. И ты важна для нашей семьи.

— Правда? — я горько рассмеялась. — Потому что мне кажется, что это не так!

И снова маска Глеба дала трещину, показав незнакомые мне эмоции на его лице. Но спустя мгновение он снова взял себя в руки, а я приготовилась вновь обороняться, что вовсе не было мне свойственно.

— Ты ослушалась меня, — медленно произнес он и я почувствовала, как опасно изменилось его настроение. — Я дал тебе свободу, а ты меня ослушалась.

Именно в этот момент я почувствовала привычный сильнейший страх.

— Неужели ты всерьез думаешь, что вы с Громовым сможете как-то помешать моим планам, дорогая сестра? — теперь в его голосе отчетливо слышалась насмешка. — Ты переоценила его возможности и его самого. Он всего лишь такая же шахматная фигура в моих руках, как и ты. Просто которую мне еще только предстоит использовать.

Моя бравада растаяла и я дрожащим голосом прошептала:

— Он никогда не позволит тебе играть с ним.

Он улыбнулся беззлобной, снисходительной улыбкой.

— Ты так думаешь? А если я уже давно начал с ним свою игру, м?

Он блефовал.

Я стиснула зубы.

Он просто блефовал!

Он наклонился еще ниже ко мне и прошептал на ухо:

— Скажи мне, дорогая сестра. Ты сказала ему о том, что ходишь к психиатру?

Я почувствовала, как у меня внутри всё сжалось, и стала безмолвно смотреть на него с зарождающимся ужасом.

— А об этом сказала? — он вновь грубо схватил меня за запястье и поднял мою руку к лицу. — Сказала об этих шрамах? Он знает, что они означают?

— Отпусти, — прохрипела я, старательно не смотря ему в глаза.

Несколько долгих секунд брат до боли сжимал мое запястье, а потом отпустил и отступил на шаг назад.

— Ты ведь ничего ему не сказала, да? — спросил он с совсем другой интонацией.

— Ты опоздаешь на ужин, — ответила я, отворачиваясь от него.

Но ему было не до этого.

Он схватил меня за подбородок и с силой развернул к себе, заставляя посмотреть на него. В глазах Глеба пылал гнев, когда он спросил:

— Почему ты не можешь сказать ему?!

Я разомкнула губы, чтобы ответить:

— Я…

Но он даже не дал мне начать.

— Ты боишься, что он не примет тебя такую? Боишься, что он снова тебя бросит? Или ты боишься, что он сочтет тебя такой же сумасшедшей, как и нашу мать? — перебил меня Глеб очередью предположений.

Его тон был издевательским, насмешливым. А я не была способна заострить свое внимание ни на чем кроме страха.

Неужели таким образом он собирался заставить меня повиноваться на этот раз?

Угрожать мне, что расскажет Данилу все мои темные секреты?

Страх переполнил мое нутро.

Данил не должен был узнать.

Он просто не мог узнать.