Он даже не написал мне вчера вечером и не позвонил, чтобы пожелать спокойной ночи.

В недалеком прошлом такое пренебрежение не вызвало бы у меня никаких подозрений, но, учитывая факты и историю наших не всегда удачных отношений, это позволило мне сделать один неутешительный вывод — что-то снова стряслось либо с ним, либо с его друзьями.

Стиснув зубы, я вышла в коридор и направилась в библиотеку. Но внезапно чья-то рука вцепилась в мой локоть и потянула меня в ближайшее пустующее темное помещение. Я резко повернулась, вырвавшись из чужой хватки и грозно сверкнув смертельным взглядом, и занесла кулак, готовая ударить того, кто посмел так со мной обойтись.

Как вдруг увиделародные сердцу зеленые глаза.

Шумно облегченно выдохнув, я опустила руку.

— Какого черта, Громов? — зашипела я, когда он закрыл дверь и включил свет. — Если бы я не поняла, что это ты, я бы ударила тебя по глазам! Ты хоть понимаешь…?!

Мой голос оборвался, когда я увидела выражение его лица.

И мое тело замерло, когда он обхватил меня руками и уткнулся в изгиб моей шеи.

— Данил? — прошептала я дрожащим от беспокойства голосом. — Что… что случилось?

Он не ответил, лишь крепче стиснул в своих объятьях. И я затихла, прижимаясь к нему так же сильно, как только могла.

Лед неторопливо наполнял мои вены.

Ему потребовалось некоторое время, прежде чем он наконец заговорил.

— Таня… — прошептал он, его голос был таким же измученным, как и выражение его лица. — Ну почему?

Я выпустила дрожащий вздох.

— Данил, пожалуйста, скажи мне, что случилось,

Мое сердце сжалось, когда он поднял голову и я увидела его красные глаза.

— Разве меня недостаточно? — спросил он.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурившись уточнила я.

— Разве я, хотя бы я, не причина, чтобы остаться в живых? — спросил он, крепко зажмурив глаза.

В горле образовался болезненный ком, а потому в этот раз я промолчала.

— Леша, он… — продолжил Данил говорить. — Он снова, блять, ушел в глубокую депрессию! — прорычал он, стискивая меня в своих руках едва ли не до боли.

— Почему?

— Он говорит, что устал от всего. Говорит, что хочет, чтобы всё закончилось. Говорит, что без него нам всем будет лучше.

Я слушала его, медленно закипая внутри себя.

Как Орлов мог так поступить с ним?

Как он мог так поступить с Данилом, заботливым, сострадающим и бесконечно любящим Данилом?

Как он мог осмелиться причинить боль человеку, который дорожил им больше всех остальных, который ценил его больше, чем кто-либо?

— Я уверена, что он не хотел этого говорить, Данил, — успокаивающе сказала я, хотя всё, чего мне сейчас хотелось, — это заставить Орлова пожалеть о том, что он сказал и сделал со своим лучшим другом.

Данил выглядел так, будто отчаянно хотел мне поверить, но до конца не мог.

Тогда пришел мой черед стискивать его в своих объятьях.

А затем я и вовсе принялась убирать поцелуями ту боль, которую ему причинил Орлов.

Глава 35. Любовь и гнев

POV Таня

— Тебе нужно перестать так смотреть на Ксюшу.

Сказав это, Данил скользнул ладонями вниз по моим плечам, желая взять меня за руки. Я недовольно отступила на шаг назад, прежде чем он успел это сделать, сложив руки на груди.

Его замечание было не совсем беспочвенным. Просто оно было нежелательным.

А всё потому что мы вернулись к истокам. Нет, я ее не прям ненавидела, как в начале нашего знакомства, но точно сейчас была на нее очень зла.

Не потому, что у меня были тайные отношения с Данилом, в то время как она открыто говорила о своих, не то чтобы у нее был выбор с самого начала.

Не потому, что она всё время говорила о Леше, беспокоилась о его мрачном настроении и угрюмой физиономии.

А потому что Соколова была настолько глупой, что не понимала, что катализатором всего происходящего была она.

Она!

Потому что она заговорила с Женей, а не избегала ее, как я того советовала.

Потому что Леша узнал об этом и разозлился на Назарову за то, что она втянула в эту историю его девушку.

Потому что из-за всего этого Орлов пошел к Назаровой и выяснил — она знала о том, что с ним произошло в детстве, так как была одной из первых, кто нашел их — его самого и его уже мертвую на тот момент мать…

В глубине души я понимала, что хоть Ксюша и была виновата во всём, но она не хотела, чтобы так всё вышло. И все же я была зла на нее, очень зла.

Потому что из-за нее сейчас страдал Орлов, в значит страдал и Данил.

— Ты поэтому позвал меня сюда? — сердито спросила я Громова, окидывая взглядом пустую раздевалку спортзала. — Ты хочешь поговорить со мной об этом?

— Как я успел заметить, твое настроение ничуть не изменилось, — с досадой заметил он.

— Не надо обвинять меня в этом, Громов, — едва не прорычала я в ответ. — Особенно, когда ты знаешь причину этого.

— Я бы никогда не осмелился, — отразил он и очень тихо пробормотал себе под нос: — Тем более когда это так опасно для моей жизни.

Я уставилась на него, поджав губы и сделав глубокий вдох, чтобы найти необходимое успокоение.

— Может, тебе какие-нибудь таблетки принести? Обезболивающее там какое-нибудь. Ты только скажи, я…

— Громов! — пресекла я его предложение.

Мне очень не нравился его акцент на моих критических днях, которые в общем-то и не были виной моего плохого настроению, по крайней мере в этот раз.

— Я пошла. Сейчас обеденный перерыв, а я голодная.

Он поймал меня за руку, когда я повернулась, и осторожно притянул к себе. Наклонив голову ближе ко мне, он прошептал:

— Принцесс, пойми — мне, конечно, нравится, что ты беспокоишься обо мне, но не надо злиться на Ксюшу. Она не Леша и не ей отвечать за его поступки.

— Если бы ты позволил мне поговорить напрямую с Орловым и высказать ему всё, что я о нем думаю, я бы не стала вымещать злость на Соколовой, — с вызовом напомнила я.

Данил усмехнулся, по всей видимости, находя это забавным.

— Ты же знаешь, что я не могу этого сделать.

— Потому что он снова стал мрачным и угрюмым и теперь ты должен опекать его хрупкую эмоциональную составляющую? — язвительно предположила я.

— Потому что я не хочу, чтобы он причинил тебе боль, — сказал он верный ответ.

— Как будто он может, — зло парировала я, дернув губой. — И мне всё равно, если он причинит мне боль. Меня больше волнует то, что он продолжает причинять боль тебе! Мне не нравится, что он воспринимает тебя как должное, хотя знает, как ему повезло с тобой. И меня бесит, что он продолжает отталкивать тебя и заставлять чувствовать себя никчемным другом!

Данил замолчал и его лицо исказилось от боли. Я заметила, как тяжело дышала, и сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться на выдохе.

Мне следовало держать себя в руках. Данилу и так было нелегко, а я сделала только хуже, неконтролируемо сорвавшись на нем.

— Прости, — пробормотала я, обхватывая руками его шею и поглаживая большими пальцами челюсть. — Ты прав. Я веду себя как стерва по отношению к тебе и Ксюше. Я не могу обещать, что прекращу это, но постараюсь сбавить обороты, хорошо?

Его губы дрогнули и он наклонился, чтобы поцеловать меня в губы.

— Ты — не ты, если не ведешь себя как стерва.

Я укоризненно посмотрела на него.

— Мне не нравится, когда меня называют стервой.

— Ты же только что сама сказала… Хотя неважно.

Прижавшись ко мне всем телом, он положил руку мне на шею, другой обнял мою талию и снова поцеловал меня. На этот раз дольше и намного, намного слаще.

— Я люблю тебя, малышка, — прошептал он мне в губы.

— Мне не нравится, когда меня называют “малышкой”.

— Ты всегда так говоришь, но я то знаю, что тебе это нравится, — одарил меня хулиганской улыбкой.

— Ты опять всё выдумал, малыш.

Он запрокинул голову и рассмеялся, а я смотрела на него, чувствуя, как сжималось мое сердце. Странно, что ему это показалось смешным, потому что я никогда не считала, что у меня было чувство юмора.