Но пока я размышляю в тишине, Роуз просто начинает говорить.
— Слушай, — говорит она.
Я слегка улыбаюсь. Может, всё не так уж и сложно.
— Слушаю.
— Мне нравится «Швейные сестры».
— Да. Они… забавные. Не этого я ожидал, когда первый раз туда пошел. Я думал, что буду зашивать раны участницам женского бойцовского клуба или роллер-дерби4, а не… реально… шить, — смотрю на нее через плечо, и Роуз ухмыляется, явно довольная собой. — Откуда ты узнала?
— Видела объявление на доске возле аптеки «Уэсли» на днях. Подумала, может, стоит глянуть. Представь моё удивление, когда я позвонила, и Сандра упомянула твоё имя.
— Ты совсем не удивилась, да?
— Салфетка тебя выдала.
— А тебя выдал запах пина-колады, когда ты глаз выкалывала. У тебя круче.
Роуз пожимает плечами, опираясь на костыли.
— Да ладно тебе. Крючком для вязания тоже можно неплохо так покалечить.
— Кстати, про это, секс-качели? Серьёзно?
— Мне казалось, это всех отвлечёт. Сработало же.
— Да ты просто спятила.
— Я живу с тобой уже неделю, вчера я убила человека, и ты только сейчас понял? Нам всё ещё нужно вернуться к разговору о твоей квалификации, доктор Кейн, — хотя я пытаюсь посмотреть на нее с укором, у меня это не очень получается, особенно когда я вижу столько беспокойства и тревоги, спрятанных под её насмешливой улыбкой. — Можно тебя кое о чем спросить?
— Всегда, — отвечаю я.
Проходит какое-то время, и потом она смотрит на меня, говоря:
— Ты мог сдать меня. Или позвонить в полицию. Ты мог отвезти меня прямо в участок.
Я пожимаю плечами, когда она ничего не добавляет.
— Да, мог.
— Так почему ты этого не сделал? Почему помог?
— Потому что ты меня об этом попросила, — отвечаю я, и её тихая мольба в клинике снова всплывает из глубин моей памяти. Уверен, она понятия не имеет, как сильно это засело у меня в голове. Иногда я слышу это во сне.
Роуз смотрит на меня, и между её бровями появляется складка сомнения.
— На твоем месте любой бы отказал.
— Может, я и выгляжу, как все. Но я другой.
— Да брось, — она закатывает глаза, — на всех ты точно не похож, — на её щеках появляется легкий румянец, и она отворачивается. Невольно мое сердце замирает при мысли о том, что, может быть, я ей нравлюсь.
Роуз ждет, пока румянец сойдет, и снова поворачивается ко мне.
— Всё это с Эриком… река… Что, если все полетит к чертям?
Что, если так и будет?
Я задавал себе этот вопрос много раз за последние два дня. Пытался представить, какой будет жизнь, если кто-то узнает о моей роли в смерти Эрика Донована. Но больше всего меня удивляет, как часто я думал об обратном вопросе.
— А что, если нет?
— Но ведь тогда у тебя будут неприятности.
— А у тебя ещё больше.
— Да, — протягивает Роуз. — Это точно.
— Эти разборки с такими, как Эрик… Ты давно этим занимаешься? — спрашиваю я, вспоминая растения и открытку со странной запиской на комоде.
— Ну… как сказать, — она поворачивает голову и щурится вдаль, разглядывая парочку, копающуюся в клумбе у дома напротив. — Может, сейчас не лучшее время и место для подробностей, но я раньше просто «средства» предоставляла, если ты понимаешь, о чем я. А сейчас решила более… активно… участвовать. Один раз не получилось.
— Ты про Мэтта?
Роуз качает головой и отводит взгляд, но я успеваю заметить, как блестят её глаза. Мои пальцы сильнее сжимают лямки рюкзаков, чтобы не сорваться и не обнять ее. Не успеваю ничего сказать, она делает глубокий вдох и выдавливает слабую улыбку.
— В любом случае, — говорит она, прочищая горло, — я не хочу, чтобы тебе было некомфортно в собственном доме. Может, мне уйти?
— Хватит об этом спрашивать. Пожалуйста. Мне не мешает твое присутствие, — я умалчиваю, как странно мне было сегодня проснуться одному. И как мне нравится то, что она сделала с гостевой комнатой. — Просто непривычно. Но мне это… не противно.
— Бурные аплодисменты доктору Звероподобному за столь щедрый комплимент! — театрально объявляет Роуз голосом конферансье, отпуская костыль и делая широкий жест рукой в сторону воображаемой публики. — А сейчас, внимание! Номер вечера: «Исчезновение самооценки Роуз Эванс»!
Я хмыкаю, услышав, как она имитирует восхищенные крики публики, но в животе всё равно неприятно сжимается от её слов.
— Ты мне правда…
— Да уж, видно невооруженным глазом…
— Просто… надо привыкнуть, что дома кто-то ещё есть. И не из-за… этого… случая. А вообще. Я привык жить один, — пожимаю плечами и чувствую, как она сверлит меня взглядом, словно пытается залезть в голову. И иногда мне кажется, что ей это удается. Она забирается внутрь и дергает за ниточки, распутывая швы старых ран и разрывая их, чтобы заглянуть внутрь. Она словно разбирает меня по кусочкам, стежок за стежком, пока я не перестаю узнавать себя.
— Какой она была? — тихо спрашивает Роуз. Я замедляю шаг, и она подстраивается под меня. Вопросительно смотрю на нее, а она грустно улыбается. — Девушка, которая разбила тебе сердце. Какой она была?
Я чуть не спотыкаюсь о трещину на асфальте. Как она это делает? У меня нет ничего, что напоминало бы о Клэр, я всё оставил в Бостоне, когда бежал оттуда. Она ничего не могла найти, здесь никто о ней даже не знает. Но она как будто уверена в своих словах, и от этого мне хочется рассказать ей правду. По сути, Роуз — опасна. Она убийца. И я её соучастник. Но я не боюсь ее. Ей хочется доверять. И именно это пугает.
Я делаю долгий выдох.
— Она была…
Совсем не похожа на тебя.
Я качаю головой. Попробую ещё раз.
— Мы знали друг друга очень давно. Познакомились в колледже. Она была из тех, кто «хорошо работает, хорошо отдыхает». Она всегда хотела, чтобы её жизнь выглядела идеально. Но в душе жаждала какого-то безумства.
— Не осуждаю, — говорит Роуз, покачиваясь на костылях рядом со мной. — Я, можно сказать, в цирке живу. Не знаю, что может быть безумнее, чем разъезжать по стране и гонять в «Шаре смерти», зарабатывая на жизнь.
— По крайней мере, в твоем безумии есть цель. А Клэр просто всё портила и смотрела, как остальные справляются с последствиями. В то время мне казалось, что она интересная. У нее просто идеальная жизнь, но с непредсказуемой изюминкой. Я думал, что она — это то, что мне нужно, — смотрю на другую сторону улицы, где дети балуются с поливалкой, бросив велосипеды прямо на тротуаре. Чуть дальше соседи пьют пиво, болтая через забор. Я понимаю, что в маленьких городах, как и в больших, есть свой тёмный омут. Но почему-то мне спокойно в Хартфорде. Хотя, может, это просто иллюзия. — Если честно, то я вообще не понимал, чего хочу. Приехал сюда, чтобы проветрить голову. И, кажется, до сих пор этим занимаюсь.
— И как успехи?
Я смеюсь, перекидывая лямки рюкзаков повыше на плечо.
— До недавнего времени всё шло нормально. А потом приехал цирк, и с тех пор всё изменилось.
У Роуз загораются глаза, и они становятся янтарными на солнце.
— Мне жаль.
— А мне нет, — отвечаю я. Ловлю вспышку удивления на её лице, прежде чем она ухмыляется. — В смысле, до твоего появления было довольно скучно. Хотя, конечно, ты могла бы и не устраивать такой контраст, но да ладно.
— Но к тебе же енот-наркоман постоянно залезает в кабинет. Разве это скучно?
— Ты бы удивилась, — мы немного молчим, и хотя Роуз обычно не дает тишине затянуться, сейчас она не разговаривает.
Как будто чувствует, что я ещё не всё высказал, но не хочет давить на меня.
— Я сделал ей предложение, — наконец признаюсь я. Обычно никому об этом не рассказываю. — Она отказала.
— Еноту? — я громко смеюсь, и у Роуз загораются глаза от восторга. — Вот блин. Я бы обязательно пришла на свадьбу.
— Ты могла бы быть священником.
— Ещё лучше.
— Но свадьба была бы в цирковом стиле, так что тебе пришлось бы надеть костюм клоуна.
