— Хорошо, обязательно передам. У тебя все в порядке, дорогой? — спросила она. — Почему ты позвонил? Поинтересоваться, как у меня дела?
— Нет, я хотел сообщить тебе новость, — сказал он. — Она тебе не понравится, но постарайся порадоваться за меня. Со следующей недели я буду замещать Кола в выступлениях в «Карлайле»! Кол организовал прослушивание, и мое исполнение понравилось! Это не надолго, всего на две недели, пока он отвезет свою мать в Палм-Спрингс. Мне не хотелось, чтобы ты считала, что я прокрутил это у тебя за спиной, потому что…
— Ну что ты, это замечательно, Марк.
Если она поймет его, возможно, он поймет ее в отношении Санти. Затем она невольно подумала, почему в ней жило ощущение необходимости оправдывать Санти.
— Я выступаю через три дня после твоего возвращения домой! — сказал Марк. — Соня пообещала пригласить на концерт своих знакомых из мира моды, и я подумал, что вы с Эми могли бы пригласить кого-нибудь из литераторов. Так, чтобы поаплодировали и крикнули «браво!» и «бис!».
— Разумеется! — воскликнула Марчелла, тем временем как сердце ее упало, от осознания невозможности продлить здесь свое пребывание.
— Я попрошу Эми прямо отсюда позвонить Норману Мэйлеру! Ты очень волнуешься, дорогой?
— Да, я просто парализован! — рассмеялся Марк. — Может быть, это поможет мне преодолеть страх перед выступлением?
— Не могу представить тебя в белом галстуке и во фраке, исполняющим Гершвина, Марк, но ни за что на свете я не пропущу твоего представления, — заверила его Марчелла.
Попрощавшись с сыном и повесив телефонную трубку, она ощутила чувство вины.
Несколько последних дней она провела с Санти, находясь на самом краю высочайшего наслаждения. Они практически не обсуждали будущего. Когда же они о нем говорили, то словно подразумевалось, что всю жизнь они проведут вместе.
Он согласился изменить распорядок своих дел так, чтобы через три недели приехать в Нью-Йорк. Там они что-нибудь придумают. Марчелла представила, как проведет лето в Дее, работая над новой книгой. Санти вернется вместе с ней в Нью-Йорк осенью, затем они будут курсировать между Европой и Нью-Йорком так же, как, по ее мнению, курсировали многие.
Последние две ночи они провели в его городской квартире. Она наблюдала, как каждое утро он выходил на балкон проверить свои растения или осмотреть новые листья, затем шел готовить кофе или же сбегал вниз принести из булочной свежих пирожных. На всем, чем он занимался, лежал отпечаток изящности. Она смотрела на него, словно он был танцором или котом, наслаждаясь легкостью его движений. Ей нравилось, как он бросался под холодный душ в жаркую погоду, затем, как пес, тряс мокрой головой, двумя пальцами забрасывая назад свои иссиня-черные волосы, вызывая у нее смех, поскольку он походил на Рудольфа Валентино в течение тех минут, пока сохли его волосы.
Она листала его обширные коллекции музыкальных альбомов, обрадовавшись, найдя такой же, какой был у нее в юности. У него были записи японской и индийской музыки. Множество романов на полках свидетельствовали о его вкусе к серьезным писателям Запада, чьи имена даже не были ей известны. Находясь рядом с Санти, она поражалась его спокойствию, неторопливой размеренности во всем, чем бы он ни занимался: накрывал ли на стол или одевался к выходу в город.
— Испанское чувство времени? — шутя спросила Марчелла.
— Нет, — мягко поправил он. — Майорканское чувство спокойствия. Этот остров также называют островом спокойствия!
Если американец был бы столь же горд своей страной, ей показалось бы это очень старомодным, даже раздражающим, но Санти и его гордость за свой остров казались ей естественными и прекрасными. Когда как-то вечером он пригласил несколько своих майорканских друзей, чтобы они познакомились с Марчеллой, она лучше поняла его характер. Все они были выдержанными, держались гордо, если не сказать, немного формально, как люди, чьи предки оставили им в наследство землю, которую все они продали много лет назад, оставив себе небольшой дом, который они называли деревенским, где-нибудь в горах или на морском побережье. У каждого из них был фамильный деревенский дом-усадьба, где вся семья отдыхала по выходным в жаркие летние месяцы. Большинство из друзей Санти были владельцами художественных галерей, изредка попадались банкиры и доктора. Ей нравились их выдержанность и скромность, но особенно ей пришлось по нраву то, как они с готовностью приняли ее в свой круг, изъясняясь на ломаном английском и пытаясь понять ее испано-итальянскую речь. Она была другом Санти, и если Санти выбрал ее, то их это вполне устраивало. Она испытывала гордость, находясь рядом с ним, помогая готовить напитки, ощущая себя частью супружеской пары.
Последний день совместного пребывания наступил так быстро, что застал ее врасплох. За завтраком на балконе своей квартиры Санти спросил, что бы ей хотелось сделать.
— Давай попрощаемся с Деей, — предложила Марчелла. — Мне хотелось бы сфотографировать тебя в твоем саду и еще раз отведать ленч в небольшом городском ресторанчике, проверить, как растет инжир, и увидеть сгорбленную старушку…
Он счастливо рассмеялся, потому что ей тоже нравилась Дея.
— Хорошо, дай мне два часа, и в полдень мы отправляемся.
День был великолепным, небо безоблачным, когда они въехали в горы. Прежде чем направиться в Дею, Санти сделал небольшой крюк, чтобы показать Марчелле мрачный монастырь, расположенный на холме в двух милях от города.
— Они принимают гостей — людей, которые ищут убежища, — сказал Санти, показывая на монастырь. — Сюда я отправлюсь, если ты оставишь меня.
Марчелла с любопытством посмотрела на монастырь, не уверенная в том, что сказанное Санти не шутка.
— Не спеши бронировать место, — рассмеялась она, целуя его. — У меня нет намерения расставаться с тобой!
Они провели еще один сказочный день: Санти наводя порядок в саду, а Марчелла собирая сухие листья и ветки в пластиковые мешки, чтобы потом выставить их на улицу, где их заберут мусорщики. Они сходили попрощаться с маленькой колдуньей-соседкой. Затем они возвратились в Пальму, и в эту ночь Марчелла испытала чувства, которых она не испытывала прежде. Они охватили ее совершенно неожиданно, она вдруг поняла, как сильно ей станет не хватать его, как сильно привязалась она к человеку, которого знает всего лишь одну неделю.