Помощник Берии сообщил Наде, что в ближайшее время ее должны вызвать в Союз писателей, чтобы официально оформить статус как писателя - ведь она уже стала широко известна как поэт, автор слов многих песен, а без членства в Союзе она пока никто и звать ее никак. Вот и пришлось девушке срочно составлять сборник своих - несвоих стихов, вспоминая и записывая все уже спетое ею и другими.
Оказалось уже их достаточно, и девушка срочно записала все тексты в один сборник, расположив по темам, начав с патриотических текстов. Всего оказалось уже зарегистрированными ровно шестнадцать песен, а это очень много для начинающего автора.
Иные авторы сочиняют за всю жизнь три - четыре текста и живут припеваючи во всех смыслах этих слов всю свою жизнь, эксплуатируя свой статус, а тут какая-то девчонка «нос утрала» этим широко известным в узких кругах авторам. И Надя понимала, что явно вызовет проблемы и острую зависть у этих людей.
Но делать нечего, "воробьи" - песни уже вылетели, их не поймаешь. С этими мыслями и пошли Надя и Николай Николаевич, фамилию и должность которого девушка так и не узнала, в Московский Союз писателей, который был создан относительно недавно, в тридцать четвертом году на Первом съезде писателей СССР.
В данное время Союзом руководил знаменитый писатель Александр Фадеев.
Согласно Уставу, приём в члены Союза писателей был делом серьезным и ответственным и производился на основании заявления, к которому должны были быть приложены рекомендации трех уже реальных членов Союза.
Писатель, желающий вступить в Союз, должен был иметь две опубликованные книги и представить рецензии на них. Заявление рассматривалось на заседании местного отделения СП СССР и должно было при голосовании получить не менее двух третей голосов, затем его рассматривал секретариат или правление СП СССР и для принятия в члены требовалось не менее половины их голосов.
Конечно, ничего этого у Нади пока не было, она не очень то и понимала, как будет решена данная проблема. Но раз сказано быть на месте и ждать собеседования, она и ждала, а рано утром на следующий день села в подъехавшую очередную черную машину, в которой уже сидел за рулём один Николай Николаевич, доброжелательно ей улыбавшийся.
Союз писателей был огромной организацией с четкой структурой. Внутри его были организованы различные секции по направлениям. Каждую секцию возглавлял секретариат или бюро. Были секции прозы, поэзии, критики, драматургии, секция детской литературы, секция по литературам народов СССР, иностранная, секция по работе с молодыми писателями и даже оборонная секция.
Председателем секции поэтов в это время был Николай Семенович Тихонов, человек очень интересной и достаточно непростой судьбы. Он родился еще до Революции и даже успел послужить во время Первой Мировой Войны в Гусарском полку, участвовал в боях, был контужен.
Николай Семенович сразу принял Революцию и перешел служить в войска Красной Армии. В это же время он начал писать стихи, был знаменит по своему стихотворению "Баллада о гвоздях", строчку из которой "Гвозди бы делать из этих людей, Крепче б не было в мире гвоздей" часто вспоминают и в будущем.
Он активно занимался общественной деятельностью, много ездил по стране, в частности на Кавказ. Занимался переводами грузинских, армянских, дагестанских поэтов, был членом правления «Издательства писателей в Ленинграде», фактически, жил на несколько мест.
В эти же годы он с советской делегацией присутствовал на Конгрессе в защиту мира в Париже. Неоднократно выступал с политическими заявлениями, поддерживающими линию советского руководства.
И такому активному и влиятельному человеку, как мы понимаем, часто просто не хватало времени на рассмотрение всех организационных вопросов поэтической деятельности, заседания он посещал изредка. А вот в его отсутствие, эти функции выполнял Степан Петрович Щипачёв, еще молодой, сорокалетний поэт, известный позже всем по знаменитым строчкам:
Любовью дорожить умейте,
С годами дорожить вдвойне.
Любовь не вздохи на скамейке
и не прогулки при луне.
Все будет: слякоть и пороша.
Ведь вместе надо жизнь прожить.
Любовь с хорошей песней схожа,
а песню не легко сложить.
А в тридцатые годы одним из самых популярных среди советских детей было стихотворение Степана Щипачёва о красном галстуке:
Как повяжешь галстук, Береги его:
Он ведь с красным знаменем Цвета одного.
А под этим знаменем В бой идут бойцы,
За Отчизну бьются Братья и отцы.
Человек он был доброжелательным, спокойным, симпатизировал молодым начинающим авторам. Но кроме него, в секции еще должны были присутствовать неизвестные пока Наде люди, вот их мнение ее и волновало.
Приехали они к знаменитому Центральному дому литераторов, который существует и в будущем по адресу улица Поварская, дом пятьдесят два.
Расположенное в самом сердце столицы, это очень красивое помещение выходило фасадами двух своих зданий на улицу Поварскую, сейчас она называлась улицей ВорОвского, и Большую Никитскую улицу, носившую в это время имя Герцена.
Выйдя из машины, протянув руку девушке и помогая выйти ей, ее спутник зашел вместе с ней в красивое здание Дома Литераторов. Далее он достаточно легко и непринужденно прошел мимо дежурного в форме, который только молча козырнул ему. Надя шла шаг в шаг, в своем уже привычном «комсомольском прикиде» она казалась маленькой лодочкой, следовавшей за большой баржей.
Пройдя гулкими коридорами мимо многочисленных дверей с разными надписями, они подошли к двери, на которой было написано «Секция поэтов». Сопровождающий почти затолкал вдруг оробевшую девушку в приемную перед кабинетом, где в ожидании уже сидели несколько солидных мужчин, по сравнению с которыми девушка выглядела еще моложе, совсем ребенком.
Вдруг дверь открылась и оттуда выскочила ругающаяся чуть ли не матом молодая женщина, которой, видимо, отказали в приеме в Союз. Она кричала, что причина этого — травля ее по национальному признаку, хотя, как шепнул ей сосед справа, назвавший даму Миррой Хенкиной, единственной причиной этого было неудовлетворительное качество её стихов, по его мнению, она была не поэт, а графоман. (действительная история, рассмотрение которой продолжалось довольно долго.)
Надя оробела еще больше, но, поощряемая своим спутником, вскоре зашла в сам кабинет, где за большим столом сидели строгие мужчины в костюмах и галстуках. Они о чем-то разговаривали между собой и делали вид, что не замечают стоявшую перед ними, как ученица перед грозными учителями, девушку. Степана Щипачева, которого Надя смутно помнила по более поздним фотографиям, среди них не было, и девушка совсем приуныла. Сопровождавший ее мужчина скромно сел в уголке, тем не менее, внимательно всех оглядывал.
Наконец, мужчины соизволили обратить на девушку внимание, и один из присутствующих сухо ее представил:
- Надежда Кузнецова, начинающий поэт, - и передал сидящим сборник ее стихов, который подал им ее «нянь».
- Все это хорошо, - небрежно перелистали ее тетрадку один из мэтров, - но печатные работы у вас есть?
- Нет, - почти шепотом сказала девушка, не ожидающая от этих строгих людей ничего хорошего.
- Будут, - вдруг отозвался из угла ее сопровождающий.
- Постойте, постойте, это вы написали слова к песне «И вновь продолжается бой»? Я слышал ее на партийной конференции. Очень сильные стихи, даже удивительно для столь молодой поэтессы, - поднял голову кто-то из мужчин.
Надя кивнула, ободренная похвалой.
- Но вот эти ваша «Глафира» и «Проснись и пой!», это же черт знает что такое! Как так можно, сочинять такую пошлость после таких прекрасных стихов о Партии и Родине! И стихи у вас как будто разными людьми написаны, разными стилями и размерами,- проговорил другой мужчина, листая ее тетрадь.
