- Мы выйдем к Уру-Джагзур – и даже лучше, что с другой стороны, не по следу «Элидгена». А вот увидимся ли с Гедом и Мином… Они выбрали третью дорогу, - в небе всегда много троп, легко запутать след.

Он вздохнул.

- Пока алайналь настороже, я не берусь никого искать. Скоро мы и этот приют покинем – нельзя, чтобы племя Хеллуг заподозрили в помощи нам. Если жёлтые Джагулы насядут на них прицельно… Один сааг-туул – не так уж много!

- Мы пойдём пешком? – Джейн покосилась на ступни, уже отвыкшие от километровых переходов по гравию. – И… далеко до тех развалин? Можно позвать ракушколёт, как мы это делали…

Страж махнул хвостом.

- У сарматов есть вещи, чтобы следить за лучами. Если алайналь научились ими пользоваться… и если «Элидген» сейчас между ракушкой и нами – твой зов услышат… те, кому не надо бы. И всем будет очень плохо.

Джейн невольно фыркнула. «Мы вдвоём идём в развалины, кишащие врагами, без намёка на план, у нас нет союзников, нет даже транспорта… у нас с дядей Джеком хоть грузовик был! Да и Стардрайвер и его секта – не Кьюген… И Хассек не считает, что сейчас всё плохо?! Ну… Джагулов подставлять нельзя – тут он прав. Но пешком несколько суток по пустыне…»

40 день Кислоты месяца Камня. Равнина, «передвижной лагерь» племени Хеллуг – Сфен Земли

«Я попала по ней дважды и защитилась трижды,» - думала Джейн, переползая с яруса на ярус под бронёй бредущего гиганта. Идти, а тем более – носиться, как привычные кочевники, было бы можно… если бы на спуске не требовались руки! А их после тренировки у Ангуу лишний раз напрягать не хотелось. «Всего, значит, пять удачных приёмов. Интересно, она поддалась все пять раз или только четыре?»

Она откинула полог на пороге жилого «отсека», открыла было рот – и тут же закрыла и тихо села на спальный кокон. В «комнате» собрались пятеро Джагульских вождей. С ними был и Урджен – и все они говорили негромко, прижав уши и вздыбив гривы.

- Ты решишь, что мы струсили, Хадзиг… - прорычал один из кочевников. – Дай мне сказать! Одно твоё слово – и наш зверь идёт в город Нерга. Это будет славный бой и почётная смерть.

- Определённо, - Хассинельг был так же мрачен, как вожди Джагулов. – Потому я и говорю – дальше мы с Шайис пойдём вдвоём. Там, где мы укроемся и подберёмся незримо, вас увидят и с земли, и с неба. И, вождь Ваджег, - когда я говорил о трусости?!

- Племя Хеллуг свернёт там, где двое пойдут против орды… - пробормотал другой Джагул.

- Племя Хеллуг сохранит силы и даст нам укрытие, если бой выйдет… не таким славным, как хотелось бы, - тут же повернулся к нему страж. – И, вождь Джархин… если вдруг ракушка Вепуата появится в небе – пусть твои звери смотрят за ней!

- Они её не пропустят, - угрюмо пообещал Джархин.

«Урджен чего-то молчит,» - подумалось Джейн. «Шаман» держал на ладони перья и смотрел на них, то роняя, то подбирая другую связку.

- Вчера был день Мысли… - нехотя заговорил он, когда молчание затянулось. – Я видел вечером сон – и он ветвился, как пучок огнелюбки. Я не знаю, хорошо ли вам идти в мёртвый город. Хорошо ли нам идти с вами или оставить вас. То, что я видел внятно…

Все разом навострили уши.

- Сегодня – до того, как Хадзиг нас покинет – нам всем, и ему, и Джегуу, надо почтить бога этих дней. Да, и нам, Хеллуг, тоже. Я говорю, что видел, Джегех, - тебе ли не знать!

Тот вождь, в которого он впился взглядом, медленно прижал уши и склонил голову.

- Джегуу, - «шаман» повернулся к девушке, и та невольно вздрогнула. – Мастер Эджерех просил благословить его кузницу силой того, кто ведёт тебя. И не будет вреда, если другие мастера получат благословение в день бога всех ремёсел.

Пятеро, будто по неслышному знаку, поднялись и вышли. Хассинельг перекинул посох из клешни в ладонь и встал.

- Пойдём, Джейн. В просьбе вождя Урджена ничего плохого нет – тренировки тебе на пользу. Только соизмеряй силы, хорошо? Племени Хеллуг не понравится, если ты взорвёшь кузницу!

- Да я не против… - промямлила Джейн; кажется, Хассек понял, чего от неё хотел «шаман» - а вот она не поняла ничего, кроме того, что надо идти в кузницу… и что сегодня какой-то важный религиозный праздник. – А чего он хотел-то? Я ж не священник, чтобы благословлять. Я про вашу веру знаю всего ничего! Что сегодня за день-то?

Хассек уставился на неё, будто впервые видел.

- Сороковой день Камня, последний в месяце Асгаана – повелителя всех камней и покровителя всех ремёсел! Никогда не видела ромб… или рассечённый ромб, знак расколотой глыбы?

…Эти знаки тут были везде – в каждой мастерской, на дверных завесах, «стенах», печах, «станках» и инструментах. Асгаан, бог Стихии Камня, как-то умудрялся покровительствовать даже ткачам, портным, костерезам и скорнякам. О кузнецах, стеклодувах и многочисленных здесь спецах по каменным орудиям и говорить было нечего. Джейн старалась не разевать рот, не пучить глаза (например, при виде каменных ножей рядом с тонкостенными длинными трубками из тугоплавкого синего металла… или педального токарного станочка на один оборот, или мерного шнурка без делений…) и держать каменное лицо, занося ладонь над очередным символом Асгаана. Слабое ЭМИА-излучение, волна тепла от плеча к кончикам пальцев, - и кейек, камешки-«термоэлементы» кузнечных и стеклодувных горнов, вспыхивают ярче. Только эта вспышка и примирила Джейн с происходящим – больше ей не приходилось сдерживать нервный смех.

- Сияющий Ку-унну приветствует могучего Асгаана в день его славы и рад поделиться силой во имя порядка, единого для всех живущих…

Текст, конечно, подсказал Хассинельг; выучила его Джейн быстро – чай, не параграф по юриспруденции, хотя сходство в чём-то было, но вот сказать, не прикусывая щёку, смогла не с первого раза. Но когда кузнечный горн выдохнул жар из-под заслонки…

- Хвала Асгаану в его день и Ку-унну – там, где он проходит! – сказал Эджерех, старший кузнец, прижимая к груди кулаки. В солнечном сплетении Джейн шевельнулся тёплый волокнистый комок – что-то, кроме неё самой, услышало слова мастера. Она оторопела, но Хассек уже тянул дальше – к стеклодувам, камне- и костерезам, скорнякам, ткачам и портным… За её спиной с каждым благословением ярче вспыхивал очередной знак каменной глыбы – цельной или рассечённой.

Джейн думала, что устанет и «остынет», но тепла в крови как будто даже прибыло, когда она выходила из последней мастерской. Хассинельг, отведя её в сторону, молча протянул флягу с отваром курруи.

- Не проголодалась? – спросил он, когда Джейн допила и проглотила ягодную мякоть. Девушка мотнула головой.

- То, что мы сделали… мы помогли им?

- И сильно, - страж щёлкнул хвостовой клешнёй. – Тебя, наверное, опять в племя позовут… Не надумала остаться? А то ведь – сама знаешь, куда идём…

Джейн сердито фыркнула.

- Хассек! Что ж тебе всё по три раза повторять-то надо?! Думаешь, вот сейчас я могу тебя кинуть?!

Внезапно она заметила, что «палуба» под ногами движется как-то неправильно – будто зверь, осторожно переступая с лапы на лапу, боком подходит к чему-то и поворачивается хвостом вперёд.

- Аррау! – сверху откинулась «крышка люка». – Хадзиг, Джегуу! Поднимайтесь на броню! Всё ведь пропустите!

«Что пропустим?» - только и успела подумать Джейн, когда Хассинельг – будто этого и ждал – выдернул её мимо мелких уступов на «поверхность». Она, вцепившись в его руку, так и замерла на широкой, чуть покатой бронированной спине. Джагулы – десятка три – столпились на передней части зверя, вождь с копьём, увешанным камешками и косточками, обозначил границу – и за неё, ближе к хвосту, никого не пускали. А сааг-туул уже замахивался.

Такие хвосты – разве что на порядок меньше – были у анкилозавров и глиптодонтов… гигантская живая булава пронеслась в воздухе, набирая скорость, и врезалась в жёлтый склон. Куски плит с грохотом посыпались с обрыва, следом покатилась лавина гравия. Зверь медленно разворачивался к обломкам мордой – и двое вождей перегоняли зевак к хвосту. Сааг-туул наклонил тяжёлую голову к самой земле и толкнул гору жёлтых плит к середине долины, подальше от сыпучего склона.