— Как?! Мама вышла замуж? — Мидиру это совершенно не понравилось.
— Так бывает. Ее сосватали. Синни не любила мужа и чем дальше, тем больше понимала, что ошиблась. И тут появился Джаретт. Джаретт страстный, любящий, страдающий — тот, кого она не смогла забыть.
Тут Киринн отвел взгляд и внезапно закаменел лицом, как все взрослые, которые считали Мидира слишком молодым для чего-либо. Второй принц дернул Вотыты за перчатку, не желая смиряться, и спросил:
— И что дальше?
— А дальше, — очнулся Киринн, — в общем-то все.
— Вот пр-р-ро это «все» и р-расскажи! — деловито произнес Мидир.
Киринн рассмеялся, потрепал Мидира по голове.
— Вы очень любопытны, мой принц. Ну хорошо! Джаретт увел Синни по ее воле. Он не приказывал, не настаивал. Просто сказал о своих чувствах. Синни не хотела покидать землю, и они провели год в самых прекрасных местах Верхнего мира. А потом… потом Синни поняла, что беременна, и ужаснулась.
— Она не хотер-р-ра детей? — огорчился Мидир.
— Хотела, очень. Только Верхний мир не слишком ласков к нам, волшебным созданиям. Он лишен магии. Дети в семьях смертных и ши рождаются с острыми ушками. Они очень сильны как маги, но зачастую умирают молодыми… Или их убивают. Вот Синни и решилась покинуть родину, чтобы ее дети росли спокойно. Она стала женой Джаретта и нашей королевой. Той, что смогла растопить каменное сердце Джаретта Великолепного и подарить Нижнему миру таких редких и желанных детей. Ее обожают все ши. Скажу по секрету, Джаретт, перворожденный, сын матери-волчицы и отца-мага, не привык жить в семье, но он очень старается и очень любит Синни и вас, своих детей. И что вы поняли или не поняли, мой принц?
— Не поняр-р-р, зачем папе нужен идеар-р-р, еср-р-ри у него есть я! — стукнул себя в грудь Мидир, а Киринн рассмеялся.
— Тогда пойдемте тренироваться, пока у меня есть еще время.
Оговорка насчет времени была странной, но Киринн больше ничего не сказал.
Настоящая тренировка на двуручных мечах понравилась Мидиру гораздо больше, чем прежние, хотя к вечеру он просто валился с ног и за ужином больше клевал носом в тарелку, чем действительно ел или рассказывал о событиях в своей жизни. Мэрвин то и дело перехватывал слово, рассказывая о своих успехах на охоте и не давая Мидиру рассказать про двуручник толком, а закончилось все тем, что второй принц попросту уснул на своем кресле. Даром что оно было уже как для взрослого волка, и Мидиру было куда удобнее свернуться в нем клубочком, чем сидеть, вытянувшись в струнку.
Разговоры гудели над ухом, потом к голосам семьи прибавились советник и начальник замковой стражи, а затем Мидира ухватили на руки, прижали к знакомой массивной броне и унесли. Чувство было сродни полету, и, чтобы удержаться, принц схватился за латную перчатку — так было гораздо спокойнее. Волк не ворчал, только хмыкал, здоровался со стражниками, а потом положил Мидира в его кровать. Оказавшись в постели, принц не собирался отпускать перчатку: взрослый волк повздыхал, пощелкал пряжками, оставляя Мидиру свою перчатку как трофей, погладил по голове освободившейся рукой, укрыл и ушел.
А может, Мидиру это все приснилось? Наверняка приснилось. Но уходящий волк, кажется, запретил заходить к принцу всем нянечкам, порыкивая и настаивая, что они принца разбудят, а ему прекрасно спать и в одежде. И никто не посмел зайти! Мидир завозился, устраиваясь поуютнее, обнял перчатку, прижавшись щекой к щитку на тыльной стороне ладони, и уснул окончательно.
Всю ночь ему снился полет, а наутро перчатка никуда не исчезла. И оказалась действительно той самой — принадлежащей Киринну. Мидир обрадовался, спрятал перчатку в тумбочку, и лишь после этого пошел умываться. А то все нянечки пришли бы в ужас, какая это грязная перчатка и как ее необходимо выкинуть и тем более нельзя обнимать или хранить.
Одевался Мидир давно уже сам, особенно потому, что Мэрвин вечно дразнился: нельзя принимать за взрослого волка того, за кем ходит целая стайка нянек. Мидир расстраивался, переживал и от нянек убегал — тоже совершенно самостоятельно, привыкая сам по себе оказываться на необходимых занятиях вовремя.
Первая половина дня, как обычно была посвящена урокам истории, изучению генеалогических древ самых заметных семейств Благого двора и танцам, но Мидира удивляло, что Киринна совсем не видать — с тех пор, как папа отрекомендовал ему начальника замковой стражи, тот всегда попадался на глаза в течение дня еще до тренировок. И потом тоже…
Стражники, к которым Мидир приближался с вопросом, смотрели озадаченно в ответ, пожимали плечами и разводили руками. А когда в послеобеденный свободный час к Мидиру подошел воин-волк, представляясь временным мастером боя на мечах, второй принц и вовсе забеспокоился. Покивал, конечно, чтобы новый мастер боя ничего не заподозрил, и заявил, что неимоверно «уста-а-ар-р-р» еще от вчерашнего и пойдет отдохнуть к себе. Поспешил в комнату, с замиранием сердца распахнул ящик тумбочки, но перчатка была там. А если Киринн в замке, Мидир сможет его найти! Вынюхать!
Волчонок обнял перчатку, как следует потянул носом, чтобы распознать запах белого волка — от перчатки тянуло нагретым на солнце можжевельником, терпким и приятным, чему Мидир вовсе не удивился. Спрятал перчатку обратно и побежал по замку, выискивая тот самый след. Пару раз мелькнул похожий, только слабее и будто с добавлением цветов — от того самого белого волка-воина, чье самолюбие пострадало вчера на тренировочной площадке, и от обычного черного стражника, но от него запах был явно наносным. Возможно, Киринн с ним не так давно разговаривал или стоял рядом. Но самого начальника замковой стражи Мидир так и не нашел.
Когда час отдыха истек, Мидир явился на фехтование, честно занимался половину урока, а потом вышел «до ветру» и не вернулся обратно: ему очень хотелось найти Киринна. Огромный белый волк как будто дразнился — его невозможно было бы не заметить, а сейчас он присутствовал в замке как мираж, мелькая то тенью запаха, то похожим голосом, и к вечеру Мидир сбился с ног и совсем замаялся его искать. За ужином папа ничего не сказал по поводу полупропущенного занятия, вероятно, мастер-мечник опасался тревожить короля подобными мелочами. Второй принц несколько раз собирался спросить, где же его Вотыты, но не стал, побоявшись своими действиями вновь навредить Киринну. Схрумкал телячьи ножки, появившиеся в его рационе благодаря наставнику, и смолчал.
Он все узнает сам!
Ночью Мидир, легко миновав стражу, долго нюхал чистый холодный воздух, еще летний, но уже напоенный ощущением осени. Легкий запах тлена от упавших листьев, острый аромат позднелетней травки и привычный горьковато-кислый аромат хвои от вековечных елей, высокой стеной сторожащих Черный замок. А вот запах Вотыты остыл, потерялся окончательно и бесповоротно.
На второй день Мидир решил действовать. Он очень постарался — и уронил статую Нуаду с таким грохотом, что ему показалось: сам Нуаду вот-вот явится по его душу. Стражники прибежали, прибежал капитан — а Вотыты не было!
Мидир пропустил танцы. Это было невежливо, обращаться в дневное время, но вместо занятий он обегал уже другую половину замка. И к обеду обнаружил дверь в офицерском крыле, от которой тянуло ровно тем, нагретым на солнце можжевельником. Осторожно подкрался уже в облике ши, пропустил патруль, прислушался — за дверью было тихо. Аккуратно поскребся, обозначая желание зайти. В помещении все еще царила тишина, но второй принц мог бы поклясться, что тишина эта уже совсем иная, внимательная и настороженная. Поскребся решительнее, отскочил в нишу и замер, пропуская очередной патруль, но снова вернулся к двери, уже решившись постучать.
Изнутри послышался вздох, а потом дверь распахнулась внутрь — и Мидир увидел очень бледного Киринна, казавшегося намного меньше без своих мощных доспехов.
— Мой принц, какая неожиданность, — серо-голубые глаза смотрели на Мидира с изумлением. — Чем обязан? Да как вы меня отыскали?!
