— Эй, эй, нет, ты еще дор-р-ржен мне все р-р-рассказать! Что там быр-р-ро-то? — возмутиться убедительно почему-то тоже не получалось, Киринн только улыбался.

— Спите, мой принц, спите легко и спокойно, всех, кого вы могли сегодня спасти, вы точно спасли, оставьте мне хоть чуть-чуть заслуг, — раскатистый низкий голос убаюкивал, несмотря на отчаянное нежелание Мидира. — Вы сегодня видели на редкость разнообразные сны, так?

— Я поняр-р-р, поняр-р-р, конечно, я видер-р-р ужасный сон пр-р-ро бер-р-рых гр-р-рупых вор-р-рков, но папе это обычно неинтер-р-ресно, так что незачем…

На грани сна и яви Мидиру показалось, что его еще раз обняли и, может, даже поцеловали, но поручиться он бы не смог, зато спалось действительно крепко и сладко.

Следующий день начался обыкновенно, Мидир удрал от нянек, три раза перезастегивал свою одежду, потому что сидела неудобно, потом отчаялся и отправился искать Киринна — тот всегда быстро заставлял всех слушаться, даже шнурочки, пуговки и веревочки. Выглядел начальник стражи веселее, чем накануне, чуть более спокойно, но и по-обыкновенному живой, тяжелый и огромный. С одеждой Киринн справился быстрее, чем Мидир ожидал, так что на завтрак еще отвести успел, как будто его кто-то просил.

После завтрака день покатился своим чередом, события вчерашней ночи все больше отдавали сном, жутким, нереальным, но поэтому страшным только в тенях. Белых волков в замке тоже не было видно, Мидир вовсе расслабился, находя, что жизнь почти не изменилась, как была удобной, приятной и привычной, так и осталась.

Все опять изменилось к вечеру, когда Мидир искренне почти забыл, что изменения действительно были. Разговор за ужином перетекал от политики к политике, отец с Мэрвином обсуждали опасности объединения Леса с Камнем, потом припомнили распри внутри собственного Дома, тут-то и всплыли снова белые волки.

— Им стоит напомнить об обязанностях, не только о свободах, — Мэрвин, как обычно, идеальный, поправлял салфетку на коленях и не смотрел ни на кого, кроме отца.

— Белые, вечно с ними проблемы. Однако есть и приличные ши. Следовало бы дать Киринну время, — задумчиво произнес отец, глядя почему-то на Мидира. — Все-таки смерть ребенка…

— …самое страшное, что может случиться! — мама дрогнула, вилка выпала из ее рук и покатилась по каменному полу.

— Ужин окончен! — торопливо объявил отец.

Мэрвин недовольно покривился, ничего не говоря, просто встал и ушел, Мидир хотел подойти к маме, успокоить, напомнить, что они с Мэрвином оба живые, не надо так волноваться, но отец успел раньше, уже подхватил ее под руку, уже увел куда-то в галерею, они уже пропали в длинных факельных тенях.

Мидир вздохнул, покачал ногами в воздухе — скоро он вырастет, тогда это тоже будет сделать невозможно, не в обеденном зале и не на этих стульях точно.

Потом появился Воган. Он вечно каким-то образом именно появлялся, появлялся неожиданно и словно бы ниоткуда, хотя был выше и толще любого нормального волка, а уж его голос грохотал не хуже, чем водопад.

— Что, второй принц, опять вас без сладкого оставили? — на поясе главного повара Черного замка привлекательно поблескивали ножи, во рту — клыки, сравнимые с теми ножами.

— Это ничего, сладкое я не очень люблю, — Мидир показательно покривился и поддернул рукава, еще демонстрируя, что совершенно доволен и трапезу завершил. — А ты откуда знаешь?

— Оттуда же, откуда знаю все, — расплылся в улыбке, склонился к волчонку и прошептал: — А еще — мне говорит сам Черный замок.

Мидир ему, конечно, не поверил.

— А о чем еще говор-р-рит этот твой р-р-разговорчивый замок?

— О том, что Киринну опять несладко, — повар вздохнул, будто мехи в кузнице, так глубоко и звучно. — Вы к нему забегали сегодня? Он при вас хоть слегка оживает. А вообще, как был глупым служакой, так и остался…

— Это как? — стоило Мидиру всерьез заинтересоваться, Воган, конечно, тут же перестал рассказывать.

— Это так, как маленьким волчатам знать не стоит, еще не хватало, чтобы вы ему по всем больным местам острыми пятками пробежались!

— Кир-р-ринн не гр-р-рупый! — Мидир чуть не забыл самое важное.

И чтобы это понимание окончательно дошло до Вогана, стукнул его кулаком по плечу. То есть хотел по плечу, но дотянулся только до предплечья.

Повар скорчил очередную гримасу, присел и поднял руки со словами:

— Как вам будет угодно, мой принц, наследник и истинный сын Джаретта Великолепного!

Мидир насупился и убежал: было что-то очень обидное в словах Вогана, но он не понял, что именно, а сам повар уж точно не скажет.

Ночью Мидиру не спалось, а перед сном обходить стражу было куда проще. Он забрался на левую, самую высокую сторожевую башню и долго смотрел на небо. Но мысли разбегались, как испуганные лани, а в памяти всплывало застывшее лицо Олли — и сердитые речи белых волков.

Как оказалось, не спалось не только ему.

— Не беспокойся, мо гра, — донеслось с открытой галереи, где часто бродил ветер с Вороновых гор, стремительный, но теплый.

Мидир мгновенно скрылся за поворотом, а потом осторожно подкрался и заглянул за угол. Да, ему не показалось, это был голос отца!

«Мо гра», — любовь моя. Неожиданно мягкий, голос Джаретта был наполнен какой-то странной силой. Отец казался и слабым, и сильным в тот момент, когда преклонил колено перед Синни и сжал ее ладони. И еще глаза отца, они сверкали, как два черных алмаза.

— Мидир становится все сильнее. Киринн обучит его! Не печалься, любовь моя. Я прошу. Я — и прошу, — словно удивлялся себе Джаретт. — Я обещал тебе, что в моем мире наши дети будут в безопасности куда большей, чем на земле. Я выполню все, что обещал тебе, мо гра. Я буду любить тебя вечно… А как чисто стал говорить Мидир!

Глаза Синни, полные слез, засияли в лунном свете.

— Ты заметил!

Мидир, хотя речь шла о нем, ощутил себя лишним, отшатнулся с колотящимся сердцем — отец обнял маму и поцеловал ее. Родители, несомненно, любили друг друга и его тоже. Почему тогда ему так скверно?

А ведь и правда — он так старался за ужином обойтись без упоминания о Киринне, так выбирал слова и выражения, что и не заметил, как перестал проговаривать «р-р-р» через слово. «Как погремушка, детская, пустая и никчемная», — всегда смеялся над ним Мэрвин.

Мидир вдруг понял, что слишком задумался и потерял счет времени. Он хотел было уйти так же незаметно, как и появился здесь, но тихий звук шагов в сочетании с запахом льда и нагретой солнцем земли дали понять ему, что рядом отец и он, похоже, уходит. Это было странно: Джаретт почти никогда не оставлял Синни одну, без своего присутствия или без достойной охраны. Это Мидир, пытающийся изыскать любую возможность подкрасться к матери, знал лучше других. А тут… Король шел торопливо, так, словно его кто-то позвал или что-то случилось, нехорошее или неприятное.

Второй принц решил использовать ту возможность, что ему выпала, и осторожно прошел до поворота на галерею, повернул голову, увидел только маму, облитую светом полной луны и любующуюся пейзажем. Мидира иногда ставили так воспитатели, прося второго наследного принца увидеть нечто особенное, но ни зубчатые Вороньи горы, ни бесконечный еловый лес, ни синяя лента Айсэ Гром не привлекали Мидира. Что в этом любовании находили взрослые, оставалось для него загадкой. Ни побегать, ни понюхать, ни даже потрогать — в общем и целом, скукотища. Но маме явно нравилось, и Мидир, как ни желал подбежать к ней, решил подождать немного. Когда-то же это самое любование должно закончиться! Но нет. И нет. И? Нет. И-и-и-и… Нет! Когда же королева обратит взгляд на куда более интересное и важное — на него, Мидира?!

Он глубоко вздохнул, кашлянул, шаркнул ножкой — ничего. Мама продолжала смотреть то ли на небо, то ли на горизонт, начинающий понемногу светлеть, наливаясь яростным зеленым огнем. Затем вздохнула и опустила лицо. Мидир уже хотел подбежать, но его опередили. В первый момент принц решил, что это вернулся отец — кто еще посмел бы приблизиться к королеве, находящейся в уединении?