— Итак, господа, шестого мая сего года мы начинаем именно с выступления в Марокко. Совершив переворот, мы начнём переброску верных нам частей на материк. Начало акции — пять часов утра. В семь часов того же дня наша радиостанция передаст условную фразу: «Над всей Испанией безоблачное небо». По этому сигналу начнутся выступления преданных нам гарнизонов по всей стране. Особое внимание следует уделить гарнизону Мадрида, учитывая довольно большие силы народной милиции, которые там сосредоточены. Кроме того, принципиально важными становятся присоединение к восстанию гарнизонов военно-морских баз Ла-Коруньи и Картахены, где сосредоточены основные силы нашего флота. Как только флот сможет обеспечить охрану караванов с войсками — начинаем переброску Рифской армии на материк. Опять-таки, захваченные базы становятся местами безопасной высадки наших корпусов. Прошу не забывать об информационном прикрытии нашей операции. Сразу же мы от имени Временной хунты Испании обратимся за помощью к Германии и Италии и потребуем от Франции и Великобритании придерживаться нейтралитета к событиям в нашей стране. Я ничего не упустил? В таком случае, господа, за работу.

Правда, ни Годед, ни собравшиеся в штабе Испанского легиона заговорщики не знали того, что в это время в метрополии прошли новые задержания и были арестованы еще целый ряд заговорщиков, в том числе такие ключевые для восстания фигуры, как Кейпа де Льяно и Кабаньерос. Впрочем, эти репрессивныедействия держались республиканцами в секрете. До поры, до времени.

Последние дни и даже часы до выступления казались генералу Годеду просто бесконечно долгими. Никогда он еще так не волновался. При том, что с большинством участников мятежа всё было решено, но в самый последний момент что-то заупрямились карлисты. Они требовали, чтобы восстание проходило под знамёнами королевства, да еще и сразу же провозгласило восстановление королевской власти, хорошо, хоть альфонсисты палок в колеса не вставляли. А потом фалангисты выдвинули свой ультиматум. И никаких монархических устремлений в программе мятежа, по их мнению, быть не должно. Это было немного удивительно, ранее среди националистов идея восстановления монархии большого отторжения не вызывала. И тут такой финт почти на самой финальной прямой. Есть от чего психовать!

Надо сказать, что всё разрешилось благодаря генералу Санхурхо. В Лиссабон самолёт доставилпредставительную делегацию монархистов и фалангистов. И мудрый лис смог со всеми ними договориться. Даже предположить сложно, что он им всем обещал. Впрочем, скоро всё станет известно. В четыре утра должен приземлиться самолёт с генералом на аэродром около Тетуана. Хосе Санхурхо считал, что он должен быть в центре восстания. И раз все начинается в Марокко, то именно тут и его место. Вот только такой перелёт был довольно сложный и ни один из летчиков ВВС Испании не рискнул взять на себя ответственность за столь опасный рейс. Пришлось обратиться к англичанам, которые предоставили один из своих лучших транспортных самолетов и опытный экипаж, для которого полет в ночных условиях — обычное дело.

И вот самолёт со звучным именем «Стремительный дракон» показался на горизонте. Аэродром подсветили. Мануэль с группой солдат, выбранных в качестве почетного караула, двинулся по направлению к посадочной полосе. Поднялся сильный ветер, который мог помешать приземлению. Нос енота[165] топорщился прямо в направлении, с которого аэроплан заходил на посадку. В глаза ударило пылью, поднятой очередным порывом стихии. Но нет, дракон уверенно шел на посадку, еще минута, колеса его коснулись земли. Первым из аппарата выбрался невысокий полный человечек, который метнулся в сторонку и стал извергать из себя остатки еды. Это был Луис Болин, проживающий в последнее время в Лондоне и работающий корреспондентом монархической газеты АВС. Именно он организовал этот перелет, арендовав у авиакомпании из Кройтона «Оллей Эйруэйс» этого самого «Стремительного дракона», за штурвалом которого находился капитан Бебб, один из самых опытных пилотов компании. Луис пригласил в полет еще и отставного Хью Полларда, которого сопровождала дочь и ее подруга. Это было прикрытие поездки. Борт вечером приземлился в Лиссабоне, где подобрали генерала Хосе Санхурхо с его двумя адъютантами, которые, одновременно, выполняли функцию телохранителей[166].

И вот из недр летательного аппарата вылез генерал. Его пошатывало, но он держался, хотя лицо его казалось в мертвом свете ламп каким-то зеленоватым. Годед стремительно подскочил к спустившемуся на землю командующему и лихо отдал честь. За его спиной уже выстроился почетный караул. Легионеры взяли массивные ружья на плечо и. согласно уставу, буравили прибывшее высокое начальство глазами. Болин, кажется, уже отблевался, и теперь очень осторожно занимал позицию в свите Санхурхо. Хосе пожал руку, а потом и обнял своего боевого товарища.

— Рад приветствовать вас на земле Марокко, мой генерал! — голос Мануэля оказался наполнен торжественными и радостными нотами.

— Мой друг, теперь мы покажем этим мерзавцам, что такое сила армии! На этот раз никаких отступлений! Победа или смерть!

Последнюю фразу генерал почти прокричал так. чтобы его слышали солдаты. Потом он обошел строй почетного караула. А в это время обслуживающий персонал начал выгружать из недр самолета многочисленные чемоданы «скромного и простого в обращении» генерала.

— Как тут у вас обстановка? — поинтересовался он у Годеда.

— В Тетуане власть принадлежит нам. Тут и арестовывать никого не надо. Сейчас войска выдвигаются из мест расположения и занимают основные города провинции.

— Обратите внимание на Сеуту и Танжер. Это критически важные порты, без которых переправить войска в метрополию будет крайне сложно.

— За взятие Сеуты под контроль отвечает генерал Хосе Мильян. Я присоединюсь к отряду, который пойдет на Танжер. Там есть отряд канонерских лодок, матросы окажут нам поддержку, но в обоих городах проблем пока что не предвидится.

— А кто занимается Мелильей?

— Мы отправили туда в качестве начальника гарнизона подполковника Рафаэля Гарсиа. Он сообщил, что его части готовы присоединиться к восстанию.

— Хорошо, действуйте. Сообщите Гарсиа, если он победит в Мелилье, быть ему полковником. Этот город тоже важен. Оттуда тоже можно перебрасывать подкрепления на материк. Когда закончите в Танжере, я туда приеду. И напомните, чтобы сразу же во всех городках открыли пункты срочного набора в регулярес. Нам понадобиться много легкой пехоты.

— Но оружия совершенно недостаточно, мой генерал.

— Будет оружие. Не сразу, но будет. Как только мы тут возьмем власть и организуем правительство — хунту, я обращусь к Муссолини и Герингу. Есть предварительное согласие обоих. Только бы в метрополии нас не подвели! Оставаться правителем Марокко я не собираюсь! А теперь покажите, кто проведет меня в мою резиденцию. Мне надо привести себя в порядок. В пустыне нас немного помотало.

И буквально через четверть часа на взлетно-посадочной полосе у Тетуана остался только «Стремительный дракон» и несколько караульных, прикипевших к своим постам. А над горизонтом медленно поднималось весеннее солнце — наступил первый рассвет Гражданской войны.

В президентском дворце никто не спал. Мануэль Асанья с самого утра, как только пришли новости о мятеже в Марокко, понял, что то, о чём его предупреждали друзья и союзники, началось. На его одутловатом, почти лишенном эмоций лице (всё-таки возраст давал себя знать), на этот раз можно было увидеть не только растерянность, но и собранность, целеустремленность. Как сказал один человек «мятеж надо давить, пока он не стал революцией». Фактически, в его дворце собрались все министры и шел почти непрекращающийся совет, особенно руководящей тройки: президента, руководителя военного ведомства и премьера правительства. Хуже всего было то, что пока что была более-менее ясна ситуация только по Мадриду. Кроме того, несмотря на то, что мятеж в столице провалился, в некоторых районах города еще продолжалась стрельба. Было неспокойно. И как-то особенно гадко на душе. Всё дело в том, что все его устремления построить республику для всех граждан все стремительнее становились утопическими и несбыточными мечтами. И всё началось с визита этого русского, Мигеля Мартинеса, который при личной встрече предъявил очень серьезные полномочия от своего вождя, Сталина.