– Иначе… – Мистина быстро черкнул пальцем себе под горлом.

Не то привычность этого стремительного движения, не то спокойный и безжалостный взгляд его глаз заставили осознать: другого выбора нет. Другой – куда хуже предложенного, полная гибель. Ни племени, ни наследка…

Ладовек опустил голову. Сам воздух вдруг навалился на плечи, будто каменная гора.

Земля с дедовых могил… Величайшая святыня для каждого… деды будут послухами клятвы внуков… и позора их вечной неволи.

– Княгиню поблагодари, – так же спокойно, но непререкаемо посоветовал Мистина. – Она дарует вам жизнь.

Ладовек перевел взгляд на лицо женщины. Язык во рту будто окаменел.

За все это время она не сказала ни слова, он даже голоса ее не слышал. Смерть молчалива… Наверное, такой же она явилась брату Ладомеру – в последние его мгновения на свежей Ингоревой могиле. Била дрожь – не от страха за себя, даже не от страха перед гибелью рода, а от ощущения близости чего-то иного, необыденного, неземного. Будто века слились в этой молчаливой белой жене.

Но сейчас в глазах ее была жалость. Не в пример брату, смерть даровала Ладовеку милость пережить эту встречу.

В Искоростене знали, что после Коляды тысячное войско со стягом Святослава прошло вниз по Днепру, от Любеча в Киев. Все было ясно, что вот-вот начнется обещанная Величаром «гудьба». Володислав рассчитывал, что сам Святослав с основными силами русов будет наступать от Киева, по дороге на Малин. Почти сразу он и сам, со всеми, кого удалось собрать – сотен шесть ратников, – двинулся по той же дороге навстречу грозе, надеясь пополнить войско по пути.

Но не дошли и до половины пути. Навстречу по дороге тянулись беженцы со страшными рассказами: русы наступают, растекаясь крупными отрядами по весям, убивают всех, кто не успел убежать, избы сжигают, не оставляя ничего. Их так много, что противиться им – только гибнуть зря. Завидев дымы в стороне Днепра, весняки бежали в лес, в тайные городцы; бросали даже скотину, лишь бы уберечь жен и детей.

Всех мужчин из числа беженцев Володислав забирал в войско. Но не добравшись даже до Малина, он уже потерял все юго-восточные окраины и всех ратников, каких мог там набрать. Встречать русов с неполной тысячей, что у него сейчас была при себе, все старейшины считали безумием. Пришлось возвращаться на Уж – спеша изо всех сил, чтобы успеть собрать как можно больше людей для решающей битвы.

А когда Володислав вернулся в Искоростень, оказалось, что беда даже ближе, чем он думал. Одновременно такой же поток беженцев катился с востока, от устья Припяти. И сумевшие спастись уверяли, что Святослав именно там! А значит, это он с основным войском будет близ Искоростеня уже через два-три дня.

Окрестности Искоростеня забурлили: все избы предградья, все ближние веси были заняты беженцами. Княгиня Предслава целыми днями ездила по округе, принимая и пытаясь устроить их под крышу, обеспечить хотя бы самым необходимым. От подступающих киевских дружин многие бежали из домов, едва успев набросить кожух, и остались без ничего. У иных не нашлось даже кресала, чтобы развести огонь и погреться по пути. Почти все княжеские запасы уже были розданы. Жили в гумнах, в банях; чуть ли не в погребах. Ходили греться и спать в тепло по очереди. Ждали невесть чего. Даже если Володислав разобьет русь и можно будет вернуться по весям – как жить зимой на пепелище? Чем жить, когда все хозяйство порушено? Бабы причитали, и уже поговаривали, что полона ждут как избавления – там хотя бы в тепло посадят и покормят.

Одно было хорошо: все мужчины из беженцев, кто не попрятался по лесам, теперь собирались к Искоростеню. С каждым днем их становилось больше, рать деревская росла, как на дрожжах. Володислав, Величар, Коловей – все, кто хоть что-то понимал в ратном деле, – целыми днями обучали новых ратников. Даже Берест.

Однажды он наткнулся на беглецов из Доброгощи – соседней с Малином веси, где жила дальняя родня. Поговорили немного, но о других – о Здоровичах, Истомичах, Рощуках – в Доброгоще не знали. И как их искать теперь? Вся жизнь стала бурным морем, по нему носились щепки прежних семей и родов, и никто не знал, к какому берегу их прибьет. Если не утянет на дно. Если они не мертвы сейчас – все те добрые люди, что старались помочь малинцам в беде, пока это была лишь их беда.

По очереди с другими Берест ездил в дозор – навстречу русам. Видел в восточной стороне дымы горящих весей – трех, четырех, пяти… Каждый день дымы становились ближе. Через те места он проходил с княжьей ратью не так давно, по пути к Нелепову. До Искоростеня войску Святослава оставался какой-нибудь день пути.

– Завтра, много – через день, они здесь будут, – сказал Володислав, собрав своих новых бояр в обчине Святой горы. – У нас теперь полторы тысячи воев, у них – столько же или больше. Насколько больше – не ведаю. Там стяг Святослава, значит, он идет.

– А Свенельдич где? – спросил кто-то.

– Видать, с тем войском, что в Малине. И последняя надежда наша – попытаться Святослава разбить, покуда Свенельдич не подошел. Дать им соединиться – можно сразу на краду всем ложиться, их будет слишком много. А поодиночке…

– Разобьем? – спросил полный надежды одинокий голос.

– Даст Перун милости… разобьем, – Володислав старался держаться бодро, но его взгляд выдавал, что помыслы его уже где-то за гранью мира живых. – Но если не выйти Святославу навстречу сейчас, то завтра придется их двоих встречать. Слишком дешево отдадим и внуков Дулебовых род, и всю землю Деревскую.

– Навстречу пойдем?

– Пойдем на Размыслово поле, – начал Величар. – Я уж думал…

Он не только думал. Когда вчера стало ясно, что с восточной стороны грозовая туча подойдет вплотную раньше, чем от Малина, Величар сел на коня и с отроками съездил вперед, туда, где во влажном стылом воздухе ощущалась гарь пылающих весей. Объехал местность, посмотрел и выбрал поле – такое, где древляне, даже уступая числом, при умелом руководстве и отваге ратников имели бы надежды на победу.

Кто-то охнул: Размыслово поле отстояло от Искоростеня всего на поприще. Неумолимый враг был у самого порога.

– Там с одной стороны у поля ручей, с другой – овраг с кустами, – начал объяснять Величар, рисуя полными руками в воздухе перед собой. – Коли мы между ними встанем, поле перегородим, а у ручья под скатом засадный полк укроем…

– Да зачем силы делить! – воскликнул Коловей. – Они два полка-то один за другим и разобьют!

– Помолчи, Колошка! – осадил его Величар. – Ты еще отрочатей при мамке был, а я уже в Греческом царстве под Ираклией бился. Засадный полк – большое дело. Там, на поле, для всех сразу и места не хватит. Забыл уже, как от Нелепова мы бежали, чтобы нас в клещи не зажали меж городцом и той дружиной? Теперь сами зажмем. Если с умом распорядиться – с тем и победим. Я в засадном полку сам встану. А ты с князем вместе на челе пойдешь.

Довольный этой честью, Коловей больше не спорил. Стали делить, какая ватага на каком краю встанет.

Володислав не снимал руки с золоченой рукояти Ингорева меча. Завтра тот засверкает, как молния, над головами дружины Ингорева сына. Дальше мысли не шли. Завтра будет последний день жизни.

Размыслово поле – клин старой пашни между ручьем и заросшим кустами оврагом. Ручей было замерз, но грянула оттепель, и он вновь вскрылся, раздулся от талой воды. На черной пашне лишь в бороздах лежали остатки грязноватого снега. С рассвета деревское войско выстроилось на западном краю пашни. Мокрая земля липла к ногам. Большинство воев пригнал сюда наступающий с разных сторон враг, но, собравшись вместе и увидев, как их много, древляне приободрились. За боевым чуром Володислава следовало более полутора тысяч человек, каждый с топором, или с копьем, или с луком. Три десятка молодых, крепких, решительных бойцов с хорошим оружием Володислав собрал к себе в ближнюю дружину – чтобы бросить ее на помощь туда, где будет наибольшая опасность. Четверых надежных парней назначил своими телохранителями – чтобы оберегали в гуще сражения. В число их попали Медведь и Берест с его варяжской секирой. Мало кто пока, кроме боярина Величара, мог похвалиться такой добычей, как эта секира. Берест был доволен – даже не столько честью, сколько тем, что у князя будут свои телохранители. Как они важны, он знал лучше всех. Если бы не телохранители, младший сын Свенельда уже месяц как был бы мертв. Его оружник принял в грудь сулицу, предназначенную Люту. Берест понимал: выпади случай, и ему придется сделать то же. А случай в бою не замедлит… Но страха не было, была лишь решимость сделать свое дело как можно лучше. Что ему в жизни, сироте безродному? А князь – залог победы всего рода деревского, всей земли. Не сплошать бы. Покон второй – «да володеет землей Деревской род Дулебов» – оставался одним из немногих, что еще держался под ударами судьбы, и за него Берест без раздумий отдал бы жизнь. Уцелеет род Дулебов – устоит и земля Деревская.