Бычка закололи у камней, где это делали местные старейшины, и оставили голову в положенном месте. Потом уселись пировать, слушая пение Бояна.
Век жила княгиня Видомира,
Девять родила сынов могучих,
Им дала отцовы остры копья,
Проводила в дальнюю дорогу.
Как пустились в путь сыны княгини,
Девять лет прошло – не шлют ей вести.
На десятый в лес пошла княгиня,
Взобралась она на дуб высокий,
Девять лет на дереве сидела,
На десятый – родила мальчонку…
Едва родившись, десятый сын княгини потребовал у матери меч и коня и отправился искать своих старших братьев. Искал он их три года и наконец наехал на Белый остров, а там встретил двухголового змея. Оказалось, что сыны Видомиры томятся в плену, ибо не выдержали испытаний Морского Царя. Только младший Видомирович выдержал все – состязание с сыновьями и дочерями Понтарха в стрельбе, скачке и метании палицы, а потом одолел и самого двухголового змея. Тогда тот выпустил на волю его братьев, а ему самому сказал:
Дам тебе я золота без счета,
Дам цветного греческого платья,
И еще получишь ты награду,
В ней моя тебе большая милость.
Лишь того, кого люблю всем сердцем,
Этим тайным даром награждаю.
И поехал младший Видомирович
Вслед за братьями к их матери-старушке.
Славят их девицы на Дунае,
Честь и славу воздают юнаки.
Русы и болгары сидели прямо на земле, тесным кругом сомкнувшись близ певца. Шум ветра над островом уносил звуки золоченых струн к волнам, и ясно было, почему эта песнь – тоже жертва. Боян щедро изливал во славу морского владыки огненную кровь своей души, но сил у него лишь прибывало. Даже Мистина, заслушавшись, забыл их раздор: голос Бояна выстраивал мост в те дали, в какие он одной из своих душ всю жизнь искал дорогу.
Когда Боян умолк, еще какое-то время все слушали шум ветра и волн, будто пытаясь разобрать в них ответ божества.
– И в чем же та награда была? – спросил Ингвар.
– Этого я не могу тебе сказать. – Боян улыбнулся. Отрок почтительно взял у него гусли, другой с поклоном подал серебряную чашу. – Это тайна, и открывается она лишь тому, кто сразится с Царем Морским и выдержит все его испытания.
– Разве я мало выдержал? – Ингвар невольно коснулся лба – таким же движением, с какого христиане начинают крестное знамение, и Боян при виде этого вздрогнул от неожиданности.
След от ожога двухлетней давности уже сошел, но забыть те жуткие дни и ночи Ингвар был не в силах.
– Чего еще ты хочешь от меня, Царь Морской? – Он встал и выпрямился во весь рост, чтобы лучше видеть море и чтобы море видело его. – Разве мало крови нашей мы пролили и тебе отдали? Тысячу бояр и отроков ты взял у меня за один день. Если тебе мало этого бычка – скажи сейчас. Я дам еще. Хочешь биться со мной – выходи. Я готов.
Затаив дыхание, пробираемые дрожью две сотни человек вслушивались в шум валов и крики чаек. Даже у Мистины замирало сердце, когда он вглядывался в блики на волнах. А что, если расступится море и выйдет прекрасный юноша с золотым луком и волосами до пояса… или змей двухголовый в золотой чешуе…
Боян тоже встал и подошел к Ингвару, напряженно, со стиснутыми зубами ждавшему ответа. Тот не шутя предпочел бы погибнуть любой смертью, но не вернуться домой второй раз с прежним позором.
– Не думаю, что Царь Морской примет твой вызов, – мягко сказал царевич.
– Это еще почему? – Ингвар обернулся к нему.
– Он испытывает лишь отроков, не познавших жены. А ты давно имеешь жен и детей.
– Может, он в награду жену дает? – спросил Мистина.
На уме у него была Огняна-Мария.
– Нет, – Боян качнул головой. – Награда его иного свойства.
А Мистина вдруг подумал: не оттого ли ничего не слышно о жене Бояна, который давно уже из отрочества вышел, что он не хочет утратить благосклонность Морского Царя? Царевич никогда не упоминал о собственной семье, но Мистина полагал, что какая-то жена у того в Малом Преславе имеется. Так, может, Боян и вовсе отказался от женитьбы ради награды особого рода?
И уж не проходил ли он, крещеный царский сын, неких испытаний на этом острове мертвых, исполняя скорее старинный прадедовский обычай, чем новый христианский?
Но о таких делах не спрашивают. Мистина лишь притронулся к костяному ящеру под собственной сорочкой и промолчал.
* * *
От берега Белый остров отделяли пять-шесть «роздыхов», обернуться туда и обратно в один день было нельзя. Стены старой постройки немного защищали от ветра и шума; гриди и отроки, привычные спать где угодно, вовсю храпели, но Ингвар за всю ночь почти не сомкнул глаз. В таком месте нельзя увидеть иного сна, кроме вещего, но волнение ожидания привело к бессоннице. Едва задремав, Ингвар сильно вздрагивал и просыпался от ощущения падения. Из тьмы к нему шел кто-то, но пропадал раньше, чем он успевал вглядеться в черты. Он ждал – Чернигу в золотом шлеме, самого Понтарха – в том или ином облике. Но видел иное – багровое пламя и чадный, душный дым «влажного огня» над водами Боспора Фракийского, видел горящих заживо гридей, слышал крики… Вдруг всплывали образы, виденные в тот жуткий день и прочно забытые тогда же, – всплывали впервые за два года. К нему вернулся час самого тяжкого поражения в его жизни.
Или… Пришедшая мысль бросила Ингвара в холодный пот, и он сел на кошме. А что, если это не воспоминание, а пророчество? Ведь он вновь, с теми же гридями – кто в прошлый раз уцелел, – на таких же судах идет той же дорогой, вновь в Боспор Фракийский. Иного пути к Царьграду нет. И кто поручится, что в этот раз его не поджидают огненосные хеландии? Что, если Царь Морской посылает ему предостережение – наибольшее, чем может отблагодарить за жертву? Та самая тайная награда – возможность сохранить жизнь?
Не было сил пытаться дальше спать и продолжать видеть эти сны. До утра Ингвар бродил вдоль моря, вслушиваясь в шум волн. Он готов был к любой встрече – с юношами, стариками, чудовищами… Пусть бы встало перед ним любое чудо-юдо, потребовало какой угодно выкуп – лишь бы ответило, что ждет его и войско впереди…
Но никто ему не встретился, а потом рассвело, проснулись дружины, и пришла пора трогаться в обратный путь. С попутным ветром берега достигли еще засветло. И тут… Над скутарами зазвучали крики, а Ингвар оторопел и застыл, не веря своим глазам.
В перестреле от крайних русских лодий на глубокой воде стояла хеландия. Такая же, как те, что он запомнил по тому страшному дню, – длинное судно с высокими бортами, с двумя мачтами, двумя рядами весел один над другим. Пробрало холодом – казалось, хеландия только ждет их появления, чтобы выплюнуть огненное копье, одетое дымом…
– Она без сифонов! – воскликнул Гримкель, тоже вглядываясь. – Они на носу и по бортам были, а тут нет.
Чуть опомнившись, Ингвар тоже разглядел: ни бронзовых сифонов, ни железных щитов, за которыми от собственного пламени прятали стрелки-сифонаторы, на хеландии нет. Греки-хеландарии при появлении княжьих лодий встали и выстроились вдоль бортов, но за оружие не хватались и вели себя хоть и настороженно, однако мирно.
Все разъяснилось, когда лодьи подошли к берегу. Там Ингвара уже встречал Хельги Красный: на время похода к Белому острову он оставался при войске за старшего.
– Добрая новость для тебя, княже! – крикнул он, едва скутар вошел в волны прибоя. – Роман выслал людей нам навстречу. Предлагает заключить мир. Прямо сейчас, чтобы избавить нас от труда идти до его земель.