Утром Ингвар послал за Мистиной очень рано, едва рассвело и войско начало пробуждаться. Отроки в княжьем стане чистили рыбу утреннего улова, чайки хватали требуху прямо из-под рук. Сам князь сидел у костра, где еще не закипела вода в котлах на похлебку, – в сорочке, нечесаный и невыспавшийся.

– Не спится? – приветствовал его Мистина, слегка поклонившись для порядка и усаживаясь рядом.

– Да лучше б я вовсе не спал! – Ингвар угрюмо глянул на него.

– Что так?

– Я, слышь… старика нашего во сне видал.

– Какого?

– Да Чернигу, жма!

Мистина посмотрел на него внимательно. Не диво, если за разговорами следует сон про то же самое, но Ингвар говорил так, будто видел нечто совсем иное.

– И что?

– Будто пришел, сел возле меня, – знаком отогнав отроков подальше, зашептал Ингвар. – Хочу парней позвать, а не могу, лежу как каменный. А старик весь в белом, только на голове шлем весь из золота. В дружине, говорит, Царя Морского теперь служу, его полки по дну морскому вожу. И сам старик, слышь, не старый совсем – десятке на четвертом, я его таким молодым и не видел. Веселый, смеется все. Морским волнам, говорит, повелеваю именем его, захочу – злой бурей на ворога напущу, захочу – чистым шелком под ноги уложу. Пожалуй, говорит, на пир к господину моему, честью не обидим, чарой не обнесем. Что это было, а? – Ингвар повернулся к Мистине и схватил его за локоть, но тут же выпустил, видя, как переменилось это хорошо знакомое лицо. – Ты Чернигу дальше всех провожал… – Князь кивнул на море, зеленовато-голубое, мягкое и теплое даже на вид в это солнечное утро. – Чего он хотел от меня? Зачем за собой звал? Что – на сей раз мне из греков не вернуться?

– Успокойся. – Мистина прикоснулся к его плечу. – Я так думаю… это добрый знак.

– Добрый, жма! – Ингвар вскинул брови. – Меня на дно морское в гости зовут, а тебе добрый!

– Чернига нам по старой дружбе услугу оказал. Видно, замолвил словечко перед господином, – Мистина тоже показал глазами на море. – Тот и отпустил его повидаться. Помнишь, тем летом Боян нас уговаривал поехать Белому острову поклониться? Ты не велел. А он ведь говорил: кто Белому острову поклонится, тому будет счастье на море и легкая дорога. Мы не поклонились… и не было нам счастья на море.

«Мне не было», – мысленно поправил побратима Ингвар.

– В этот раз Царь Морской нам боярина прислал. В гости зовет. Что, опять невеждами себя покажем и сами себя загубим? Ты – князь русский, воля твоя.

Ингвар помолчал, потом подавил вздох. Знаком подозвал отрока:

– Скажи Гримкелю: пусть пошлет к болгарам. Я Бояна самого сюда зову. Пусть скажут, русский князь желает песнь про Морского Царя послушать…

В Нижнем Подунавье ходило немало преданий о Белом острове. В незапамятные времена, как рассказывали, был он весьма велик: и дубравы на нем шумели, и ручьи бежали, зверь лесной водился, и луга чистые расстилались, где паслись стада и табуны Морского Царя: днем – белые, привезенные ему в дар, а ночью – черные, выходящие из волн. В самой середине острова стоял белокаменный храм, а в нем золотое изваяние: с одной стороны посмотреть – прекрасный юноша с волосами до пояса и с луком в руке, а с другой – двухголовый змей. У ног изваяния – круглый щит весь из золота, а в храме и стенная роспись, и резные столпы, и шелковые занавеси. По-гречески имя хозяина острова было Понтарх – владыка Понта. Рассказывали, что в старину раз в год устраивались в честь Морского Царя состязания отроков от двенадцати до семнадцати лет и победитель удостаивался особой награды от владыки острова. Юные девушки тоже раз в год собирались к другому месту острова – к пещере, куда вела увитая виноградом, вырубленная в скалах тропа. Снаружи там журчал источник с целебной водой, а внутри таилось озеро, никогда не видавшее солнечного света. Озеро то было входом в царство мертвых, и охраняли его девять чистых дев…

После этих рассказов нынешний вид Белого острова внушал одно разочарование. С тех пор как апостол Андрей разбил его своим посохом и погрузил на дно моря, остался скалистый клочок суши размером в пять-шесть перестрелов в длину и ширину, голый, если не считать ковыля и чахлого кустарника. Ни ручьев, ни еще каких источников не уцелело, только чернели среди зарослей две-три полузасыпанные ямы древних колодцев, так что воду приходилось везти с собой.

В самой середине виднелись остатки постройки из сложенных без раствора белых глыб. Когда-то она была весьма внушительной – стены, все одинаковой длины, тянулись шагов на пятьдесят-шестьдесят. Сохранилось и остатки трех-четырех внутренних стен, деливших постройку на неравные части. Кое-где на камне читалась полустертая ветрами резьба – везде в узоре повторялись щит, лук, стрелы. Много поломанных резных досок и столпов из белого камня валялось на земле, вблизи от развалин и поодаль.

А на самом высоком месте острова возвышался большой, сверх человеческого роста, каменный крест. Тоже очень старый, облизанный ветрами и брызгами, издалека он напоминал мужа в белой одежде, исполинского роста, что застыл над морем с раскинутыми руками. Будто волнам повелевает… Завидев его еще с воды, Ингвар невольно вздрогнул: Морской Царь!

Без умелого кормчего к острову едва ли кому удалось бы подойти: подводными камнями он был окружен довольно густо. Но Боян и его люди бывали здесь часто – каждый год – и одолели путь благополучно. Узнав о том, какой сон явился Ингвару, Боян тут же согласился с Мистиной: это приглашение.

– Я ведь говорил тебе еще тем летом, – напомнил он. – Ищущему счастья на море нужна благосклонность морских владык. Если бы ты еще тогда согласился принести жертвы… Белому острову, то, быть может, Бог послал бы тебе больше счастья в походе.

– За одного битого двух небитых дают, – ответил Мистина, видя досаду на лице побратима. – Мы с тех пор подорожали.

Видя, как по-дружески и непринужденно встретились Мистина и Боян, никто не заподозрил бы, каким образом они расстались. Они ничуть не начали доверять друг другу, но пока верили, что их выгоды сходятся. Мистина сдержал слово: Огняна-Мария и не догадывалась, какая опасность ей грозила. Теперь дело было за Бояном. Получат ли русы обещанное – зависело от греков. Однако, судя по веселости Бояна, тот уже имел некую заручку от Романа. Мистина допускал, что болгарин попытается предать еще раз – но не сейчас же, когда на самой границе его страны стоит огромное войско русов и печенегов.

И не на священном острове, что почитался не одну тысячу лет и для этой части мира был островом Буяном, серединой мира из преданий и заговоров.

Вот скутары, опуская паруса, вошли в бухту. Боян первым выбрался на берег и издалека почтительно поклонился кресту. Ингвар высадился вслед за болгарином – только себя крестом, как тот, осенять не стал.

– Это и была храмина? – он кивнул на остатки здания.

– Рассказывают, будто да. Но я сомневаюсь. Истинный храм стоял в середине острова, а то место сотни лет назад ушло на дно морское. Здесь в те века была самая окраина. Я думаю, вблизи берега жили те отроки, что приезжали сюда проходить испытания, и мореходы, желающие поклониться Понтарху. Но сколько старики помнят, пиры и состязания устраивают возле этих развалин. Ничего другого ведь не осталось.

– А где была… пещера и озеро? – спросил Мистина, скользя глазами по волнам.

На развалины он едва взглянул: ясно же, что священные тайны не торчат у всех на глазах.

– В северной части, – Боян показал. – Теперь там много подводных камней, с той стороны к острову нельзя пристать.

Князь и царевич привезли с собой две сотни человек. Доставили купленного у болгар черного бычка. Помня рассказ Хельги Красного о том, как он уходил из Вифинии, Ингвар и Мистина потолковали меж собой, не порадовать ли Морского Царя человеческой жертвой. У болгар можно было купить пару юных рабов… Но вспомнив, что с ними будет Боян, отказались от этой мысли: царевич-христианин ничего такого не позволит, и если он говорит, что Понтарху довольно пира и песен в его честь, так тому и быть.